Плотники из Редких Дворов
АЛЕКСАНДР ФИЛАТОВ
ПЛОТНИК УРОВЕНЬ И ПЛОТНИК КАРНАУХОВ
Рассказ из рукописи книги прозы «Как это было в редких Дворах» (примерно 1986 год)
Жили в Редких Дворах два плотника. Вместе домишки ставили, заборы и плетни городили, колодезные срубы венец в венец вели. На этом и дружбой сроднились. Цигарки порознь не раскурят, стакана не разопьют.
Карнаухов пошустрее был - газетки читал на досуге, книжки иногда - оттого и плешь ранняя тронула его. Так думал он, по крайней мере. Уровень лбом потуже - в войну был под началом стройбатовского старшины и в мирное время сам топором не тюкнул. Всё в колхозной артели околачивался и без неё - ни шагу.
Карнаухов постарше. На пенсию раньше вышел. А как вышел - тут же и расслабился. Путёвку дали в Сестрорецк - подлечиться. Вернулся из приморских краёв - ещё глубже морщины, сутулость больше. Пробовал бригадир раскачать его - звал то полы в коровнике поправить, то в амбаре дверь перевесить, то сеткой газовые баллоны обнести. Не шёл Карнаухов.
Уровню интересно это было, выведать всё хотелось что к чему - и так подступал к другу и этак, а тот - молчок, только пару слов бросит, словно на ветер:
- У меня, Уровень, своя работа... И посурьёзней.
Подивится Уровень - и на работу идёт с топориком да ножовкой. Возвращается с шабашки - сидит Карнаухов; вечером Уровень с ведром к колонке - снова сидит приятель.
- Какая такая у него работа? - думает Уровень. - Вот и антенна плашмя на земле лежит с прошлой зимы, и у зятя шифер на гараже, как потоптались по нему... Нет, тут что-то не так! Тут без того - не то...
Не вытерпел как-то, под мухой шёл от свояка. Надо бы другой дорогой, но нарочито круг дал.
Карнаухов, будто сова надутая, на лавке мучается - сидит. И палкой у ног что-то малюет.
- Здорово! - говорит Уровень. - Скучаешь?
- Чи-и-и, - отвечает тот, подвигаясь и место давая. - Не перебивай! Не видишь, дело делаю...
Гыгыкнул Уровень. Перебил, не постеснялся. Сказал, словно заговор готовил:
- Подсобил бы мне, а? По старой дружбе.
- Что подсоблять надо?
- Сараишко новый решил поставить, обапалков выписал... Как-то самому несподручно.
- Нет, Уровень, не могу.
- Что ж так, что не можешь другу уважить?
- По камню я теперь, по камню пошёл... С деревом начисто покончил...
Уровень поначалу снова гыгыкнул, потом глазами так заработал, что они, будто лопасти, на четверть повернулись,
- По какому такому камню? - спросил он осторожно и опасливо по сторонам глянул.
- Начал по кирпичу, красному и силикатному, но это, брат, пока, временно.
Не понял Уровень, хотел плюнуть - да домой. Но задело за живое уж больно.
- Чего язык-то стружишь? Вон телевизир на гвозде смотришь, кобели по двору шастают, как по улице... А тоже в дурь - по кирпичу! Красному, силикатному! Да ты его в руки брал хоть раз? Обленился ты, Карнаухов! Обленился - на пеньзии. А как на курохт съездил - совсем, выходи строиться... Труха посыпалась! У меня мозоли на руках - во какие, глянь! С детишками весовую ставлю. Нет, чтоб товарищу верному помочь - так он ещё фантазии разводит... Запаршивел ты - и весь тут мой сказ!..
- Уровень, - мирно сказал Карнаухов, - я всегда тебя подозревал. Замечал и раньше, что ты колун колуном... Да ты сядь и послушай, не дёргайся, как живчик. Послушай! Вот сижу я на лавке - и думку думаю. А ты порешил, что бездельничаю. Нет, брат! Как бы не так... Сорок лет мы с тобою плотничали да столярничали, от хаты к хате ходили, от свинарника к свинарнику, деревню после войны ставили... Правильно я говорю?
- Ну и что? - нетерпеливо спросил Уровень.
- А вот покажи-ка ты мне, плотничек, где оно, наше-то осталось?.. Не перебивай... Две хатёнки всего - твоя да моя - и те валятся, с завалинок гниют. Остальных - нет. Нема уже их! Редко даже какая закутком для козы стала. Другие так просто в печках сгорели. Дымом истекли туда, в небушко, Уровень! Истекли, Уровень! Да сам ты погляди кругом. Вот у Панковых - знаю, что халтурщики кладку вели, а поди, в мастерах ходят, в почёте жизня ихняя, И помрут - все поминать будут, мол, вот были такие в Редких Дворах... Да это что! Так я и. раньше подумывал, а как съездил в Сестрорецк... Да что там слова! С тех пор и решил на кирпич перейти. Научусь как следует, потом - на камень! Есть такой - дикарь называется, на горах да под землей растёт...
Карнаухов вздохнул тяжело и как-то лукаво посмотрел на Уровня.
- Сдурел ты, товаришочек! Обленился... - прошептал Уровень. - Вроде ты и не намного старше меня, а заплошал как!
