Unknown. Again N+2
Поскольку Джонушка сейчас занят малазийскими авиалиниями и вновьприбывшими на остров, у меня есть небольшая передышка. Я пишу себе долгострой, читаю книжечки. Но вчера вечером я дочитала Дьюма-Ки и Джон, запыхавшийся от погони за очередным островным девайсом, который можно сломать, свалился на мою голову. Он присел вальяжно. Достал свой сраный ржавый компас и напомнил мне что я обещала jue1 написать текст. Сбежавший от бесплатной программы риал транс хаер лысый мужик знает, где у меня болевые точки. Мы торговались с ним, периодически выгоняя из комнаты бесящегося по ночам кота. В итоге сошлись на поучительной истории. А так как у него там снова кабаны и джунгли, то будет пляж.
Нувыпоняли.
Когда люди находятся на пляже они думают о высоко летающих птицах. О чем-то красиво возвышенном. О голубизне неба, которая отражается в синеве воды. О том, как где-то на глубине соленую воду рассекают рыбьи плавники. О том, что через неделю им нужно будет сидеть в офисе и ковырять ложечкой принесенный тортик. О том, что через дорогу от пляжа продают самый лучший в мире лимонад и до него надо дойти. Но только еще через пять минут. Потому что лежать под полуденным солнцем с лицом, накрытым футболкой куда приятнее. И им бы сейчас пригодился личный раб, такой смекалистый исполнительный мальчонка не боящийся жары и пекла. Эдакий мальчик-джин, который в мгновение ока может подслушать лихорадочное мысленное: “Пить!” и тут же подставит под горячую ладонь высокий стакан с шипящим напитком.
На самом же деле люди на пляже думают о…
- Герман, ты считаешь меня плохим человеком?
Люди думают о несусветной ерунде. Пожалуй, да.
Герман оторвал лицо от пластиковой поверхности шезлонга и посмотрел на свою спутницу взглядом давно умершего наркомана. В его глазах сразу читалась и безысходность и некоторые непроизносимые нотки. Что-то вроде: “Пляж. Тепло. Я спал. Голос? Вопрос? Что?!”. Он потер примятое лицо ладонью и красноречиво поднял брови.
- Что?
Это был безобидный вопрос. Может быть как раз в эту секунду девушка сказала бы, что это ему послышалось, перевернулась бы на живот или уползла бы в сторону киоска с лимонадом. Это все могло произойти, если бы перед ним была любая другая девушка. Но это была Джулс.
- Ты считаешь меня плохим человеком?
- Нет.
- Почему?
- Эм… Может потому что ты неплохой человек, как тебе такая теория? - Герман умастил подбородок на ладонь.
Футболка, которая лежала на лице девушки и слегка искажала ее слова, поднялась и скатилась на шезлонг.
- Но есть же люди, которые так или иначе пострадали от меня.
- Голодающие дети Африки?
Футболка описала небольшую дугу и приземлилась Герману ровно на макушку.
- Ну что? - возмутился мужчина, комкая футболку. - Дай мне зацепку, если имеешь ввиду что-то конкретное.
Джулс уселась по-турецки, обхватила загорелые лодыжки и тяжело-тяжело вздохнула. Так вздыхают котята, которые прожили три недели, но уже хорошо поняли в чем суть этого мира - придется ходить в лоток. Германа эта ассоциация насмешила.
- Допустим, есть человек, которому так или иначе я испортила жизнь. Ну не знаю, как тебе объяснить… Он живет так как живет только из-за того, что я не согласилась быть с ним.
Герман закатил глаза. Не то чтобы он знал этого человека. Он знал эту историю. Потому что в мире всегда есть место таким историям. У кого-то они происходят в десять лет, а у кого-то в тридцать. Люди страдают от несчастной любви, а потом идут дальше. Ну, большинство людей.
- Джулс, это слабохарактерность, и ты это понимаешь.
- Ну, Герман! Не все же такие как ты или такие как я! - она тянула гласные, если не додумала фразу до конца.
