Для чего нам столько боли?
Недавно прочитала «Маленькую жизнь» Ханьи Янагихары. Довольно громкое литературное произведение среди публикаций последних лет, попавшее в шортлист Букеровской премии за 2015 год, год выхода, но не ставшее лауреатом.
Так получилось, что где-то с 2017 года я читаю скудно мало художественной литературы, но все еще сохраняю прежний уровень восприимчивости и увлеченности. По определенным причинам, сейчас мне интересна современная литература, с которой взаимодействовать сложнее, чем с признанными классическими произведениями, в случае с которыми оценку и финальный вердикт вынесли задолго до тебя, поэтому у обычного читателя остается примерно два ясно видимых пути: прочитать и восхититься, или взбунтоваться против мажоритарного мнения. В зависимости от психологических потребностей читающего. Современная литература, отдельные ее вещи, находится в процессе формирования оценки, определения позиции, ценности, цены даже, для глобального фонда. Это опыт чистого, интимного взаимодействия с книгой в настоящем диалоге, ведь читающий находится с повествованием в пространственно-временной связи, он часть этой среды, и у него есть собственные, непосредственно сформированные… ммм… артефакты опыта взаимодействий. Субъективное мнение, подобие объективного анализа, эмоциональные реакции, идеи, травмы, - любые возможные формы. Номинация на букеровкую премию - не итоговая оценка, не признак высокой ценности, но индикатор наличия каких-то следов. В финале вы можете и не найти истинного Присутствия, и это нормально.
«Маленькая жизнь» еще ждет достойной критической обработки, но уже с первого прочтения можно понять, что этот роман немного трикстер. Он не совсем то, чем кажется поначалу. И для меня в связи с этим главным звучит вопрос «Зачем?».
Если в многослойности параллельных вселенных вдруг существует мир, в котором воплощаются в жизнь литературные фантазии писателей, то на месте Янагихары я бы ходила с постоянно скрещенными пальцами в надежде, что его ученые никогда не откроют метод путешествий сквозь вселенные в поисках своих страшных создателей.
На мой взгляд, у читателя «Маленькой жизни» максимально пассивная роль, от него требуется просто проходить главный сюжет, не отвлекаясь на побочные линии: место и время действия? мировые события? социальные явления, катаклизмы? - нет; всё в границах опыта, - довольно тесных, даже лабораторных, - героев романа. Наблюдателю из плоти и крови предлагается не так много интриги. От него не ожидают разгадки сюжета, намеки так прозрачны, что он угадывает всё невысказанное напрямую в первых же главах. Всё, что ему остается, это молчаливая агония безысходности, бесплодные попытки внутреннего спора и неразрешенные вопросы (для меня - «Зачем?»).
Уровень сложности сюжета выкручен до предела. В основном это касается страданий героев, главного героя, и по касательной этот эффект задевает художественную сторону в негативном смысле, но это если уж очень придираться. «Маленькая жизнь» отлично подойдет читателю, которому необходимо пройти через эмоциональную баню; тому, кому надо утешиться масштабами потенциального чужого горя, сравнить со своим и испытать облегчение; тому, кому надо медленно и постепенно смириться с чем-то пугающим и неизбежным, увидеть жизнь за гранью на сегодняшний день немыслимого, например, перспективы стать инвалидом.
Вот только это не роман с катарсисом. Да, здесь вдоволь мук и боли, каждому по доброму куску. Драматически подсвеченный контраст Красоты и дикости человеческой жестокости. Интенсивность настолько высока, что непросто отмахнуться от спасительной аналогии с мыльной оперой с затянутыми сезонами. («Зачем?»). Концентрация несчастий на душу населения книги смущает и вызывает в памяти сюжеты фильмов вроде «Неуязвимый». Что это? Садизм, возможно? «Так не бывает! Это слишком!» Или все-таки очень близко к реальности?
Итак, социум у Янагихары разбивается перед главным героем на 2 войска. Первое - ангелы, которые будто зазубрили мифическую библию Новой этики и с легкостью и естественностью применяют ее принципы в жизни, искусно владеют собой, своими эмоциями и словами, не нарушают границ. Они отзывчивы и бездонно терпеливы, они многогранно этичны и добры, гибки и непринужденны. Второе войско - мрачнейшие демоны, которые словно пролезли в этот мир из иного, после какого-то местного Сопряжения сфер. Жить и, очевидно, активно множиться они могут лишь в атмосфере, насыщенной изощренным, беспринципным насилием, крайней безжалостностью, перверсиями. На линии фронта главного героя пробивает практически каждое копье обеих сторон, режет каждый меч в этой беспричинной битве, и вот он буквально искромсан, остаток человеческого существа. Он истерт, как старый школьный ластик. Он прошел коридор боли, страха, стыда, любви, дружбы, доверия. И не нашел в конце очищения. Фактически, он не нашел конца, коридор замкнулся в кольцо, или вышел на новый виток спирали.
Зачем? Зачем нам нужна такая концентрированная боль, такое фантастическое воплощение зла? Правильный ли это путь, увеличивать силу воздействия, когда психика адаптируется и реакции на чужую боль и несправедливость в очередной раз притупляются? Очень страшно будущее, в котором приходится нагнетать по экспоненте негативное воздействие, чтобы стимулировать позитивный отклик. Зачем истязать героя и читателя, не давая надежды в конце? Это мои вопросы. Вопросы моего опыта и моей психики, моей морали. За их гранью мне не видно ответов.
Хочется верить, что я пишу достаточно понятно, и при этом не пересказываю сюжета, ведь я правда советую прочесть «Маленькую жизнь», потому что в целом это очень качественная современная литература. Янагихара, скорее, не ставит социальных вопросов, а дарит вариант ответа - альтернативную реальность, фантастический мир, где люди в норме люди не знают ксенофобии, смелее строят нетрадиционный вариант семьи (не только, и не столько, в отношении пола), но в котором существует Зло, ведь куда оно денется и как без него показать, как здорово мы научились заботиться друг о друге, любить безусловно, без оглядки, изнутри? Ханья Янагихара дотошно перебирает все этические проблемы текущих лет, прогоняя главного героя через этот строй ударов, вплоть до самого конца, где под личиной самоотречения и самоубийственного голодания скрывается, возможно, разговор об эвтаназии и праве человека на добровольную, негероическую смерть, на смерть от истощения душевного.
Сам Джуд эфемерен и символичен, он абстракция. Мы не можем заключить его в рамки социальных ролей, у нас нет для этого исходных данных, только обобщенные факты. Человеческое ли он существо, рожденное от смертной матери? Мы не знаем, ведь он просто появляется в реальности романа младенцем на пакете с мусором. Без корней, без принадлежности: не просто так другой персонаж романа вскользь замечает о невозможности определить этнический тип Джуда, а сам он не может с уверенностью определить свою исходную сексуальную ориентацию. Будто намекая на ненадеженность и самого физиологического пола героя, авторка лишает его сексуальной функции и здоровой реакции. Он безусловно прекрасен и притягателен для всех окружающих, но стерилен, абстрактен. Осознав это, гораздо легче прослеживать жизнь героя. Правда, осознание приходит после прочтения.
Вариант мира «Маленькой жизни» не итоговый, не идеальный. Это вселенная на метр правее, в сторону лучшего, справедливого будущего.