one night story 2
начало тут http://frizzzy.livejournal.com/142764.html
Это было странно: сдержанный, даже высокомерный, он не скрывал интереса, но одновременно умудрялся придать этому оттенок безразличия. И более странно было то, что Марго он нравился. В своем мужененавистничестве она не была однозначна: считала удачей, если кто-то из бывших "страдалиц" сходился с "приемлемым", как она говорила, мужчиной, дружила, хоть и немного свысока, со своими помощниками. Но к Ара она относилась по-особенному. Теплотой назвать это трудно, теплота вообще странное слово для сухой и четкой Марго. Они и не общались, казалось бы, активно, сидели под корольком, перекидываясь редкими негромкими фразами, иногда играли в нарды, но было какое-то единение в них. К концу лета он стал частым гостем, заезжал через день по дороге домой. Что до меня, то мне совсем не хотелось романов, и уж тем более с кем-то, кто рассматривал меня, как будто делая великое одолжение. За все лето мы перекинулись едва ли двумя-тремя фразами, только однажды, когда неожиданно погас свет и я пыталась нащупать на столе спички, чтобы зажечь подвешенную над столом керосинку, он твердо накрыл мою руку своей теплой сухой ладонью, на минуту-две, пока Нана чиркнула выуженной из бесчисленных карманов широкой юбки зажигалкой.
Приглашение на свидание тоже было странным. Я поднялась с корзиной орехов для сациви из подвала, где Марго хранила припасы, и Ара, как будто проходя мимо, взял у меня из рук корзину и понес во двор, на летнюю кухню, бросив на ходу: "Поедем завтра к Нарикала. Заезжать не буду, в 10 на площади". И ушел, хрустя разламываемым в кулаке огромным орехом. Я стояла, почему-то очень остро чувствуя запах сунели с кухни и сырости из подвала, очень четко слыша, как Нана поет колыбельную малышне, и хотелось остаться в этой минуте летнего вечера навечно, чтоб не решать, идти ли на это непонятное свидание, остаться ли здесь, в доме, к которому приросла, или уйти, наконец, к сестре, уехать и забыть, наконец, этот заколдованный двор, и дом, и город.
Одевалась я долго, как никогда, сама удивляясь своему волнению. Джинсы - слишклом заурядно, платье - слишком нарядно... За эти месяцы добровольного заточения у Марго я совсем отвыкла наряжаться. "Куда я иду, зачем, к кому?", - все спрашивала себя. По тому, как Марго незаметно освободила меня от всех домашних дел, поняла, что она знает. И одобряет. От этого было еше неспокойнее, казалось, что это проклятое свидание висит на мне грозным обязательством. Нервно вертясь перед зеркалом, я взглянула на часы и ахнула. "Опаздываю! Совсем как в прошлой жизни", - крутилось в голове, пока я лихорадочно хватала телефон, сумку, очки. К площади бежать было минут 15, на часах 10:20, и я решила срезать путь по не очень знакомым мне дворам. Даже в этот поздний час, в сумерках, я то и дело натыкалась на митингующих, толкущихся на узких авлабарских улочках. Тут и там горели маленькие костры, люди сидели, стояли, прислоняясь к стенам домов. Там, у Марго, казалось, что это смутное время только выдумка, игра, которая идет где-то далеко. Мне, отвыкшей от жизни города, было как-то страшно и неуютно в этом чужом шуме, и я сворачивала в крохотные безлюдные переулки, где и заблудилась. Как сумасшедшая, я металась из переулка в переулок, пытаясь в серых сумерках найти знакомую дорогу, и даже забыла, куда и зачем шла. Звонку телефона обрадовалась, как спасительной соломинке - Марго меня вытащит. В трубке же раздался бесстрастный голос Ара: “Я ухожу”. “Что я здесь делаю, зачем?!”, - у меня начиналась настоящая истерика. “Домой, домой, надо домой”, - лихорадочно шептала я, пытаясь найти номер сестры, но с телефоном моим что-то творилось, значок разряженной батареи отчаянно мигал, и позвонить было невозможно.
Когда затарахтели мотоциклы, я уже успокоилась, и все решила: еду домой, у Марго мне не место, пусть вместо меня придет кто-нибудь, кого действительно нужно спасать. Их было четверо, все в больших черных шлемах, в черных куртках. «Дави ее!», - закричал один и, слепя фарами, они поехали на меня. Я чуть было не расхохоталась, мне даже не было страшно. «Вот и стану настоящей «девонькой», - тупо подумала я, не двигаясь с места. В последний момент, когда резкий свет фары первого мотоцикла ослепил меня, я вдруг сорвалась и понеслась, как дикая лошадь, куда-то влево и вперед. И сегодня помню ту неописуемую легкость, с какой бежала, то невозмутимое спокойствие, с каким за секунду выбирала, в какой двор свернуть, то холодное знание, как правильно закрывать лицо от ударов руками и живот ногами - животные инстинкты, взявшие невесть откуда.
Как меня нашли, как принесли к Марго - не знаю. Знаю только, что Ара там больше не видели.
