(no subject)

Nov 13, 2024 18:54

Людмила Петрановская
Не знаю, насколько это очевидно, но приговор Надежде Буяновой ставит крест на идее любой психологической помощи семьям участников сво и самим посткомбатантам.
Для ясности: я не считаю, что им нельзя и не надо помогать по моральным соображениям. Мухи отдельно, котлеты отдельно. В этих семьях растут дети, как минимум снижением рисков для них из-за стресса или постстресса родителей заниматься можно и нужно.
Но. Психологическая помощь предусматривает создание безопасного пространства между тем, кому помогают и помогающим специалистом. Обычно много говорят о том, что это пространство должно быть безопасным для клиента, и это несомненно. Однако не менее важно, чтобы оно было безопасным для хелпера.
Для этого существуют разные штуки, от подписанного информированного согласия до тревожной кнопки в кабинете (при работе с некоторыми категориями).
Невозможно контейнировать, принимать и поддерживать того, кого боишься.
Осуждаешь, не согласен с его позицией и решениями - решаемо, можно уйти вглубь к потребностям и чувствам и там найти опору и сочувствие.
Боишься - нет, no way. Невозможно работать.
А теперь все и всегда будут бояться. Каждое слово может быть использовано против тебя. Это значит - никакой конфронтации, никаких неудобных вопросов, никакого поиска правды. Это значит - никакой близости, никакой работы, никакой помощи. Имитация, формальность, саботаж - любыми способами.
Да, людей жалко, донос может напишет один из 20 только. Но своя жизнь одна. И 5,5 лет в ней не лишние.
Для специалиста это крайне неполезный опыт, надругательство над профессиональной идентичностью, и многие будут уходить с тех мест работы, где уклониться невозможно.
Для социума это означает, что все созданные за время войны психологические "мины" не будут никем разминироваться, а будут оставаться в социуме "как есть".

хроники апокалипсиса

Previous post Next post
Up