- Может, оно и так, может, и заплошал, только мне хорошо так жить и строить так хорошо... Вот повозили нас там - насмотрелся... И знаешь, что удумал: отсюда, где сидим теперь, поведу я аллею - липовую и кленовую - до самой Катьки Райковой. В два ряда аллею, Уровень.... Довожу, значит, до Катьки - поворот направо, дальше-то лужок сплошной...
- Почему ж направо? - перебил Уровень.
- Да потому и направо, что там лужок сплошной. Задумал я там поставить фонтан - из мрамора. Тоже камень такой, только шибко культурный... Ох, и любил же его Расстрелий! Так вот, повернул я - и по бурьянам - до Ольховского колодезя... На месте колодезя ставлю я беседку и стадион для детей рядом. Крытый такой весь, ну, как в телевизоре - видел? Это когда на коньках катаются - прыгают и разные ласточки выделывают... Простенки у меня белые, а внутри - облицовка разноцветная, стекло кругом, чтоб солнце не задерживать... Так обидно мне стало, Уровень, как посмотрел я на Расстрелия! Обидно от того, что мы - вот такие, что всю жизнь хаты рубили - всё чтоб пониже, чтоб окна - как дырки в скворечнике... И ответ за это на нас с тобой, Уровень!
- Для чего ж, если не секрет, беседка твоя? - закричал неожиданно Уровень. - Для чего ж все эти глупые фантазии?
- Чтоб пришёл ранним утром и посидел. А то и вечером...
- Как это? Посидел, говоришь? Хе… Посидеть и тут можно, за шею не капает, чай? А как дождь повалит - чего ж сидеть на сквозняке да насморку ловить?
- Ну, так просто - посидел, подумал, побеседовал мирно с кем-либо...
- Ты не то, Карнаухов, загибаешь, не то язык твой дурной стружит. Стадиона ему захотелось. Это мы-то с тобой кататься будем? Или как?.. Я включу телевизир и смотрю с бабкой мирно да ладно, оно мне и приятно, а хоть и задремлю всё ж на диване... А у тебя антенна с зимы валяется, телевизир на гвозде смотришь...
- Ладно тебе кривить. На - гвозде! Потому и валяется, что задумался я серьёзно...
- Шелёвку бить некому! - закричал Уровень. А он задумался. Учёный какой сыскался!
- На шелёвку другого поищи, я по камню теперь, понял?
- По камню, по камню! Короедная твоя душа... Тьфу, связался, аж затошнило от дурацких слов! Пошёл я, не о чем мне с тобой болтать, сарай надо ставить... А тебя я десятой дорогой теперь обходить буду, Ишь, Расстрелин какой...
И пошёл Уровень с топориком под мышкой. Пошёл доски приколачивать - где взакрой, а повыше, подальше от бабкиных глаз, как придётся...
Карнаухов остался один. Ведёт он свой узор - то веерком раскинет камень на перекидном мостике, то фонтан лепкой украсит.
Звёзды высыпали густо-густо, и фонари на ферме вспыхнули.
- Интересно, да, очень интересно, - думает и прошёптывает Карнаухов. - Как это через сто лет будут говорить о нём? Вот, мол, был один большой строитель - звали его Карнаухов... Любил он камень дикий. И культурный. И кладку вёл, какую теперь не ведут... А может, и не вспомнят?
И говорить не будут? Какую ж там кладку, когда топор взял в руки...
Он прикинул, когда взялся за ремесло свое плотницкое и столярное. И поёжился, будто от ветра, ледяного и жгучего.
- У Панковых шестеро было, кажется... Осень дождливая, а в землянке - вода по щиколотки. И Антон пришёл с Перекопа без ноги и с шеей порубленной...
И так явственно вспомнил его голос Карнаухов:
- Давай, парнишечка, зови приятеля своего, - хатёнку поможете поставить. Христом богом прошу, пропадают детишки...
- Не умею я, дядя Антон, ничего не умею! - кажется, так ответил ему тогда Карнаухов.
- Я, сынок, тоже не умел драться за народную жизню, а вот пришлось, - не посрамил имени своего и общества нашего деревенского...
И кривенькая вышла та хата, больше на тарный ящик смахивала, чем на жилище, но выходили из неё несгибаемые Панковы - трое на поле бранном полегли под Курском, и остались трое, и новые народились...
Хорошо думалось Карнаухову, когда звёзды высыпали густо-густо и весь небосклон заполонили...
Жили в Редких Дворах два плотника. Вместе домишки ставили, колодезные срубы венец в венец вели, вместе цигарки раскуривали и по рюмахе пропускали вместе... И жил в городе Санкт-Петербурге мастер Расстрелли…
Публикуется по авторской рукописи
Читать на Литературной Белгородчине
Страничка Александра Филатова на ЛБ
К сожалению и стыду своему, вынужден просить помощи для продолжения активной работы по наполнению Литературной Белгородчины. Не хотелось бы бросать эту работу на полпути, затрачивая драгоценное время на добывание средств существования. Если кто-то из читателей имеет возможность оказать помощь, буду бесконечно признателен. Мои реквизиты: карточка Сбербанка 5469 0700 1338 0130 и кошелёк WebMoney R133139850655