Памяти митрополита Хризостома
Впервые я встретился с архиепископом Хризостомом 1 октября 1979 года. Обратиться к нему мне посоветовала Елена (в крещении - Ольга) Яковлевна Ведерникова. По ее словам, он свободно рукополагал евреев с высшим образованием.
На следующий день после разговора с Е.Я. я пошел в ОВЦС на улице Рылеева. Пришел заранее, в 8.25, чтобы встретить Хризостома, когда он появится. Но он пришел еще раньше и уже беседовал с какой-то японской делегацией.
- Вы к кому?
- К архиепископу Хризостому.
- По какому вопросу?
- По личному.
Швейцар вызвал какого-то мальчика, сказал, что это секретарь Хризостома.
Опять:
- Вы по какому вопросу?
- По личному.
- Доложу.
Я просидел на стуле у входа до пяти часов вечера. В пять ко мне подошел Хризостом.
- Вы чего тут сидите?
- Хотел бы побеседовать с вами, Владыко.
- Приму через полчаса.
Я сказал, что хотел бы служить в церкви, кем угодно: священно- или церковнослужителем. Подал ему автобиографию.
- К кому из архиереев обращались до меня?
- Обращался более чем к 20 архиереям по всему Советскому Союзу. Но все отказывались.
- А почему раньше ко мне не приходили?
- Потому что ОВЦС - самое гэбизированное учреждение РПЦ.
- Обещать не могу: высшее образование, кандидат наук, свободно владеете иностранными языками, к тому же Эдельштейн…
- У меня мать полька, Владыко.
- Это еще хуже - Эдельштейн все равно что Рабинович, а католиков у нас не любят почти как евреев. В общем, ничего обещать не могу, ответ дам в течение месяца.
Рабочий день уже закончился, архиепископ пошел меня провожать. Выходя в коридор, он сказал негромко: «Зря вы все так КГБ боитесь. Там есть умные люди, с ними можно, даже приятно разговаривать. Они тебя слышат и понимают. Бессмысленно говорить с партийными бонзами. Эти никого не слышат и ничего не понимают. Вот их и надо бояться». Благословил меня и вернулся в кабинет.
Я тогда жил в Саратове, работал архивариусом в епархиальном управлении. В конце октября меня вызвал архиепископ Пимен.
- У меня для вас две новости, хорошая и плохая. С какой начинать?
- С плохой, если можно.
- Арестован отец Глеб Якунин.
- А хорошая?
- Телеграмма от архиепископа Хризостома: «Рукоположение возможно в любой день, приезжайте в курский кафедральный собор в субботу или воскресенье».
Архиепископ Пимен разрешил уехать в Курск только 15 ноября. В воскресенье Хризостом рукоположил меня в дьяконы, в следующую субботу - во иерея. Каждый день приглашал на обед, подарил подрясник, очень добродушно беседовал часами. В день памяти Иоанна Златоуста (по-гречески - Хризостома) пригласил всех священнослужителей кафедрального собора на обед. Спиртного на столе нет, коньяк и другие напитки разливает иеродьякон Василий. Кому и что - распоряжается Хризостом. Сам не пьет, беседует со священниками.
- Как поживаете, отец Никодим?
- Спасибо, Владыко, все хорошо.
- Как вы думаете, отец Никодим, какой самый страшный грех для священнослужителя?
- Наверное, сребролюбие, Владыко.
- Ну конечно, вам зарплаты настоятеля собора и секретаря епархиального управления не хватает. Нужны отдельные квартиры для вас, для сына-студента, для других членов семьи. Всем нужно по машине… Сочувствую вам, отец Никодим, но мздоимство в епархии не поощряю. Отец Николай, а что вы скажете, какой самый страшный грех?
- Наверное, прелюбодеяние, Владыко.
- То-то от вас, отец Николай, дорогими духами несет. Волосы и бороду бриолините. Понять могу такую слабость, но если что-то узнаю - непременно запрещу в священнослужении. Но повторяю - понять могу. Нет, отцы, дело намного проще. По-моему, самый страшный грех для священнослужителя - это празднословие в алтаре. Этого никогда понять не смогу. Будь на то моя воля, я бы за болтовню в алтаре коленом под задницу и больше никогда в алтарь бы не пустил. Совершает проскомидию, а сам рассказывает, как загорал на Тускаре или на Сейме… Отец Георгий, вы будете служить в церкви Иоанна Богослова в селе Коровино Волоконовского района Белгородской области. Прихода там нет, в церкви много лет не было службы. Сможете восстановить храм, создать приход - служите. Интеллигенты-краснобаи церкви не нужны. Завтра за вами приедет женщина из этого села. С Богом!
