Умберто Эко исполнилось 80 лет. Где поздравительная телеграмма от Рязани?:))
Одному из самых знаменитых современных писателей Европы - Умберто Эко - 5 января исполнилось 80 лет.
Перед юбилеем он сбрил бороду, оставив только усы:))
Еще интересно, что Эко родился в Алессандрии, городе-побратиме Рязани. Интересно, заметили ли вообще наши чиновники этот факт. (Кто у нас там специалист по международным связям в мэрии?)
Книги профессора-историка, такие как "Имя розы", "Маятник Фуко" или недавнее "Пражское кладбище", каждый раз становились бестселлерами и оказывались одновременно историческими романами и остросюжетными детективами. В его книгах есть все то, что помогает понять феномен европейской цивилизации - одновременно варварской и гуманистической, стремящейся к знаниям и объятой суевериями, противоречащей самой себе.
По "Имени розы" в 1984-86 годах был снят Жан-Жаком Анно добротный франко-германо-итальянский фильм с голливудскими актерами.
Почему Умберто Эко до сих пор не нобелевский лауреат, я не понимаю.
Tribute: кусочек из "Имени розы":
"А сейчас ответь мне на один вопрос, - продолжал Вильгельм. - Почему? Почему эту книгу ты охранял крепче, чем любые другие книги? Почему другие книги ты хотя и старался утаить - но не ценой преступления?... "
"Потому что это книга Философа... Прежде мы глядели на небо, а мерзостную материю еле удостаивали брезгливым взглядом; ныне мы смотрим на землю, а в небо веруем благодаря земным свидетельствам. Каждое из слов Философа, на которых сейчас клянутся и святые, и князи церкви, в свое время перевернуло сложившиеся представления о мире. Но представления о Боге ему пока не удалось перевернуть. Если эта книга станет... Если эта книга стала бы предметом вольного толкования, пали бы последние границы".
"Но что тебя так испугало в этом рассуждении о смехе? Изымая книгу, ты ведь не изымаешь смех из мира"
"Нет, конечно. Смех - это слабость, гнилость, распущенность нашей плоти. Это отдых для крестьянина, свобода для винопийцы. Даже церковь, в своей бесконечной мудрости, отводит верующим время для смеха - время праздников, карнавалов, ярмарок. Установлены дни осквернения, когда человек освобождается от лишних гуморов, от лишних желании и замыслов.... Самое главное - что при этом смех остается низким занятием, отдушиной для простецов, поруганьем таинства - для плебеев. Это говорил и апостол: чем разжигаться, лучше вступайте в брак. Чем сопротивляться порядку, заведенному Господом, смейтесь и развлекайтесь своими жалкими пародиями на порядок, смейтесь после вкушения пищи, после опустошения кувшинов и фляг. Выбирайте царя дураков, дурачьте себя ослиными и поросячьими литургиями, играйте и представляйте ваши сатурналии вверх тормашками... Но тут, тут, - и Хорхе упорно долбил пальцем по столу рядом с книгой, лежавшей перед Вильгельмом, - тут пересматривается функция смеха, смех возводится на уровень искусства, смеху распахиваются двери в мир ученых, он становится предметом философии и вероломного богословия. Ты видел вчера, насколько легко простецами перенимаются и проводятся в жизнь самые смутные ереси. Это от незнания законов Бога и законов природы. Но для церкви не опасна ересь простецов, они сами себя обрекают на гибель, их подтачивает необразованность. Невежественное сумасбродство Дольчина и иже с ним никогда не приведет к кризису божественного порядка. Оно проповедует насилие и погибнет от насилия, оно, это сумасбродство, не оставит следов, оно исчерпывается, как исчерпывается карнавал, и не так уж страшно, если во время праздника на земле будет воспроизведен, в кратком и преходящем виде, обряд крещения навыворот. Важно, чтобы в данном случае событие не выразилось в записи, чтобы то, что говорится на народном языке, не обрело переводчика на латынь. Смех освобождает простолюдина от страха перед дьяволом, потому что на празднике дураков и дьявол тоже выглядит бедным и дураковатым, а значит - управляемым. Однако эта книга могла бы посеять в мире мысль, что освобождение от страха перед дьяволом - наука. Надсаживаясь с хохоту и полоща вином глотку, мужик ощущает себя хозяином, потому что он перевернул отношения власти; но эта книга могла бы указать ученым особые уловки остроумия - они стали бы уловками ученого остроумия - и тем узаконить переворот. Тогда среди умственных процессов стали бы числиться те, которые до сих пор в неосмысленном обиходе простолюдинов оставались, слава Богу, процессами утробными. Что смех присущ человеку, это означает лишь одно: всем нам, увы, присуща греховность. Однако из этой книжки многие распущенные умы, такие как твой, могли бы вывести конечный силлогизм, а именно что смех - цель человека! Смех временно отрешает мужика от страха. Однако закон может быть утверждаем только с помощью страха, коего полное титулование - страх Божий. А из этой книги могла бы вылететь люциферианская искра, которая учинила бы во всем мире новый пожар; и смех бы утвердил себя как новый способ, неизвестный даже Прометею, уничтожать страх. Когда мужик смеется, в это время ему нет никакого дела до смерти; однако потом вольница кончается, и литургия вселяет в мужика снова, согласно божественному предопределению, страх перед смертью. А из этой книги могло бы народиться новое, сокрушительное стремление уничтожить смерть путем освобождения от страха..."
