АЛЕКСАНДР ФИЛАТОВ (1943-1988)
СТОРОЖ
Из неопубликованной рукописи «Как это было в Редких Дворах» (1986)
После больницы Филипп Бочарников ещё две недели лежал дома, соблюдая предписанную диету и режим. Наконец, в субботу, встал пораньше, оделся, вынул из комода свёрток с налоговыми квитанциями, давнишними облигациями и прочими бумажками. Среди них нашёл больничную справку, завернул в клочок газеты и вышел из дома.
Утро было ранним и свежим, с капельками росы, с запахом поздней маттиолы. Орали ещё петухи и стадо, только что тронутое к выпасам, мычало в лощине.
Несколько мужиков стояли у правления, откашливаясь, и раскуривали папиросы, болтая по пустякам.
- Там? - подходя к мужикам, спросил Филипп.
- Там! - ответили в несколько голосов.
Бочарников приоткрыл дверь кабинета, рассматривая залитую низким солнцем узкую комнату с рядами столов, телефоном и нахлобученными стульями.
- Можно, Пал Ваныч? - спросил он.
- А, Филя? Заходи, заходи! Раненько пожаловал. Ну-ну, как здоровье? Слыхал, слыхал… Да вот, всё никак не мог проведать - работа брат, - говорил бригадир и шёл навстречу. - Всё это война нам оставила. Плохо, совсем плохо. Сколько страдает нашего брата, поди тридцать лет - а сколько страдает! Как операция прошла? Да ты садись, садись!
- Я, Пал Ваныч, бюллетень принёс, вчера врач приезжал, попросил закрыть, а то тяжело без дела, думки плохие в голову лезут, - сказал Филипп.
- Им-то что? Закрыли ну, и ладно… А работать, Филя, надо, с людьми - оно всё забывается. Что делать собираешься?
- Мне б пока полегче что, болит ещё, как горит в животе…
- Думаю о тебе, думал… Вот если б ты в сторожа согласился, а? Мужик ты честный, грамотный, так что и шоферня не обманет, если ночной вывоз организуем, да и зерну с тобой спокойней… Справишься? - спрашивал бригадир и подмигивал.
- Попробую, - сказал Филипп.
- Ну и прекрасно! Значит, в понедельник с обеда начнем пробный облёт, так что с вечера заступай. С девяти вечера, понял? А пока отдыхай, силёнок поднакопи - вид у тебя не очень.
Бочарников пошёл домой прямиком через заброшенное футбольное поле, изрытое, истоптанное тракторами. Шёл, озираясь и щурясь от солнечных лучей в упор. Брови густо нависали чёрными щётками на маленькие глаза, лоб морщинился бороздками, прямыми и рваными, как молния, бритые щёки были впалыми и припухшими. Идти было недалеко, и шёл Филипп, медленно ступая. Будто в кадре замедленном, и казалось - вот плывёт человек и широкими ладонями воздух загребает.
Жил он в самом центре села, в небольшой хатёнке, всегда подсинённой и чистой, с десятком кур, десятком кроликов, с женой и двумя детишками, ещё не очень выросшими. С год, как он продал корову. Из самого косарь был уже никудышний, а жену он жалел - не позволял дотрагиваться до косы и вил.
Заплошавший, он совсем отстранился от работы по дому, в колхозе ездил на водовозке, а когда зима приходила, день в день ходил по наряду за старшего - куда пошлют, и страдал тяжело. Только виду не подавал, а когда узнали в селе, что в больнице и что операцию ему сделали, только и говорили: «Не может быть! На вид не похоже…»
Вообще Филипп спокойным был, жил немного не так, как прочие, и это не так выражалось в том, что любил он всякие картиночки, задачки любил решать, и хоть не мастеровой был, а всё ножиком стругал да буравчиком сверлил. Более всего посидеть он любил просто так, то ли размышляя, то ли слушая болтовню сынишки, то ли ещё почему…
Читать весь рассказ на Литературной Белгородчине Страница Александра Филатова на ЛБ