September 1st
Ани сопит в своей кроватке и что-то лопочет во сне. Ани обнимает во сне бутылочку с мацуном. Ани пока не знает, что 1 сентября - особенный день.
А я "разговорилась" с одноклассником. С одноклассником, которого всегда считала неинтересным дураком. Смотрю теперь - вот она, ошибка детства, суждения о людях в глупых категориях, вот они передо мной, воплощенные в Д., красавце и приятнейшем собеседнике.
И вспомнилось, как когда-то первого сентября к нам в класс пришла Агата. Дно бежевого Агатиного портфеля было измазано красной краской, которой красили полы у них дома.. Дома, в котором приютили смуглую девочку, бакинскую беженку Агату и ее семью. Мне тогда казалось это сумасшедше красивым - красные полы, и я мечтала, как мы с папой будем красить паркет в нашей квартире, макая большие кисти в ведро с вязкой красной краской.
Когда пришла Нана, я не помню. Нана была тоненькая-тоненькая и, как нам казалось тогда, некрасивая по сравнению со своей старшей светловолосой-зеленоглазой сестрой Кристиной, за которой сразу бросились ухаживать все ее одноклассники. Мы ходили как-то в крохотный номер в Кукурузнике, где они ютились, заставленный сумками и стопками сложенной одежды, в основном чужой. Их растрепанная мать нам что-то долго рассказывала с растягивающим бакинским акцентом о своих бедах и очень сердилась, что мы не слушаем и отвлекаемся. А мы принесли вещи, собрали денег, и нам хотелось побегать по узким гостиничным коридорам и повылезать на балконы, с которых видно было весь город. Сейчас я смотрю на фотографии Наны на мониторе, рассматриваю ее взрослые тонкие черты и, о глупое мое детство, вижу, насколько они привлекательнее и благороднее простого Кристининого лица.
Первое сентября - особенный день. Такой счастливый и неуютный. Неуютный от засевшего в голове навсегда страшного слова Беслан. Об эом страшно впоминать и никогда не хочется говорить.
Кукурузник разобрали, Нана теперь в Европе, а Агата в Америке.
Пусть первого сентября все будет хорошо. И второго тоже.
А я "разговорилась" с одноклассником. С одноклассником, которого всегда считала неинтересным дураком. Смотрю теперь - вот она, ошибка детства, суждения о людях в глупых категориях, вот они передо мной, воплощенные в Д., красавце и приятнейшем собеседнике.
И вспомнилось, как когда-то первого сентября к нам в класс пришла Агата. Дно бежевого Агатиного портфеля было измазано красной краской, которой красили полы у них дома.. Дома, в котором приютили смуглую девочку, бакинскую беженку Агату и ее семью. Мне тогда казалось это сумасшедше красивым - красные полы, и я мечтала, как мы с папой будем красить паркет в нашей квартире, макая большие кисти в ведро с вязкой красной краской.
Когда пришла Нана, я не помню. Нана была тоненькая-тоненькая и, как нам казалось тогда, некрасивая по сравнению со своей старшей светловолосой-зеленоглазой сестрой Кристиной, за которой сразу бросились ухаживать все ее одноклассники. Мы ходили как-то в крохотный номер в Кукурузнике, где они ютились, заставленный сумками и стопками сложенной одежды, в основном чужой. Их растрепанная мать нам что-то долго рассказывала с растягивающим бакинским акцентом о своих бедах и очень сердилась, что мы не слушаем и отвлекаемся. А мы принесли вещи, собрали денег, и нам хотелось побегать по узким гостиничным коридорам и повылезать на балконы, с которых видно было весь город. Сейчас я смотрю на фотографии Наны на мониторе, рассматриваю ее взрослые тонкие черты и, о глупое мое детство, вижу, насколько они привлекательнее и благороднее простого Кристининого лица.
Первое сентября - особенный день. Такой счастливый и неуютный. Неуютный от засевшего в голове навсегда страшного слова Беслан. Об эом страшно впоминать и никогда не хочется говорить.
Кукурузник разобрали, Нана теперь в Европе, а Агата в Америке.
Пусть первого сентября все будет хорошо. И второго тоже.