Перед юбилеем он сбрил бороду, оставив только усы:))
Еще интересно, что Эко родился в Алессандрии, городе-побратиме Рязани. Интересно, заметили ли вообще наши чиновники этот факт. (Кто у нас там специалист по международным связям в мэрии?)
Книги профессора-историка, такие как "Имя розы", "Маятник Фуко" или недавнее "Пражское кладбище", каждый раз становились бестселлерами и оказывались одновременно историческими романами и остросюжетными детективами. В его книгах есть все то, что помогает понять феномен европейской цивилизации - одновременно варварской и гуманистической, стремящейся к знаниям и объятой суевериями, противоречащей самой себе.
По "Имени розы" в 1984-86 годах был снят Жан-Жаком Анно добротный франко-германо-итальянский фильм с голливудскими актерами.
Почему Умберто Эко до сих пор не нобелевский лауреат, я не понимаю.
Tribute: кусочек из "Имени розы":
"А сейчас ответь мне на один вопрос, - продолжал Вильгельм. - Почему? Почему эту книгу ты охранял крепче, чем любые другие книги? Почему другие книги ты хотя и старался утаить - но не ценой преступления?... "
"Потому что это книга Философа... Прежде мы глядели на небо, а мерзостную материю еле удостаивали брезгливым взглядом; ныне мы смотрим на землю, а в небо веруем благодаря земным свидетельствам. Каждое из слов Философа, на которых сейчас клянутся и святые, и князи церкви, в свое время перевернуло сложившиеся представления о мире. Но представления о Боге ему пока не удалось перевернуть. Если эта книга станет... Если эта книга стала бы предметом вольного толкования, пали бы последние границы".
"Но что тебя так испугало в этом рассуждении о смехе? Изымая книгу, ты ведь не изымаешь смех из мира"
"Нет, конечно. Смех - это слабость, гнилость, распущенность нашей плоти. Это отдых для крестьянина, свобода для винопийцы. Даже церковь, в своей бесконечной мудрости, отводит верующим время для смеха - время праздников, карнавалов, ярмарок. Установлены дни осквернения, когда человек освобождается от лишних гуморов, от лишних желании и замыслов.... Самое главное - что при этом смех остается низким занятием, отдушиной для простецов, поруганьем таинства - для плебеев. Это говорил и апостол: чем разжигаться, лучше вступайте в брак. Чем сопротивляться порядку, заведенному Господом, смейтесь и развлекайтесь своими жалкими пародиями на порядок, смейтесь после вкушения пищи, после опустошения кувшинов и фляг. Выбирайте царя дураков, дурачьте себя ослиными и поросячьими литургиями, играйте и представляйте ваши сатурналии вверх тормашками... Но тут, тут, - и Хорхе упорно долбил пальцем по столу рядом с книгой, лежавшей перед Вильгельмом, - тут пересматривается функция смеха, смех возводится на уровень искусства, смеху распахиваются двери в мир ученых, он становится предметом философии и вероломного богословия. Ты видел вчера, насколько легко простецами перенимаются и проводятся в жизнь самые смутные ереси. Это от незнания законов Бога и законов природы. Но для церкви не опасна ересь простецов, они сами себя обрекают на гибель, их подтачивает необразованность. Невежественное сумасбродство Дольчина и иже с ним никогда не приведет к кризису божественного порядка. Оно проповедует насилие и погибнет от насилия, оно, это сумасбродство, не оставит следов, оно исчерпывается, как исчерпывается карнавал, и не так уж страшно, если во время праздника на земле будет воспроизведен, в кратком и преходящем виде, обряд крещения навыворот. Важно, чтобы в данном случае событие не выразилось в записи, чтобы то, что говорится на народном языке, не обрело переводчика на латынь. Смех освобождает простолюдина от страха перед дьяволом, потому что на празднике дураков и дьявол тоже выглядит бедным и дураковатым, а значит - управляемым. Однако эта книга могла бы посеять в мире мысль, что освобождение от страха перед дьяволом - наука. Надсаживаясь с хохоту и полоща вином глотку, мужик ощущает себя хозяином, потому что он перевернул отношения власти; но эта книга могла бы указать ученым особые уловки остроумия - они стали бы уловками ученого остроумия - и тем узаконить переворот. Тогда среди умственных процессов стали бы числиться те, которые до сих пор в неосмысленном обиходе простолюдинов оставались, слава Богу, процессами утробными. Что смех присущ человеку, это означает лишь одно: всем нам, увы, присуща греховность. Однако из этой книжки многие распущенные умы, такие как твой, могли бы вывести конечный силлогизм, а именно что смех - цель человека! Смех временно отрешает мужика от страха. Однако закон может быть утверждаем только с помощью страха, коего полное титулование - страх Божий. А из этой книги могла бы вылететь люциферианская искра, которая учинила бы во всем мире новый пожар; и смех бы утвердил себя как новый способ, неизвестный даже Прометею, уничтожать страх. Когда мужик смеется, в это время ему нет никакого дела до смерти; однако потом вольница кончается, и литургия вселяет в мужика снова, согласно божественному предопределению, страх перед смертью. А из этой книги могло бы народиться новое, сокрушительное стремление уничтожить смерть путем освобождения от страха..."