Царевна
Оригинал взят у strukova_mv в Царевна
Мне бабушка говорила таинственно и напевно:
в Гражданскую это было, пришла к ним в село царевна.
Держалась она достойно в одежде простой из ситца,
твердила: осилим войны. Просила за Русь молиться.
В рассказанном лжи не вижу: какое же самозванство
не в Лондоне, не в Париже, в Рязани учить крестьянство,
скитаться в года лихие, казаться мечтой о чуде.
Укрыли леса глухие, не выдали добры люди
ни власти, ни волчьей пасти. И так она кочевала,
ни крошечки не просила, ни грошика не искала.
Обители, сёла, тропы, дороги о край Европы.
Гражданская. Глушь. Россия.
Царевна Анастасия.
[Spoiler (click to open)]
* * *
- Что же ты там такое выкопал, - удивлённо приподнял брови Городецкий, шагая вслед за Гурьевым.
Они вошли в штабной вагончик.
- Ладно, неплохо, - кивнул, осмотревшись, Городецкий. Лицо его мгновенно сделалось жёстким, рабочим. - Ориентируй.
Гурьев открыл сейф, достал оттуда серый конверт и, вынув из него три снимка, положил их на столик изображениями вниз. На тыльной стороне каждого снимка были надписи от руки - "дочка", "мама", "бабушка и дедушка". Городецкий несколько секунд рассматривал нехитрый пасьянс. Гурьев показал пальцем на "дочку" и кивнул. Нахмурившись, Городецкий протянул руку, перевернул фото, поднёс к глазам. И долго, бесконечно долго рассматривал.
- Красавица, - он кивнул и взял следующий снимок. - Беру прикуп.
Некоторое Городецкий время цепко разглядывал оба фото:
- Ты смотри. Бывает же. Какое сходство.
- Всё? - с интересом спросил Гурьев.
- Нет, - буркнул Городецкий. - Не всё. Где-то я её видел. Где?
- Стареешь, секретарь, - вздохнул Гурьев, кивая на третий снимок.
Городецкий, коротко глянув исподлобья на Гурьева, поднял последнюю фотографию - и резко откинулся на спинку стула. Гурьев увидел, как натянулась у Варяга кожа на скулах. Городецкий сложил все три снимка в одной руке веером, словно карточную колоду, и смотрел на них минуты, наверное, две. Гурьев молчал. Даже глаза прикрыл.
Городецкий медленно, словно нехотя, сложил фотографии в конверт. И, зябко поведя плечами, проговорил:
- Вон зачем ты сюда рвался.
- Да если б я знал, зачем я сюда рвался.
- Но что-то же ты чуял.
- Не это. Не это, Варяг. Я до сих пор поверить не могу.
- Это точно?
- Это точно. Всё сходится - чуть ли не до часов и минут.
- А я-то думаю: за каким лядом тебе ермаковские показания вдруг понадобились. Пришлось тряхануть его как следует, чтобы правду сказал, наконец, мразь. Вот оно что. И дальше?
- Надо сказать ей.
- Спятил ты, что ли?! Советский ребёнок, комсомо...
- Не городи чушь, Варяг. Ничего в ней этого нет. Я её три с половиной месяца наблюдаю - каждый день. Это царская кровь.
- Дальше?! Что мы дальше с ней будем делать?!
- Это неверная постановка вопроса, Варяг. Верная будет такая: что она с нами захочет делать? Что захочет - то и сделает. Может и послать на все четыре стороны. А может - и нет. Вот если нет - тогда будем думать дальше. Царская кровь - это суд, Варяг. Суд окончательный, суд - на земле - последний. Как присудит, так и будет.
- Есть у тебя план - на случай "не пошлёт"?!
- Есть.
- Ага. Интересно. Ты Колчакову жену на этот предмет дёрнул?
- Да. Она её сходу признала. В общем, Варяг, готовься - сегодня вечером. Устроим маленькую пьянку по случаю окончания раскопок - и скажем. Войдём по самые ноздри.
Вадим Давыдов, "Киммерийская крепость" ("Наследники по прямой") (если кто не читал ещё)