Пароход "Сент-Луис" или отъебитесь от моего народа
(перепост отсюда)
Я расскажу вам историю одного парохода. Одного парохода и почти тысячи человек на нем. Вот представьте себе, что вы, а еще двое ваших детей, простуженная жена и вечно недовольная теща - пассажиры этого парохода с таким джазово-американским именем «Сент-Луис». С детьми все плавание вы играете в настоящий круиз, пиратов и кругосветное путешествие, читаете им на ночь Жюля Верна. Еще нет никакой Второй Мировой войны, есть Великая депрессия в Америке и глобальный экономический кризис после Первой Мировой. С работой туго везде, но вы верите, что с вашим отношением к работе не пропадете. У вас была небольшая лавочка на окраине, допустим, Дрездена. Вы не работали в субботу, зато ваша лавочка была одной из немногих открытых в воскресенье. Соседи осуждающе качали головой, но покупали хлеб исправно.
Как и сейчас, в XXI веке, во многих европейских странах в 30-х к власти постепенно приходили все более правые. Голосующих за них можно было понять. В основном они, как и сейчас, играли на том, что в первую очередь нужно помогать своим. Короче, долой нахлебников и понаехавших. Ваша семья тоже понаехала, это правда. Лет 600 назад, когда, не приняв христианство, можно было либо уехать из Испании, либо умереть за веру. У ваших пра-пра были тогда родственники в Германии и малые дети, вот они и решили пока не умирать. С тех пор за несколько поколений ваш маленький бизнес вырос с продажи домашних Brezeln с лотка, до небольшой хлебной лавки. А большего вам было и не нужно.
После выборов 1933 года, сначала с трибун стали призывать бойкотировать ваш бизнес. Вы воспринимали это, как просто нечестную конкуренцию, но надеялись, что запах только что выпеченного хлеба сильнее призывов к бойкоту. Сначала так и было. А потом покупатели стали исчезать. Вы это заметили почти сразу, так как всех покупателей давно знали в лицо. Вот перестал заходить пастор, вот секретарша муниципалитета, учитель, ваши же соседи. Интуиция подсказывала, что это временно. Но интуиция ошибается, когда она не основана на личном опыте. А такого вы еще не переживали.
Потом начали меняться законы. Вы учились в местной иешиве и умеете увидеть общее за частным. Вам становится очевидно, что дальше будет хуже. Неочевидно только, насколько именно. Знакомо вам это ощущение? Я с таким читаю сегодняшние новости из моего прежнего дома. Итак, вы понимаете, что нужно уезжать. Но куда? Ваша семья однажды уже бежала. В Европе вы оставаться не хотите. Со временем в любой европейской стране «еврейский вопрос» в зависимости от конъюнктуры может обостриться вплоть до «окончательного его решения». Уже обострялся. Вы об этом читали не только в книгах, но и любовно сохраненной многими поколениями семейной переписке. На ночном семейном совещании с женой и вечно перебивающей и хватающейся чуть что за сердце тещей вы постановляете - в Америку. Это страна эмигрантов. Там будет свобода.
В понедельник в консульстве США в Берлине вы отчетливо понимаете, насколько не одни. Кругом очереди и неразбериха, кто-то плачет, а кто-то с досады хлопнул дверью так, что это было похоже на выстрел, который некоторым из присутствующих уже приходилось слышать в воздух позади себя. Пока в воздух. Очередь почти не двигается, а люди все прибывают. В 1938 году, за год до начала войны, на эмиграцию из Германии в США было подано около 300 000 заявок.
Еще при подаче документов вам говорят о том, что помимо того, чтобы попасть в квоту, нужно доказать, что вы не повиснете тяжким бременем на всех американских соединенных штатах. А вы, как раз, понимаете, что какое-то время «повисеть» придется. Буквально в прошлую субботу, есть особая любовь у гестапо приходить в субботу, ваш дом почему-то обыскали. Вы так и не знаете, что искали и почему приходили, но сейф оказался открыт. Открыт и пуст. Лавку продать вам вряд ли удастся нормально. У остающихся особенный азарт купить имущество уезжающих как можно дешевле. Вы же все равно уедете, а если не уедете, то все равно... лавку можно будет купить.
