Военные преступления «защитников Украины» в 1918 году
Рисунок немецкого художника Макса Тильке, репродукция которого, выполненная в Германии 100 лет назад, имеется в моей личной коллекции
Утром 14 июня 1918 года полковник Бопп, руководивший действиями против красного десанта, отдал приказ о расстреле всех русских военнопленных. Поскольку бойцы десанта не носили униформу РККА или каких-либо иных знаков отличия, немцы официально обозначили их в своей военной корреспонденции как банды и партизанские формирования.
В документе за подписью Боппа использован французский термин «франтирёры» - прямое указание на французские партизанские отряды, действовавшие во время франко-прусской войны 1870-71 годов.
Как совершенно верно отметил германский историк Рейнгард Нахтигаль, схожую аргументацию для прикрытия своих военных преступлений использовал и фашистский Вермахт в 1941 году - сначала в директиве об обращении со взятыми в плен политработниками, вошедшей в историю как «Приказ о комиссарах», а затем и в «Памятке об использовании войск против партизан».
Уже после выхода книги удалось найти копию берлинской социал-демократической газеты 1928 года с полным текстом анонимной заметки, фрагмент которой цитируется в моей книге на странице 168.
«Таганрогская бойня» - заметка в берлинской социал-демократической газете «Абенд» (фрагмент в книге на С. 168).
Хотел бы предложить вашему вниманию более полный и пока ещё нигде не опубликованный перевод:
«...Таганрог? Где же, собственно, находится Таганрог? В южной России на северо-восточном берегу Азовского моря. Что мы искали там, в 3000 километрах от нашей Родины? Такие вопросы задавали мы друг другу раз за разом, так как с Россией у нас уже давно был заключён мир. Официальный ответ был таким: это поддержка Украины. Нам, в крайней спешке грузившимся, не сказали, что это означает. После выгрузки у нас даже не было времени помыться, и мы выглядели как грязные мавры. Едва приняв пищу, мы направились к городу. Сначала колонной поротно, затем рассредоточившись.<...>
У нашего батальона было около 180 военнопленных, в основном люди с Дона и Кубани, плохо вооружённые, по-видимому, наспех собранные из различных войсковых подразделений. Дрожа от страха, они должны были провести двое суток на открытом воздухе под усиленной охраной. Люди просто умирали от жары. Они раздали все свои деньги и просили часовых дать им хотя бы чая или кофе. Один охранник рассказал мне с ухмылкой, что кто-то из военнопленных заплатил ему сорок рублей за котелок чая. Деньги он взял, однако чаю ему не принёс. Призванный к ответу за свою подлость, он дал пустой, ни к чему не обязывающий ответ.
Позднее нам с товарищами удалось раздобыть несколько котелков чаю, которые мы раздали. Когда нам стало известно, что все пленные будут расстреляны, нашему возмущению не было предела. Правда, часть наших солдат отнеслась к этому равнодушно. “На то и война! - с нами бы поступили точно так же!” Пленные безучастно сидели или лежали на земле, никто из них не пытался бежать, что было вполне возможно осуществить, воспользовавшись темнотой.
180 пленных! Несчастные должны были сами копать себе могилу на крутом скалистом берегу над морем при помощи наших коротких сапёрных лопаток. Им удалось вырыть ямы глубиной не больше одного метра, глубже было невозможно из-за каменистого грунта. При этом фельдфебель беспрерывно подгонял их. Они выкопали пять или шесть ям. После этого их стали выводить по десять человек, ставили на край ямы лицом к ней. Военнопленные несколько раз быстро крестились - и раздавался залп. Палачи стояли сзади вплотную и стреляли в упор в затылок.
Эффект был поистине ужасающим. Одним буквально разрывало черепа, у других шапки взлетали в воздух и несчастные шлёпались лицами в землю. После этого приходил черёд следующих. Им тоже надо было стать на край ямы, в которой они видели своих павших товарищей. Эти тоже крестились, опять раздавался залп и ещё десять испускали дух. За «родину»! Они падали на расстрелянных ранее. И так продолжалось пока яма не заполнится, всё больше рядов один поверх другого. Ужасное зрелище. Дрогнул ещё один, лихо добитый контрольным выстрелом. Ожидавшие своей участи военнопленные, которые уже слышали выстрелы, теперь понимали, что им предстояло пройти через ужасные мучения. Однако они позволяли себя вести на расстрел как овцы на бойню. Ни один из них не попытался защищаться, ни один не бежал перед лицом смерти и никто не закричал. Мы больше не могли смотреть на эту бойню, которая длилась почти целый час и ушли с чувством полного отвращения. Долго ещё в наших ушах гремели ружейные выстрелы, пока, наконец, они не прекратились. Палачи завершили свою работу.
Многие молодые выходцы из Восточной Пруссии, впоследствии опрошенные мною, добровольно вызвались на выполнение этого печального дела, оправдывая это опустошением русскими Восточной Пруссии. Почему военнопленные были так просто расстреляны, осталось для нас загадкой. Потом говорили, что они представляли собой нерегулярные войска. В действительности, скорее всего, просто не знали, что с ними делать из-за огромного отдаления от Родины.
Когда несколько дней спустя мы под звуки музыки вступили в Таганрог, солдаты других частей окрестили нас батальоном убийц».
Традиционно напоминаю, что подлинную и, не побоюсь сказать, научную историю этих событий можно узнать из книги «Красный десант 1918 года»