"Записки на табличках" и "Записки у изголовья"
Вчера в изд-ве "Текст" хотела купить Маше Пьера Байяра "Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали" в переводе ali_po, но весь тираж оказался распродан! Поздравляю, Алина! :-) Заказала книгу на "Лабиринте".
Вместо Байяра купила "Записки на табличках Апронении Авиции" Паскаля Киньяра. Книга представляет собой стилизацию под дневник знатной древней римлянки. Т.е. Апронения Авиция - персонаж вымышленный.
Начала читать в электричке и тут же мне это показалось таким знакомым... По моему скромному мнению Киньяр явно вдохновлялся "Записками у изголовья" японской фрейлины Сэй Сёнагон, реальной исторической личности, жившей в Х-XI вв. Просто, будучи знатоком античности, он поместил свою даму в Древний Рим, окружив ее ореолом той эпохи. Однако сходство двух книг налицо.
Сравню немного.
"Записки на табличках" (перевод И.Волевич) Киньяра очень афористичны и в них много древнеримского быта. Апронения Авиция отличается практичностью и прямолинейностью взглядов, хотя и склонна к созерцанию и любованию природой. Некоторыми своими суждениями и поведением она сильно напоминает невинное животное, не знающее добра и зла. Нельзя же в самом деле назвать циничным и бессердечным крокодила, который поедает антилопу. Так и язык не поворачивается назвать циничной и бессердечной Апронению Авицию, когда она подробно перечисляет кушанья, съеденные ею на ужин, после того, как умер ее муж.
Римлянка часто и с удовольствием описывает эротические сцены. Будучи сведущей в любовном искусстве, она наставляет дочь, обучая ее, как обуздать и подчинить себе супруга.
Она дает оценку разным вещам в виде озаглавленных списков. Например (цитирую далеко не все и не полностью):
1 Вещи и существа, которым ничто не страшно: Среди таковых назову я статуи богов. Уток и селезней, плавающих в пруду в тот момент, когда они приближаются к небольшому водопаду. Плащ козопаса.
2 Признаки счастья. Сон, длящийся пять часов, лишь бы его не прерывали. Унаследованное богатство. Крепкое здоровое тело. Парк, богатый растениями (...). Купание. Игра на лире. Общество мужчины, который любит наслаждение.
3 Вещи, способные развлечь при скуке. Злые сплетни о друзьях или родне. Игра в кости. Спуститься в кухню и поесть вволю. Созерцание своего отражения в черном вифинийском мраморе.
4 Вещи, которые умиляют.
И т.д. и т.п.
"Записки у изголовья" (перевод В.Марковой) довольно пространные, с подробным описанием пышных церемоний, долгих бесед, придворных нравов. Все это пронизано чисто японской лирикой, любованием красотой одежд, жеста, силуэта ветки в вазе, музыки. И между глав такие же как в "табличках" перечисления того, что хорошо или дурно, что приятно или наоборот. Только у Сэй Сёнагон все гораздо подробнее.
1 То, что вызывает досаду
2 То, что неприятно слушать
3 То, что глубоко трогает сердце
4 То, что утонченно красиво белая накидка, подбитая белым, поверх бледно-лилового платья, яйца дикого гуся, четки из хрусталя
А вот сравните две сентенции из разных книг
"Записки на табличках"
Вещи, внушающие стыд
Это когда я вхожу в спальню моего мужа, в западном крыле дворца, и вижу его стоящим на четвереньках на ложе в окружении юных рабов с воском, холодной водой, полотенцами и притираниями, при раскаленной жаровней (в самом разгаре лета), и мальчик-умаститель выщипывает ему волоски на ягодицах.
"Записки у изголовья"
То, отчего вчуже берет стыд.
Тайники сердца мужчины, склонного к любовным похождениям
Или вот. Просто одно к одному:
"Записки у изголовья" То, что наводит уныние Погонщик, у которого издох бык. Комната для родов, где умер ребенок.
"Записки на табличках" Роды Ликорис Ликорис родила ребенка, который через несколько часов умер. Не люблю родильные покои, где умер младенец
Еще одно сравнение:
"Записки у изголовья".