Это было странно: сдержанный, даже высокомерный, он не скрывал интереса, но одновременно умудрялся придать этому оттенок безразличия. И более странно было то, что Марго он нравился. В своем мужененавистничестве она не была однозначна: считала удачей, если кто-то из бывших "страдалиц" сходился с "приемлемым", как она говорила, мужчиной, дружила, хоть и немного свысока, со своими помощниками. Но к Ара она относилась по-особенному. Теплотой назвать это трудно, теплота вообще странное слово для сухой и четкой Марго. Они и не общались, казалось бы, активно, сидели под корольком, перекидываясь редкими негромкими фразами, иногда играли в нарды, но было какое-то единение в них. К концу лета он стал частым гостем, заезжал через день по дороге домой. Что до меня, то мне совсем не хотелось романов, и уж тем более с кем-то, кто рассматривал меня, как будто делая великое одолжение. За все лето мы перекинулись едва ли двумя-тремя фразами, только однажды, когда неожиданно погас свет и я пыталась нащупать на столе спички, чтобы зажечь подвешенную над столом керосинку, он твердо накрыл мою руку своей теплой сухой ладонью, на минуту-две, пока Нана чиркнула выуженной из бесчисленных карманов широкой юбки зажигалкой.
Приглашение на свидание тоже было странным. Я поднялась с корзиной орехов для сациви из подвала, где Марго хранила припасы, и Ара, как будто проходя мимо, взял у меня из рук корзину и понес во двор, на летнюю кухню, бросив на ходу: "Поедем завтра к Нарикала. Заезжать не буду, в 10 на площади". И ушел, хрустя разламываемым в кулаке огромным орехом. Я стояла, почему-то очень остро чувствуя запах сунели с кухни и сырости из подвала, очень четко слыша, как Нана поет колыбельную малышне, и хотелось остаться в этой минуте летнего вечера навечно, чтоб не решать, идти ли на это непонятное свидание, остаться ли здесь, в доме, к которому приросла, или уйти, наконец, к сестре, уехать и забыть, наконец, этот заколдованный двор, и дом, и город.
Одевалась я долго, как никогда, сама удивляясь своему волнению. Джинсы - слишклом заурядно, платье - слишком нарядно... За эти месяцы добровольного заточения у Марго я совсем отвыкла наряжаться. "Куда я иду, зачем, к кому?", - все спрашивала себя. По тому, как Марго незаметно освободила меня от всех домашних дел, поняла, что она знает. И одобряет. От этого было еше неспокойнее, казалось, что это проклятое свидание висит на мне грозным обязательством. Нервно вертясь перед зеркалом, я взглянула на часы и ахнула. "Опаздываю! Совсем как в прошлой жизни", - крутилось в голове, пока я лихорадочно хватала телефон, сумку, очки. К площади бежать было минут 15, на часах 10:20, и я решила срезать путь по не очень знакомым мне дворам. Даже в этот поздний час, в сумерках, я то и дело натыкалась на митингующих, толкущихся на узких авлабарских улочках. Тут и там горели маленькие костры, люди сидели, стояли, прислоняясь к стенам домов. Там, у Марго, казалось, что это смутное время только выдумка, игра, которая идет где-то далеко. Мне, отвыкшей от жизни города, было как-то страшно и неуютно в этом чужом шуме, и я сворачивала в крохотные безлюдные переулки, где и заблудилась. Как сумасшедшая, я металась из переулка в переулок, пытаясь в серых сумерках найти знакомую дорогу, и даже забыла, куда и зачем шла. Звонку телефона обрадовалась, как спасительной соломинке - Марго меня вытащит. В трубке же раздался бесстрастный голос Ара: “Я ухожу”. “Что я здесь делаю, зачем?!”, - у меня начиналась настоящая истерика. “Домой, домой, надо домой”, - лихорадочно шептала я, пытаясь найти номер сестры, но с телефоном моим что-то творилось, значок разряженной батареи отчаянно мигал, и позвонить было невозможно.
Когда затарахтели мотоциклы, я уже успокоилась, и все решила: еду домой, у Марго мне не место, пусть вместо меня придет кто-нибудь, кого действительно нужно спасать. Их было четверо, все в больших черных шлемах, в черных куртках. «Дави ее!», - закричал один и, слепя фарами, они поехали на меня. Я чуть было не расхохоталась, мне даже не было страшно. «Вот и стану настоящей «девонькой», - тупо подумала я, не двигаясь с места. В последний момент, когда резкий свет фары первого мотоцикла ослепил меня, я вдруг сорвалась и понеслась, как дикая лошадь, куда-то влево и вперед. И сегодня помню ту неописуемую легкость, с какой бежала, то невозмутимое спокойствие, с каким за секунду выбирала, в какой двор свернуть, то холодное знание, как правильно закрывать лицо от ударов руками и живот ногами - животные инстинкты, взявшие невесть откуда.
Как меня нашли, как принесли к Марго - не знаю. Знаю только, что Ара там больше не видели.