8. В Хэйан - лёжа в повозке
- Я отрублю ему голову! - услышал Бэнкей приятный, мелодичный голос красавца-юноши.
- Я бы не хотел, чтобы вы это сделали! - возразил незнакомый монаху, но не менее благозвучный молодой голос. - Это недостойно благородного человека, это просто неприлично! Для такой надобности в Хэйане имеются особые люди.
Зашуршали тяжёлые шёлковые одежды, затоптались ноги в дорогих кожаных башмаках.
- Оставь его в покое! - прозвучал голос почтенного старика, очевидно, удерживавшего юношу. - Ты имеешь полное право лишить его жизни, и всё же пусть его судят по законам в Хэйане. У нас государство мира и спокойствия, а не северная провинция, где хозяйничают шайки разбойников.
- Вы правы, - ответил голос Минамото Юкинари. - Мы отвезём этого негодяя в Хэйан, пусть его судят по закону. - По натянутому тону, каким сказал это Юкинари, чувствовалось, что он обиделся на старика за Северные провинции.
- Как же мы повезём его? - снова зазвенел голос красавца-юноши. - Я не могу допустить, чтобы для перевозки этого подлого фальшивого монаха ваша светлость отдала свою повозку! Если вы считаете, что мне неприлично самому отрубить ему голову, пусть её отрубят ваши воины!
- Воины Минамото не убивают безоружных, - совсем рядом раздался голос Канске.
Бэнкей приоткрыл глаза.
Над ним собрались оба молодых господина - Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари, хозяева усадьбы - старик и юноша. Канске сидел на корточках возле Бэнкея и разглаживал складки повязки, охватившей голову монаха. Возле самого уха журчала вода.
Бэнкей повел глазами вокруг - и обнаружил, что лежит на дне водоёма. На зиму воду отсюда спустили, и та, что лилась из бамбуковых труб, тоже утекала неизвестно куда. Судя по всему, Бэнкей в последней схватке отступал до тех пор, пока не свалился в водоём, крепко ударившись спиной и затылком о выложенное камнем дно. Как это случилось - Бэнкей не помнил. Он сосредоточился на своих ощущениях и понял, что связан.
- Да и никакой он на самом деле не монах! - рассуждал между тем старик, изменяя как бы незаметно свою позицию. - У него и разрешения проповедовать-то нет! Обычный самозванец, каких в горах великое множество. Ходят, народ морочат. А свои хрустальные чётки он украл у такого же несчастного, как бедный гадальщик. Конечно, закон - это хорошо. Но не ехать же высокому господину весь день верхом только для того, чтобы привезти преступника, которому всё равно отрубят голову!
Тут счёл себя задетым Фудзивара Нарихира.
- Я же сказал, что поеду верхом. Моего коня водят за мной уже несколько дней, он совсем обленился. Я вполне могу ехать верхом целый день!
- Два дня, господин, - снова вмешался Канске, - до Хэйана два дня пути. А скажите, почтеннейший господин, - повернулся Канске к старику, - а у вас здесь нет никакой повозки, вы ведь сюда на чём-то приехали? У вас здесь ведь и слуги где-то есть?
Старик смешался, но принял гордый вид и отвернулся, всем своим видом показывая, что не считает нужным отвечать простому самураю.
Юкинари был очень молод. Его можно было бы назвать также и безалаберным, и ленивым, но дураком он не был. Он сразу понял, что Канске неспроста встревает в разговор высоких особ. Этот приятный старый господин, назвавшийся Отомо Мунэюки, с внуком и внучкой приехал сюда из Хэйана провести дни удаления, потому что трудно найти для очистительного затворничества более подходящее место. Юкинари высоко оценил, что старик ничуть не огорчился, когда в дни уединения вдруг целая компания попросилась на ночлег. Юкинари уже успел обменяться с внучкой господина Отомо стихами - и стихи внушали надежду на более близкое знакомство. Но старик, в конце концов, всего-навсего дед хорошенькой внучки, лица которой, впрочем, Юкинари не видел, а своим людям Юкинари считал необходимым доверять.
Его отец, господин наместник, не раз говорил Юкинари: «Если не доверяешь воину, не иди с ним в бой; не доверяешь слуге - сам застёгивай себе панцирь, не доверяешь повару - не ешь, не доверяешь коню - слезай! Но если веришь - никогда не обижай недоверием».
Старик меж тем продолжал:
- У нас не Китай, где казнят только палачи, только в положенных местах и только в положенные дни. У нас каждый самурай может смахнуть злодею голову, если ему прикажут.
Юкинари решился.
- Этого монаха взяли в плен мои люди. Значит, он принадлежит мне. Я везу его в Хэйан, пусть там разберутся. А вы, почтенный Отомо, выступите свидетелем.
- Я не сегодня еду в Хэйан и не буду торопиться ради этого фальшивого монаха, - буркнул старик.
- Плесни ему в лицо водой, Канске, - вмешался Фудзивара Нарихира. - Мы так все утро простоим, охраняя этого негодного монаха.