- И тем не менее, ты защищаешь сейчас то, что ты больше всего ненавидишь.
Девушка посмотрела исподлобья и тяжело вздохнула. Так вздыхают девушки двадцати с хвостиком лет, когда понимают что магия закончилась и их собеседник прав. Во всяком случае по одному пункту прав.
- Но мне же должно быть жаль такого человека!
- Послушай себя, Джулс, ты готова повесить на столбе любого человека на свете всего за один проступок - за слабость. Ты готова убивать, превращать лица в фарш только за одно мельчайшее проявление слабости. Любого человека, Джулс, кроме одного, не правда ли?
- Разве?
- А разве нет? Вспомни любой пример. Вспомни своих сотрудников, одногруппников, вспомни как ты втолковывала в нерадивые девичьи головы идею о том, что сильной быть просто необходимо иначе мир сожрет тебя с потрохами и отрыгнет только сережки-гвоздики.
- Если ты прав, то я ничего не понимаю.
- Это элементарно, не так ли? Заставить тебя чувствовать вину. Вину за то чего ты не делала. Вину за то, что ты считаешь правильным. Самым правильным на свете. За силу, за свою собственную удовлетворяющую тебя жизнь.
Джулс прищурилась и посмотрела на море. К обеду волны всегда поднимались выше и вода теряла свое девственное зеркальное очарование. Она вздохнула. Одновременно с нахлынувшей волной. Так вздыхают любящие матери, когда внезапно понимают, что их вины нет. Что весь мир не стоит только на том покупали ли они трехлетним малышам воздушных змеев.
- Пойдем, - она потянулась и стала собирать вещи в сумку. Скомканную футболку, очки, еще одни очки, два полотенца, книгу… Герман поймал ее ладонь и сказал совсем другим голосом:
- Извини, я знаю что для тебя этот человек важен.
Джулс остановилась и посмотрела мужчине в глаза. Всего секунду она была совершенно серьезна, а потом улыбнулась. Так улыбаются счастливые девочки, которые внезапно услышали сказку про принца.
- Ты так хорошо меня знаешь! А тут ошибся, ну надо же. Великий мыслитель Герман, забывший очки в номере угадал и открыл бедной девушке глаза на все, кроме последнего аргумента.
Она потянула его на себя и поцеловала в щетинистую песочную щеку.
- А как известно, тот кто ошибается, тот покупает даме лимонад.
- Ты негодяйка, Джулс! И шантажистка! И… и!
Нувыпоняли.
Когда люди находятся на пляже они думают о высоко летающих птицах. О чем-то красиво возвышенном. О голубизне неба, которая отражается в синеве воды. О том, как где-то на глубине соленую воду рассекают рыбьи плавники. О том, что через неделю им нужно будет сидеть в офисе и ковырять ложечкой принесенный тортик. О том, что через дорогу от пляжа продают самый лучший в мире лимонад и до него надо дойти. Но только еще через пять минут. Потому что лежать под полуденным солнцем с лицом, накрытым футболкой куда приятнее. И им бы сейчас пригодился личный раб, такой смекалистый исполнительный мальчонка не боящийся жары и пекла. Эдакий мальчик-джин, который в мгновение ока может подслушать лихорадочное мысленное: “Пить!” и тут же подставит под горячую ладонь высокий стакан с шипящим напитком.
На самом же деле люди на пляже думают о…
- Герман, ты считаешь меня плохим человеком?
Люди думают о несусветной ерунде. Пожалуй, да.
Герман оторвал лицо от пластиковой поверхности шезлонга и посмотрел на свою спутницу взглядом давно умершего наркомана. В его глазах сразу читалась и безысходность и некоторые непроизносимые нотки. Что-то вроде: “Пляж. Тепло. Я спал. Голос? Вопрос? Что?!”. Он потер примятое лицо ладонью и красноречиво поднял брови.
- Что?
Это был безобидный вопрос. Может быть как раз в эту секунду девушка сказала бы, что это ему послышалось, перевернулась бы на живот или уползла бы в сторону киоска с лимонадом. Это все могло произойти, если бы перед ним была любая другая девушка. Но это была Джулс.
