снова зачиталась "Я умею прыгать через лужи"
насколько же велика роль родителей в лепке личности человека! мальчик после болезни остался с парализованными ногами, на всю жизнь. но, когда он возвращается из больницы домой, в коляске, только ещё осваиваясь с костылями, мама говорит "Что ж, сейчас у нас снова в доме двое мужчин, и мне уже не придётся так много работать, как раньше".
или вот:
"Замешательство, охватившее сиделок, когда они нашли меня лежащим на траве, немало меня удивило. Я не мог понять, почему они вызвали старшую сестру и, столпившись у моей кровати, принялись допрашивать меня со смешанным чувством озабоченности и гнева.
Я повторял им без конца одно и то же;
- Я опрокинул кресло, чтобы достать леденцы. А на настойчивый вопрос старшей сестры: "Но зачем? Почему ты не позвал сиделку?" - ответил:
- Хотел достать сам.
- Не могу тебя понять, - произнесла она с недовольным видом.
Мне было невдомек - что же тут непонятного. Я знал, это отец понял бы меня. Когда я рассказал ему об этом, он спросил:
- А ты не мог как-нибудь выбраться из кресла, не опрокидывая его? Я ответил:
- Нет, ведь ноги-то меня не слушались, понимаешь?
- Понимаю, - сказал он и добавил: - Как бы то ни было, леденцы ты достал, и ладно. Я тоже не стал бы звать сиделку. Конечно, она подала бы их тебе, но ведь это было бы совсем другое дело.
- Да, совсем другое дело, - сказал я; в эту минуту я любил отца сильней, чем когда бы то ни было.
- Но смотри, в следующий раз не ушибайся, - предупредил он, - будь осторожней. Не надо выбрасываться из кресла ради леденцов - они того не стоят. Другое дело, если случай будет серьезный - пожар или что-нибудь в этом роде. А леденцов я бы тебе сам купил; но на этой неделе у меня с деньгами негусто.
- А я и не хочу на этой неделе, - сказал, я, чтобы его утешить."
или вот:
"Замешательство, охватившее сиделок, когда они нашли меня лежащим на траве, немало меня удивило. Я не мог понять, почему они вызвали старшую сестру и, столпившись у моей кровати, принялись допрашивать меня со смешанным чувством озабоченности и гнева.
Я повторял им без конца одно и то же;
- Я опрокинул кресло, чтобы достать леденцы. А на настойчивый вопрос старшей сестры: "Но зачем? Почему ты не позвал сиделку?" - ответил:
- Хотел достать сам.
- Не могу тебя понять, - произнесла она с недовольным видом.
Мне было невдомек - что же тут непонятного. Я знал, это отец понял бы меня. Когда я рассказал ему об этом, он спросил:
- А ты не мог как-нибудь выбраться из кресла, не опрокидывая его? Я ответил:
- Нет, ведь ноги-то меня не слушались, понимаешь?
- Понимаю, - сказал он и добавил: - Как бы то ни было, леденцы ты достал, и ладно. Я тоже не стал бы звать сиделку. Конечно, она подала бы их тебе, но ведь это было бы совсем другое дело.
- Да, совсем другое дело, - сказал я; в эту минуту я любил отца сильней, чем когда бы то ни было.
- Но смотри, в следующий раз не ушибайся, - предупредил он, - будь осторожней. Не надо выбрасываться из кресла ради леденцов - они того не стоят. Другое дело, если случай будет серьезный - пожар или что-нибудь в этом роде. А леденцов я бы тебе сам купил; но на этой неделе у меня с деньгами негусто.
- А я и не хочу на этой неделе, - сказал, я, чтобы его утешить."