- Фальшивого монаха! - поправил господин Отомо. - Не понимаю, зачем эти нежности с гнусным убийцей!
- По-моему, он уже пришёл в себя! - воскликнул Канске. - Его ресницы и веки вздрагивают!
- Так помоги ему подняться на ноги, - велел Нарихира. - Пусть сам идёт к повозке!
Канске махнул рукой одному из воинов, что почтительно стояли в стороне, и вдвоём они подняли Бэнкея. Едва оказавшись на ногах, Бэнкей чуть было не полетел носом вперёд. Голова гудела.
- Кто ты такой, монах? Откуда ты взялся? - властно спросил Фудзивара Нарихира.
Бэнкей ничего не ответил. Если бы он вздумал сослаться на отца-настоятеля - Нарихира с полным основанием назвал бы его лжецом. Пробыв два дня в горном монастыре, Нарихира не встретился там с Бэнкеем. Юкинари тоже его не видел. Возможно, его раньше видел Канске, но раз не узнал, значит - не запомнил. И как объяснить, что в первый день Нового года монах вдруг покидает свой монастырь, тайно идёт по следу путешественников, ночью подкрадывается к расположенной в стороне от дороги усадьбе? Умнее всего было сейчас просто молчать.
Бэнкею приходилось убегать из плена. Он знал, как нужно напрягать мышцы, чтобы они стали больше в тот миг, когда на них затягивают верёвки. Сейчас он не сделал этого, так как был без сознания, когда его связывали. Но он знал, как увеличивать подвижность рук и ног в суставах, и не сомневался, что при необходимости найдёт способ удрать. Только не отрубили бы голову прямо сейчас. Бэнкей не боялся смерти, но как же тогда с поручением настоятеля!? Рассказать, что он слышал на поляне? Кто ему поверит. По тому, как держатся старик с внуком, видно, что они этого совершенно не боятся. Сутки-другие в дороге - и его сдадут властям в Хэйане, где он тоже ничего не докажет. Все эти вещи монах обдумывал, как бы не слыша вопросов. Он молчал - и только. Наконец молодому придворному надоел этот нелепый допрос, и он велел запихнуть связанного монаха в повозку.
Краем глаза Бэнкей увидел, как садится в свою повозку Норико, пряча под одеждой на груди трёхцветную кошку. На голову она, как полагается в пути, накинула сзади подол верхнего платья, совершенно скрыв лицо. Господин Отомо и его сердитый внук покосились на девушку и так странно переглянулись, что это заметили и Бэнкей, и Канске, и Юкинари.
Канске опять совсем не по этикету, так как его никто не спрашивал, высказался:
- А я видел, что покойный гадальщик перед тем, как получить посохом в грудь, с мечом нападал на монаха. Откуда у него меч? Пристало ли гадальщику размахивать мечом?
Старик просто отвернулся, а его внук допустил крупный промах, сказав:
- Это мой меч. Гадальщик просто подобрал его и помог нам отбиваться от бешеного монаха, который подло и неожиданно на нас напал.
- Вы хотите сказать, господин, что монах палкой выбил меч из ваших рук? - ехидно спросил Канске. - И как это он осмелился сам напасть на вас четверых разом? Он, наверное, совсем бешеный.
И Нарихира, и Юкинари тихонько хрюкнули, услышав про выбитый палкой меч: красавец-юноша им, похоже, не нравился. Юноша понял, что сказал то, чего не следовало.
- Конечно, бешеный. И убить его надо как бешеную собаку, а не везти в повозке высокого господина, - буркнул он и отошёл в сторону.
Бэнкей ехал в повозке, как придворный аристократ, с той разницей, что его связали по рукам и ногам. Канске, завязавший ему рассеченную при падении голову, покормил его с рук и осведомился, не доставить ли монаха в кусты для удовлетворения нужды. Так что путешествие было по-своему комфортабельным.
На ночь путешественники остановились на постоялом дворе. Повозку закатили в закрытый освещённый двор, а Бэнкея оставили в повозке, укрыв его потеплее. До Хэйана было уже недалеко. Прекрасная столица была выстроена в окружённой горами долине - и там уже начиналась весна. Так что здоровью Бэнкея ничего не угрожало. Он лежал в темноте и читал про себя священные сутры, когда услышал странный шум на крыше повозки. Потом что-то стало царапать циновку сбоку.
Монах прикинул - час Крысы. Пора бы, пожалуй, попробовать выбраться. И что он терял время, за день надо было перетереть путы. А сейчас, наверное, его потихоньку прирежут. Зря им намекнул Канске на уязвимость их обвинений. Наверное, испугались и послали того погонщика его убить. Во дворе горели светильники, и сквозь циновку в повозку проходило достаточно света. Монах пытался разглядеть силуэт предполагаемого убийцы, но это не удавалось
Бенкей перевернулся на спину, повернулся ногами к тому месту, где скреблись, и подобрал ноги под себя, чтобы сразу ударить связанными ногами в лицо того, кто сунется в повозку.
Циновка раздвинулась, и в повозку впрыгнула трёхцветная кошка.