Антон Петрашевский. На протяженье многих зим...
АНТОН ПЕТРАШЕВСКИЙ, ВАРВАРА ДАНИЛОВА
НА ПРОТЯЖЕНЬЕ МНОГИХ ЗИМ…
Из журнала «Добродетель» (2017)
…Ну вот и «Парк культуры». Выйдя из метро, Фео услышала внутри организма настырные ритмы. Те же, что вчера, когда во время интервью с пожилой разговорчивой особой, ощутила острый приступ сна и запаниковала: надо срочно вспомнить что-нибудь смешное! И оно тут же зазвучало:
…Не галдите, бабки, над покойником.
Нечего терзать рыданьем грудь
Пусть идёт, идёт себе спокойненько.
Это не последний - первый путь…
И вот теперь. Другие слова. Но в том же ритме. Подземелье памяти, поглотившее имя автора, усильями ума не открывалось. И она, смирившись с тайной, пошла своим маршрутом: к Никольскому храму, к чудотворному образу Божией Матери «Споручница грешных».
В храме пробыла вроде и недолго - поставила свечи, написала записки. А вышла - уже в синеву сумерек. В любимую зимнюю московскую синеву, где замирает время и обступает вечность. Легко, безмятежно и непреложно. За то долгое время, что она не была в Москве, деловые и дружеские связи были растеряны, душевные - завалены житейским хламом и прозой газетных будней. Совсем забыла Фео столицу. Но не забыла она её. И однажды призвала. В свои переулки, в свои церквушки. И тогда она, едва лишь ступив на перрон Курского вокзала, она каким-то внутренним зрением увидела: Москва наполнена ангелами. И зрение её не обмануло. Да и вообще ругаемая всеми «погрязшая в суете и торгашестве» столица перед ней почему-то стала поворачиваться лучшими своими гранями - странноприимством, бескорыстием, сердечностью, а пустыня её - заполняться яркими личностями полезными встречами, удивительными даже открытиями. «…Возлелеян «ахами» и «охами» Зримый и любимый Богом край…»
Вышла из церковной ограды, направилась было к метро, но что-то заставило оглянуться. Что? Прохожие как прохожие. Передвигаются себе. Только вон один чего-то застыл посреди тротуара, ссутулившись над телефоном. Ну и пусть себе стоит, тебе-то что - сказала сама себе. Но не могла сдвинуться с места. «…Гроб и яма. Плач и причитания. Вот хоронят люди мужика. В белом весь, окончены страдания. На глазах два медных пятака…» И вот он, поднял голову, встревоженно озираясь и - казалось - прислушиваясь. И вдруг… Она даже не успела подумать «Не может быть». Потому что как же «не может», если вот он! Автор! «…Он раскидан маленькими крохами По полю - огромный каравай…»
Антоний. Юный сумасшедший восторженно-влюблённый сердечный друг её давно прошедших дней. Он был родом из трудных подростков - неординарные умственные способности и творческие устремления торчали из него, как из Страшилы солома, и не находили ни понимания, ни применения, ни, естественно, признания. Поэтический талант его был непререкаем. И мучителен. И сладкого существования не сулил. А вокруг шла перестройка и всё разваливалось. Как по всей стране, так и в их городе. В союзе писателей сидели какие-то кооператоры, брокеры вперемежку с пытающимися перестроиться художниками и поэтами. Но всё казалось серо и бесперспективно. И они друг другу ничем не могли помочь. Оставалось беспечно бродить по-осеннему или по-зимнему красивым аллеям и разговаривать стихами Пастернака. Их ещё кормил своим смыслом недавно прочитанный «Доктор Живаго». «На протяженье многих зим, Я помню дни солнцеворота, И каждый был неповторим И повторялся вночь без счёта…» Иногда Антоний читал свои сочинения, вставляя между ними фразу: «Вообще-то, я считаю, нам должны платить деньги только за то, что мы красивые люди!»…
Читать весь рассказ на Литературной Белгородчине
Страница Антона Петрашевского на ЛБ
Скачать номер журнала «Добродетель» (PDF)