Когда ранним утром наступает пора расставанья, мужчина должен вести себя красиво. Полный сожаления, он медлит подняться с любовного ложа. Дама торопит его уйти:
- Уже белый день. Ах-ах, нас увидят!
Мужчина тяжело вздыхает. О, как бы он был счастлив, если б утро никогда не пришло! Сидя на постели, он не спешит натянуть на себя шаровары, но, склонившись к своей подруге, шепчет ей на ушко то, что не успел сказать ночью
"Записки на табличках"
Когда-то Квинт любил меня. На заре он с видимой неохотой вставал, принимался искать свою тунику, говорил, что ему больно расставаться со мной. Он не спешил затягивать шнурки своих сандалий. (...) Я с тоской говорила ему: "Уже светает. Поспеши!" Его вздох казался мне скорбным эхом реки, протекающей через Эреб, царство мертвых. Он (...) наклонившись, шепотом поверял мне на ухо новое зародившееся желание или доканчивал рассказ, начатый ночью
Записки у изголовья
Зимой позвякиванье щипцов в жаровне - тайный знак гостю, что дама ожидает его. Он стучит все настойчивее и даже громко зовет ее, дама скользит к запертым ситоми и откликается ему.
"Записки на табличках"
Мне вспоминается ритмичное, почти музыкальное позвякивание железных прутьев, которыми он осторожно ворошил уголья в жаровне - перед тем, как лечь в постель, и после того, как мы любили друг друга
И Сэй Сёнагон и Апронения Авиция часто упоминают мальву. Только в первом случае это предмет любования, а во втором - ингредиент для слабительного отвара.
- Обе дамы неоднократно упоминают ворон, рождающих у них разные чувства.
- Обе умиляются детьми. Только японка с привычным утонченным лиризмом, а римлянка с тем же, почти трогательным животным плотоядием.
Сравнения можно продолжать, но по-моему, уже все ясно. Я вовсе не хотела всем этим сказать, вот он, мол, какой мерзавец этот Киньяр, все списал. Просто если бы книгу Сэй Сёнагон читал тот знаток античности, что помогал И.Волевич переводить "Записки на табличках", он бы не поразился так их "аутентичности" и не заподозрил бы себя в незнании целого пласта той эпохи.
Вместо Байяра купила "Записки на табличках Апронении Авиции" Паскаля Киньяра. Книга представляет собой стилизацию под дневник знатной древней римлянки. Т.е. Апронения Авиция - персонаж вымышленный.
Начала читать в электричке и тут же мне это показалось таким знакомым... По моему скромному мнению Киньяр явно вдохновлялся "Записками у изголовья" японской фрейлины Сэй Сёнагон, реальной исторической личности, жившей в Х-XI вв. Просто, будучи знатоком античности, он поместил свою даму в Древний Рим, окружив ее ореолом той эпохи. Однако сходство двух книг налицо.
Сравню немного.
"Записки на табличках" (перевод И.Волевич) Киньяра очень афористичны и в них много древнеримского быта. Апронения Авиция отличается практичностью и прямолинейностью взглядов, хотя и склонна к созерцанию и любованию природой. Некоторыми своими суждениями и поведением она сильно напоминает невинное животное, не знающее добра и зла. Нельзя же в самом деле назвать циничным и бессердечным крокодила, который поедает антилопу. Так и язык не поворачивается назвать циничной и бессердечной Апронению Авицию, когда она подробно перечисляет кушанья, съеденные ею на ужин, после того, как умер ее муж.
Римлянка часто и с удовольствием описывает эротические сцены. Будучи сведущей в любовном искусстве, она наставляет дочь, обучая ее, как обуздать и подчинить себе супруга.
Она дает оценку разным вещам в виде озаглавленных списков. Например (цитирую далеко не все и не полностью):
1 Вещи и существа, которым ничто не страшно: Среди таковых назову я статуи богов. Уток и селезней, плавающих в пруду в тот момент, когда они приближаются к небольшому водопаду. Плащ козопаса.
2 Признаки счастья. Сон, длящийся пять часов, лишь бы его не прерывали. Унаследованное богатство. Крепкое здоровое тело. Парк, богатый растениями (...). Купание. Игра на лире. Общество мужчины, который любит наслаждение.
