(no subject)
Сатана соблазнил папу властью; а литературу он же соблазнил славою...
Но уже Герострат указал самый верный путь к "сохранению имени в потомстве"... И литература, которая только и живет тревогою о "сохранении имени в потомстве" (Добчинский) - естественно уже к нашим дням, т. е. "пока еще цветочки", - пронизалась вся Геростратами.
Ни для кого так не легко сжечь Рим, как для Добчинского. Катилина задумается. Манилов - пожалеет; Собакевич - не поворотится; но Добчинский поспешит со всех ног: "Боже! да ведь Рим только и ждал меня, а я именно и родился, чтобы сжечь Рим: смотри, публика, и запоминай мое имя".
Сущность литературы... самая ее душа... "душенька".
(за нумизматикой).
***
Читал о страдальческой, ужасной жизни Гл. Успенского ("Русск. Мысль" 1911 г., лето): его душил какой-то долг в 1 700 руб.; потом "проценщица бегала за мной по пятам, не давая покою ни в Москве, ни в Петербурге".
Он был друг Некрасова и Михайловского. Они явно не только уважали, но и любили его (Михайловский в письме ко мне).
Но тогда почему же не помогли ему? Что это за мрачная тайна? Тоже как и у почти миллионера Герцена в от ношении Белинского. Я не защитник буржуа, и ни до них, ни до судьбы их мне дела нет; но и простая пропись и простой здравый смысл кричат - "Отчего же это фабриканты должны уступить рабочим машины и корпуса фабрик, - когда решительно ничего не уступили. Герцен - Белинскому, Михайловский и Некрасов - Глебу Успенскому".
Это какой-то "страшный суд" всех пролетарских доктрин и всей пролетарской идеологии.
***
Литература есть самый отвратительный вид торга. И потому удвоенно-отвратительный, что тут замешивается несколько таланта. И что "торгуемые вещи" суть действительные духовные ценности.
***
А для чего иметь "друга читателя"? Пишу ли я "для читателя"? Нет, пишешь для себя?
- Зачем же печатаете?
- Деньги дают...
Субъективное совпало с внешним обстоятельством.
Так происходит литература. И только.
В.В. Розанов, уединенное
Но уже Герострат указал самый верный путь к "сохранению имени в потомстве"... И литература, которая только и живет тревогою о "сохранении имени в потомстве" (Добчинский) - естественно уже к нашим дням, т. е. "пока еще цветочки", - пронизалась вся Геростратами.
Ни для кого так не легко сжечь Рим, как для Добчинского. Катилина задумается. Манилов - пожалеет; Собакевич - не поворотится; но Добчинский поспешит со всех ног: "Боже! да ведь Рим только и ждал меня, а я именно и родился, чтобы сжечь Рим: смотри, публика, и запоминай мое имя".
Сущность литературы... самая ее душа... "душенька".
(за нумизматикой).
***
Читал о страдальческой, ужасной жизни Гл. Успенского ("Русск. Мысль" 1911 г., лето): его душил какой-то долг в 1 700 руб.; потом "проценщица бегала за мной по пятам, не давая покою ни в Москве, ни в Петербурге".
Он был друг Некрасова и Михайловского. Они явно не только уважали, но и любили его (Михайловский в письме ко мне).
Но тогда почему же не помогли ему? Что это за мрачная тайна? Тоже как и у почти миллионера Герцена в от ношении Белинского. Я не защитник буржуа, и ни до них, ни до судьбы их мне дела нет; но и простая пропись и простой здравый смысл кричат - "Отчего же это фабриканты должны уступить рабочим машины и корпуса фабрик, - когда решительно ничего не уступили. Герцен - Белинскому, Михайловский и Некрасов - Глебу Успенскому".
Это какой-то "страшный суд" всех пролетарских доктрин и всей пролетарской идеологии.
***
Литература есть самый отвратительный вид торга. И потому удвоенно-отвратительный, что тут замешивается несколько таланта. И что "торгуемые вещи" суть действительные духовные ценности.
***
А для чего иметь "друга читателя"? Пишу ли я "для читателя"? Нет, пишешь для себя?
- Зачем же печатаете?
- Деньги дают...
Субъективное совпало с внешним обстоятельством.
Так происходит литература. И только.
В.В. Розанов, уединенное