Вы понимаете, что на визу шансов мало. Как их мало и у большинства толпящихся в тот день в консульстве. Из 300 000 поданных в тот год заявок было удовлетворено от силы 20 000. США в 1938 году согласились уберечь от надвигающегося истребления менее 8 процентов обратившихся. А риторика фашистов уже была более чем очевидная.
Еще есть разные детские программы. Некоторые европейские страны «любезно» разрешают выслать к ним здоровых и не нуждающихся в особом уходе еврейских детей. У вас как раз здоровые и не нуждающиеся. Но о таком расставании, об отправке детей в никуда, вам страшно пока и думать. Вы потом много раз будете вспоминать, с каким гневом отвергли этот вариант.
В тот год только что назначенная в Кабинет Секретарь по Труду (Secretary of Labor) Френсис Перкинс предлагает Рузвельту принять указ, устанавливающий особый порядок для бегущих от гонений по расовым признакам. Рузвельт отказывает. Трудно будет удержать рейтинг, если при нехватке рабочих мест в страну хлынут немецкие евреи.
Вы все ждете вызова в посольство, а реальность вокруг меняется на глазах. Вас лишают лавки, дома, гражданства, детей больше не пускают в школу, да и вы не рискуете выпускать из даже во двор. В голове, когда засыпаете, все чаще крутится мысль «скоро нас придут убивать».
Приходит весна 1939 года. Вам вдруг говорят, что есть одна лазейка. Можно получить туристическую визу на Кубу, доплыть туда круизом и там уже ждать вызова в посольство. В посольстве США на Кубе не такие очереди. Знакомо вам? Только что телеграм-бота пока нет, чтобы поймать место в очереди.
Еще вам говорят, что визу легче будет получить, если уже будет из американского консульства в Германии какой-то документ, что вот уже чуть-чуть и виза готова, что-нибудь про «предварительное одобрение», «виза на оформлении», «на настоящий момент для выдачи виз препятствий не обнаружено, ведется финальная проверка». Наконец! Наконец можно выбраться из этого душного состояния пассивного ожидания и напрячь мозг. Наконец, появилась задача, которую можно решить, чтобы ускорить отъезд. Вы уже одеревенели просто сидеть и бояться.
Вы быстро вспоминаете, как ваш отец годами лечил от подагры отца школьной учительницы вашей дочери. Буквально позавчера ваш сосед, единственный, который до сих пор с вами здоровается, сказал, что видел ее у посольства, так как она на полставки устроилась туда секретаршей. Вы хватаете оставшиеся от мамы часики из черненного серебра и бежите к учительнице, на ходу вспоминая как ее зовут и ругая себя за то, что понадеялись на свою память и еще дома не спросили дочь. А ведь постоянные бессонные ночи с этим «скоро нас придут убивать, скоро нас придут убивать» не способствуют развитию когнитивных функций.
Фройляйн, фройляйн... Черт подери! Как ее зовут-то?! А ведь вам еще всегда казалось, что она строит вам глазки. Прямо с порога практически выпалив свою просьбу, вы спрятали тот факт, что забыли ее имя, за прерывистым дыханием от быстрого бега, пробормотав что-то невнятное. Взглянув на часики, фройляйн обиженно поджала губы и не взяла. А вот справку, что семье ____ (ну вставьте вашу фамилию, не стесняйтесь, у нас любые фамилии бывают) предварительно одобрена иммиграционная виза в США, которая будет проставлена в паспорт в порядке общей очереди, фройляйн, добрая женщина, на утро напечатала и подсунула секретарю консула подмахнуть со стопкой других бумаг аккурат после обеда. Фройляйн знала, что на десерт после обеда у секретаря шнапс. Вы потом вспомните эту фройляйн в молитве, когда за эти часики выменяете несколько картофелин и промерзший вeлок капусты. Очень кстати, вы тогда, фройляйн, часики не взяли. Взяли бы, не было бы у нас картофелин.
