(no subject)
Мой первый день в доме престарелых в качестве помощницы. Устроиться работать сюда очень просто, как только решилась наконец оставить отклик на вакансию в фейсбуке - мне позвонили. Очень скоро я поняла почему мое собеседование длилось десять минут по телефону и на следующий день я уже вышла на работу.
Это частный дом престарелых, здесь лежат в основном старики за 90, послеинсультники и с разной степенью деменции. Есть небольшой процент женщин около 70 и старушек, чистеньких и разговорчивых. Эти бабушки обедают за отдельным столом и ведут светские беседы. Они приветливы, видимо повидали такую текучку персонала, что все понимают на лету.
Я растерянно оглядываюсь и чувствую что всем мешаю: не знаю, что делать и как делать, не сразу понимаю, что от меня хотят. Мне мешает маска, от нее потеют очки, которые я все время то снимаю, то надеваю и в конце концов запихиваю в карман. Меня приставили к старшей, рабочий день начался в 15-30 с полдника.
Большой зал, вдоль стен расставлены серые кресла с подушечками и пледами, в центре стол, а за столом сидят бабушки и увлеченно раскрашивают какой-то фрагмент плаката. Я бы подумала, что оказалась в пионерском лагере, но мое первое задание оторвать старушку от родного кресла и поместить в кресло-каталку, затем отвезти кресло к обеденному столу и вернуться за следующим клиентом.
Бабушка только мычит, по большей части возмущенно, глаза у неё сердитые, мне кажется её все бесят потому что никто ничего не понимает в то время как она понимает все.
Дальше дедуля, который до стола может идти с поддержкой, но его руки так слабы, что он не может есть самостоятельно и его надо кормить. Я промакиваю его губы салфеткой, он с признательностью говорит “спасибо”.
Бабуля под сто лет, сухонькая, маленькая, ей надо помочь встать и она сама садится в кресло - легкая задача! Веки так застилают ей глаза, что всегда кажется - она спит. Но она не спит, все соображает и кличка у неё Pipa. Даже на рамочке, что висит на стене у изголовья каждой кровати после её имени, в скобочках написано: Pipa. И все зовут её Dona Pipa.
Я разливаю чай в чашки и бегу за наставницей в другой зал. В этом зале поменьше сидят старички, которым не нужен аниматор и рисунки. Они не болтают друг с другом, молва смотрчт телевизор. Их надо поднимать из кресла и сажать в каталку, а в каталке надо привязать специальной лентой, чтобы никто из неё не выпрыгнул.
Вот синьор Жорж, все его так зовут. Ему лет 50, он очень худой, лысый и почти беззубый. Он много писает и совершенно не может сам себя обслуживать. Он иногда дергается, всего боится и все время что-то приговаривает себе, комментирует процессы. Надо кормить, в основном пюрешками. Вечером узнаю, что он учитель португальского, уважаемый человек, есть жена, дети. Был рак мозга, видимо операция, облучение и такой результат. Я хочу заплакать и убедить себя, что все это неправда и сплетни. Мне кажется, что лучше умереть от рака в 50 молодым мужчиной в расцвете, чем вылечиться и прожить еще 30 лет в доме престарелых с сознанием годовалого ребенка.
Бернадетта слепая, высокая, грузная старуха. Медленно ходит, медленно говорит, медленно ест, но все делает сама. Я думаю, могла ли она жить в семье? Могла бы. Может у неё нет детей? Она сидит весь день в темном зале где постоянно бормочат Селешта и Жорж, я понимаю почему ей больше не хочется ни с кем говорить.