Приехал на приход. В храме ни окон, ни дверей. Ни одной иконы. По описи самая дорогая вещь - электрический чайник. Все остальное - 50 копеек или 1 рубль. Церковь, естественно, не отапливается. Поцелуешь любую металлическую вещь - губы прилипают.
На Пасху 1980 года, в четверг на Светлой, Хризостом приехал в Валуйки, собрал всех священников благочиния. Сидит зеленый, ничего не ест. Во время обеда обратился ко всем 11 священникам:
- Очень рад, отцы, что у вас такой хороший аппетит. С уверенностью скажу, что никто из вас не соблюдал пост. В этом году я попытался поститься по уставу и вот третий день ничего есть не могу. Если человек соблюдает устав, он не сможет с таким аппетитом есть холодец, пасху и все прочее. Отец Евгений, как поживаете?
Еще 2-3 предложения и вдруг:
- Негодяй! Подлец! Сволочь!
Сидевший рядом со мной настоятель уразовского храма отец Андрей Тетерин ударил по столу:
- Нельзя так говорить со священником, Владыко! И ни с кем нельзя.
Архиерей повернулся к Андрею:
- Вы думаете, он переживает? Таких людей нужно брать за ноги и бить мордой об асфальт, тогда они поймут, что на них сердятся. Во время этого поста отец Евгений исповедовал и причащал здесь в Валуйках старушку. Ему понравилась икона. «Бабка, я у тебя эту икону возьму». «Хорошо, батюшка. Я, наверное, скоро умру, а тебе эту икону завещаю. Я ее очень люблю и постоянно молюсь, на нее глядя». «Ты что, бабка, твои наследники мне икону не отдадут. Я ее сейчас возьму». Снял икону и унес. Дети и внуки этой бабульки послали мне жалобу. Что бы вы сделали на моем месте, отец Андрей? Отец Евгений в каждом доме, где совершает требы, что-нибудь забирает.
Говорят, что митрополит Хризостом бывал груб. Я готов подтвердить это. В мае 1982 года он приехал в село Коровино. Сказал, что его из Курско-Белгородской епархии переводят, и советовал мне тоже перейти в другую епархию. Храм был полон. После литургии прихожане стали кричать, что он хочет закрыть приход, что много лет у них не было священника и опять не будет - никто в такую глушь не поедет. Хризостом сошел с солеи, похлопал по плечу одну кричавшую женщину, потом другую:
- Я восхищаюсь вашей верой. Вы уговорили меня восстановить приход, вы помогаете отцу Георгию ремонтировать храм - сделали новую крышу, поставили окна, двери. Но этого мало. Где ваши дети, где ваши внуки? В храме почти сто человек, но всё пожилые женщины. Пусть ко мне придут ваши дети, я пошлю их в семинарию, и у вас будет священник из этой деревни. Семья отца Георгия живет в Костроме. По моему благословению он будет жить в одном из соседних городов, в Иванове или в Вологде.
Потом Хризостом сидел в деревенской хате, хлебал щи. Икру и шпроты отодвинул:
- Мне каждый день подают их на приемах. Мне икру есть вредно.
В городе Новый Оскол служил маститый протоиерей отец Василий Герасимчук, западенец. Он люто ненавидел архиепископа Хризостома, постоянно называл его Хризостовичем, жидовской мордой:
- Ты, Георгий, полукровка. Был бы чистокровным евреем, он бы тебя из Курска не отпустил, взял бы в секретари. Приехал как-то в Новый Оскол с утра пораньше, надеялся меня в постели поймать, говорит, что я утреннее правило не читаю. Не поймал. У престола стоит по струночке. Кончилась служба, моя матушка кисло так улыбается: «Простите, Владыко, вы не предупредили, что приедете, мы ничего не приготовили. Благословите, чем Бог послал». Входим в дом. Стол накрыт. Ну ты знаешь, я люблю вкусно поесть и выпить. Он поглядел на стол: «Ты, - говорит, - негодяй, подлец, вор. У тебя храм - конюшня, а дом - дворец. Приеду к тебе через три месяца. Если все так останется - выгоню за штат». Повернулся, сел в машину и укатил.
Последний раз я говорил с Хризостомом в Вильнюсе. Там была какая-то диссидентская конференция. Доклады делали президент Литвы, члены «Саюдиса», разные московские и петербургские чиновники. Хризостом принял меня в Свято-Духовом монастыре, благословить отказался:
- Я рукоположил вас во священника, а не в диссидента. Я отказываюсь о чем-либо говорить с вами. Русской Православной Церкви такие священники не нужны.
Повернулся и ушел. Больше я митрополита Хризостома не видел. Ни на одно письмо он мне не ответил.
Я искренне люблю его. Не было случая, чтобы я не помянул его о здравии на любой службе или требе. Теперь буду молиться о его упокоении.