Туристическую визу кубинцы дали быстро и вот вы уже плывёте на Кубу, вместе с почти тысячей других псевдо-туристов и, наверняка, парочкой настоящих. Ведь в любом времени есть люди, которые: «а что случилось? Почему только мы на этом пароходе в белых парусиновых брюках и плавательных трико с, буквально, парой чемоданов, а остальные как будто в кругосветку по три круга собрались, столько скарба старого тащат?» - «А мы и правда собрались с папой в кругосветку!» - встревает ваш младший, с которым вы только начали читать «За 80 дней до конца света».
Корабли в ваше время плавают медленнее, чем меняются законы. Почти никого из вас на Кубу не пустили. Экипаж принял решение не возвращаться в Германию, а направился к побережью Флориды. Пока он стоял на рейде, рядом с ним всегда была береговая охрана и военные суда, чтобы никто из вас не бросился вплавь. Еврейские нонпрофиты в США бьются об бетонную стену, пытаясь получить разрешение принять беженцев. У вас на борту происходит стихийное собрание и вы отправляете Рузвельту телеграмму. Вы когда-нибудь видели, как два еврея пишут один текст (оставим сейчас известные литературные дуэты)? Вас тогда в кают-кампании набилось несколько десятков. Телеграмма рождалась в огромном шуме и гвалте. В ответ на телеграмму была гробовая тишина.
В какой-то момент экипаж будет вынужден лечь на обратный курс, команда устала, а ресурсы были на исходе. Вам все тяжелее скрывать от детей состояние отчаяния. Дома, которым стала Германия для многих поколений вашей семьи, вас всех, скорее всего убьют, а больше вам деться некуда. Как я понимаю, в то время путешествие через Атлантику занимало недели. Вы можете себе представить настроение этих людей, находящихся в замкнутом пространстве лайнера, на этом пути «домой»?
Судьба, наконец, улыбнулась большинству пассажиров «Сент-Луиса»: несколько европейских стран разрешили им въехать. Но, как это часто бывает с улыбкой, она то появляется, то исчезает. Большинство из стран, предоставивших тогда убежище, были захвачены нацистами. Историки говорят, что большинство пассажиров, которым тогда не дали высадиться во Флориде, были отправлены потом в концлагеря. Я не буду предлагать вам представлять себя в эти моменты. Достаточно, если вы доиграли со мной до того момента, когда «Сент-Луис», издав прощальный гудок, стал ложиться на обратный курс.
Когда война закончилась, для многих евреев всего мира стало очевидно: в любой чужой стране нас рано или поздно придут убивать. И помимо тех, кто придет, еще будут те, кто не пустит нас в свой дом спастись. А в какой-то момент мир на уровне правительств разделится только на эти две группы: убивающих и закрывающих перед нами двери. Чтобы нам выжить, нам нужна своя страна. Некрасиво врываться в дом, где давно живут другие, которые «всем, кому должны, простили» (с), «вы ж скитались нормально, чего вдруг началось-то»? А вы знаете, попытка выжить не всегда красива. Мы торговались, покупали землю, кормили, поили и одевали. Мы только одного не могли и не можем себе позволить: сдохнуть. Простите, что разочаровали. У нас тут дети, внуки, мы задумали правнуков, мы Б-гу обещали, в конце концов. В этом регионе о выживании стоит речь только у одного народа. Этому народу некуда больше идти. И это мой народ.
Расскажу еще один факт: летом 1939 года, за пару месяцев до вторжения Германии и СССР в Польшу, в Парламент США был внесен законопроект, позволяющих отправить в страну вне квот еврейских детей. Был общественный опрос. Знаете сколько добрых американцев решило, что еврейских детей нужно оставить в Германии? Две трети.
Сейчас многие жители стран, захлопнувших тогда двери перед бегущими от уничтожения евреями, обсуждают, насколько цивилизованно Израиль должен защищаться, нарушаются ли резолюции ООН блокадой Сектора Газа. Все просто забыли, почему это мой народ так вцепился в этот клочок земли, окруженный теми, кто мечтает его уничтожить.
Вы просто представьте себя в реальности, где вас обязательно убьют, а больше идти некуда.