- Ты считаешь меня плохим человеком?
- Нет.
- Почему?
- Эм… Может потому что ты неплохой человек, как тебе такая теория? - Герман умастил подбородок на ладонь.
Футболка, которая лежала на лице девушки и слегка искажала ее слова, поднялась и скатилась на шезлонг.
- Но есть же люди, которые так или иначе пострадали от меня.
- Голодающие дети Африки?
Футболка описала небольшую дугу и приземлилась Герману ровно на макушку.
- Ну что? - возмутился мужчина, комкая футболку. - Дай мне зацепку, если имеешь ввиду что-то конкретное.
Джулс уселась по-турецки, обхватила загорелые лодыжки и тяжело-тяжело вздохнула. Так вздыхают котята, которые прожили три недели, но уже хорошо поняли в чем суть этого мира - придется ходить в лоток. Германа эта ассоциация насмешила.
- Допустим, есть человек, которому так или иначе я испортила жизнь. Ну не знаю, как тебе объяснить… Он живет так как живет только из-за того, что я не согласилась быть с ним.
Герман закатил глаза. Не то чтобы он знал этого человека. Он знал эту историю. Потому что в мире всегда есть место таким историям. У кого-то они происходят в десять лет, а у кого-то в тридцать. Люди страдают от несчастной любви, а потом идут дальше. Ну, большинство людей.
- Джулс, это слабохарактерность, и ты это понимаешь.
- Ну, Герман! Не все же такие как ты или такие как я! - она тянула гласные, если не додумала фразу до конца.
- И тем не менее, ты защищаешь сейчас то, что ты больше всего ненавидишь.
Девушка посмотрела исподлобья и тяжело вздохнула. Так вздыхают девушки двадцати с хвостиком лет, когда понимают что магия закончилась и их собеседник прав. Во всяком случае по одному пункту прав.
- Но мне же должно быть жаль такого человека!
- Послушай себя, Джулс, ты готова повесить на столбе любого человека на свете всего за один проступок - за слабость. Ты готова убивать, превращать лица в фарш только за одно мельчайшее проявление слабости. Любого человека, Джулс, кроме одного, не правда ли?
- Разве?
- А разве нет? Вспомни любой пример. Вспомни своих сотрудников, одногруппников, вспомни как ты втолковывала в нерадивые девичьи головы идею о том, что сильной быть просто необходимо иначе мир сожрет тебя с потрохами и отрыгнет только сережки-гвоздики.
- Если ты прав, то я ничего не понимаю.
- Это элементарно, не так ли? Заставить тебя чувствовать вину. Вину за то чего ты не делала. Вину за то, что ты считаешь правильным. Самым правильным на свете. За силу, за свою собственную удовлетворяющую тебя жизнь.
Джулс прищурилась и посмотрела на море. К обеду волны всегда поднимались выше и вода теряла свое девственное зеркальное очарование. Она вздохнула. Одновременно с нахлынувшей волной. Так вздыхают любящие матери, когда внезапно понимают, что их вины нет. Что весь мир не стоит только на том покупали ли они трехлетним малышам воздушных змеев.
- Пойдем, - она потянулась и стала собирать вещи в сумку. Скомканную футболку, очки, еще одни очки, два полотенца, книгу… Герман поймал ее ладонь и сказал совсем другим голосом:
- Извини, я знаю что для тебя этот человек важен.
Джулс остановилась и посмотрела мужчине в глаза. Всего секунду она была совершенно серьезна, а потом улыбнулась. Так улыбаются счастливые девочки, которые внезапно услышали сказку про принца.
- Ты так хорошо меня знаешь! А тут ошибся, ну надо же. Великий мыслитель Герман, забывший очки в номере угадал и открыл бедной девушке глаза на все, кроме последнего аргумента.
Она потянула его на себя и поцеловала в щетинистую песочную щеку.
- А как известно, тот кто ошибается, тот покупает даме лимонад.
- Ты негодяйка, Джулс! И шантажистка! И… и!