3 Вещи, способные развлечь при скуке. Злые сплетни о друзьях или родне. Игра в кости. Спуститься в кухню и поесть вволю. Созерцание своего отражения в черном вифинийском мраморе.
4 Вещи, которые умиляют.
И т.д. и т.п.
"Записки у изголовья" (перевод В.Марковой) довольно пространные, с подробным описанием пышных церемоний, долгих бесед, придворных нравов. Все это пронизано чисто японской лирикой, любованием красотой одежд, жеста, силуэта ветки в вазе, музыки. И между глав такие же как в "табличках" перечисления того, что хорошо или дурно, что приятно или наоборот. Только у Сэй Сёнагон все гораздо подробнее.
1 То, что вызывает досаду
2 То, что неприятно слушать
3 То, что глубоко трогает сердце
4 То, что утонченно красиво белая накидка, подбитая белым, поверх бледно-лилового платья, яйца дикого гуся, четки из хрусталя
А вот сравните две сентенции из разных книг
"Записки на табличках"
Вещи, внушающие стыд
Это когда я вхожу в спальню моего мужа, в западном крыле дворца, и вижу его стоящим на четвереньках на ложе в окружении юных рабов с воском, холодной водой, полотенцами и притираниями, при раскаленной жаровней (в самом разгаре лета), и мальчик-умаститель выщипывает ему волоски на ягодицах.
"Записки у изголовья"
То, отчего вчуже берет стыд.
Тайники сердца мужчины, склонного к любовным похождениям
Или вот. Просто одно к одному:
"Записки у изголовья" То, что наводит уныние Погонщик, у которого издох бык. Комната для родов, где умер ребенок.
"Записки на табличках" Роды Ликорис Ликорис родила ребенка, который через несколько часов умер. Не люблю родильные покои, где умер младенец
Еще одно сравнение:
"Записки у изголовья".
Когда ранним утром наступает пора расставанья, мужчина должен вести себя красиво. Полный сожаления, он медлит подняться с любовного ложа. Дама торопит его уйти:
- Уже белый день. Ах-ах, нас увидят!
Мужчина тяжело вздыхает. О, как бы он был счастлив, если б утро никогда не пришло! Сидя на постели, он не спешит натянуть на себя шаровары, но, склонившись к своей подруге, шепчет ей на ушко то, что не успел сказать ночью
"Записки на табличках"
Когда-то Квинт любил меня. На заре он с видимой неохотой вставал, принимался искать свою тунику, говорил, что ему больно расставаться со мной. Он не спешил затягивать шнурки своих сандалий. (...) Я с тоской говорила ему: "Уже светает. Поспеши!" Его вздох казался мне скорбным эхом реки, протекающей через Эреб, царство мертвых. Он (...) наклонившись, шепотом поверял мне на ухо новое зародившееся желание или доканчивал рассказ, начатый ночью
Записки у изголовья
Зимой позвякиванье щипцов в жаровне - тайный знак гостю, что дама ожидает его. Он стучит все настойчивее и даже громко зовет ее, дама скользит к запертым ситоми и откликается ему.
"Записки на табличках"
Мне вспоминается ритмичное, почти музыкальное позвякивание железных прутьев, которыми он осторожно ворошил уголья в жаровне - перед тем, как лечь в постель, и после того, как мы любили друг друга
И Сэй Сёнагон и Апронения Авиция часто упоминают мальву. Только в первом случае это предмет любования, а во втором - ингредиент для слабительного отвара.
- Обе дамы неоднократно упоминают ворон, рождающих у них разные чувства.
- Обе умиляются детьми. Только японка с привычным утонченным лиризмом, а римлянка с тем же, почти трогательным животным плотоядием.
Сравнения можно продолжать, но по-моему, уже все ясно. Я вовсе не хотела всем этим сказать, вот он, мол, какой мерзавец этот Киньяр, все списал. Просто если бы книгу Сэй Сёнагон читал тот знаток античности, что помогал И.Волевич переводить "Записки на табличках", он бы не поразился так их "аутентичности" и не заподозрил бы себя в незнании целого пласта той эпохи.