Рожалка
- Подсудимая, ваше имя?
- Анна Джонс, Ваша честь.
- Анна Джонс, вы обвиняетесь в нанесении тяжкого ущерба мужской репродукции. Признаете ли вы себя виновной?
- Да, Ваша честь.
- Каков ваш род занятий?
- Медсестра в родильном отделении клиники святого Георгия.
- В чем заключаются ваши обязанности?
- Я отношу новорожденных младенцев женского пола на первичную обработку. Ну и выношу их родителям.
- Расскажите, что вы делали восемнадцатого марта этого года.
- Ваша честь! В тот день было очень много родов. Особенно, почему-то, девочек. К обеденному перерыву я отнесла уже дюжину младенцев на обработку.
- Во сколько у вас перерыв?
- В два часа дня.
- И что было дальше?
- Как только я вошла в кафетерий, меня срочно вызвали в отделение для посетителей, где меня ждал господин Смит.
- Господин Смит имеет какое-то отношение к родильному отделению?
- Да, Ваша честь. В тот день у него родилась дочь.
- Во сколько это произошло?
- Без десяти два.
- То есть, вы пошли на обед, зная, что вам предстоит в ближайшее время исполнить свои обязанности?
- Мой обед не занимает больше пятнадцати минут, Ваша честь. Я вполне успевала.
- Так, дальше.
- Ко мне вышел директор клиники, господин Браун. Он распорядился оказывать всяческое содействие господину Смиту. Как отцу, оплатившему рождение ребенка по высшей категории и как своему другу.
- Господин Браун остался с вами?
- Нет, он тут же ушел, у нас у всех обед в одно время, а ему, как вы понимаете, десять минут на обед мало.
- Мы собрались не для того, чтобы обсуждать пищевые привычки господина Брауна. Так что господин Смит?
- Он попросил меня показать ему дочь.
- До первичной обработки?
- Да.
- И вы согласились?
- Таков был приказ господина Брауна…
- Он прямо так и сказал - показать младенца?
- Нет. Просто оказывать содействие.
- Но как же этика? А если бы он попросил вас, скажем, убить младенца? Вы бы выполнили просьбу, чтобы не расстроить господина Брауна?
- Я не подумала об этом.
- Напрасно. Итак, вы показали господину Смиту его дочь?
- Да. Очень аккуратно, из-за стекла. Это, кстати, не первый раз, когда родители смотрят на новорожденных детей.
- Присутствовала ли при этом госпожа Смит?
- Нет, она была слишком взволнована появлением на свет дочери - и предпочла не приходить.
- Предположим. И что случилось дальше?
- Господин Смит попросил меня не подвергать его дочь первичной обработке.
- И какова была ваша реакция на… столь необычную просьбу?
- Я очень испугалась.
- Ваша реакция еще необычнее. Чего же вы испугались? Что господин Смит в случае вашего отказа пожалуется господину Брауну?
- Нет. Я приняла его за сектанта. Я очень боюсь сектантов.
- Вы уверены, что испытываете к ним именно страх, а не брезгливость, например?
- Уверена. Понимаете, в момент моего рождения они оккупировали больницу. Их выступление чуть не стоило мне жизни!
- Но ведь после принятия Закона о Вмешательстве таких случаев больше не было? Вы до сих пор их боитесь?
- Это сильнее меня.
- И вы решили своими силами вернуть сектанта в лоно общества?
- Можно сказать и так, Ваша честь.
- Что вы для этого предприняли?
- Я рассказала ему, как тяжела была жизнь женщины во времена, когда не было первичной обработки.
- О чем конкретно вы рассказывали?
- Я не могу повторить такое, в зале мужчины!
- Тем не менее, ему вы это рассказали!
- Ваша честь! Я была очень испугана!
- Подсудимая! Здесь решается ваша судьба. Неужели вам не страшно?
- Не настолько.
- И все-таки, о чем вы рассказали мистеру Смиту.
- Я рассказала о способах эпиляции ног, подмышек и зоны комфорта. Да, у женщин без первичной обработки там растут волосы почти как у мужчин. А в подмышках и на ногах - еще и потовые железы. Женщины без обработки плохо пахли - и им приходилось идти на всякие ухищрения, чтобы скрыть запах. Кроме того, женщина получала довольно мягкую и, порой, не слишком красивую грудь. Посмотрите на меня, господа присяжные! Во время моей первичной операции врачу помешали, и моя грудь несимметрична! Из-за этого я до сих пор не замужем и вынуждена работать.
- Ваша честь, протестую! Это эмоциональное давление на присяжных!
- Протест принят. Подсудимая, продолжайте.
- Я рассказала о том, что стопа женщины без первичной обработки плохо выдерживает даже четырехдюймовый каблук. Со временем она отвратительно деформируется. И, конечно, женщине приходилось ежедневно наносить макияж. Это час жизни каждое утро! А еще женщины ели почти столько же, сколько мужчины. Женщина могла съесть за день чуть ли не килограмм еды! И, понятно, это сказывалось на фигуре. До введения первичной обработки существовали толстые, очень толстые и просто жирные женщины. Те же, что не хотели на них походить, были вынуждены сидеть на диете или превращать в тренажерном зале уродливый жир в не менее уродливые мышцы.
- Отвратительно!
- Но, тем не менее, мистера Смита это не убедило. Боюсь, он просто не поверил мне.
- И вы предприняли более решительные меры?
- Это, скорее, была случайность.
- И что же произошло?
- К нам подошла рожалка.
- Вы имеете в виду женщину, не прошедшую первичную обработку? Но ведь они изолированы от общества.
- Да, но не в родильном отделении. Вы понимаете, мы находились на служебной территории… Они там постоянно. Кормят детей. Рожают детей.
- И это была, как вы выражаетесь, рожалка, которая…
- Да, которой чета Смитов доверила рождение своей дочери. Мистер Смит видел ее, когда одобрял кандидатуру. Но тогда, конечно, она выглядела почти как женщина: макияж, эпиляция, корректирующее белье, каблуки. А сейчас, скажем так, предстала в естественном виде: в халате, с животом, еще не опавшим после рождения ребенка…
- Прошу вас без подробностей. Вы смущаете присяжных.
- В общем, она сама поздоровалась с мистером Смитом, поздравила его с рождением дочки. И тут, кажется, до него начало доходить. Он побледнел, смутился, а потом спросил, не является ли эта рожалка исключением из правил. Я заверила его, что она типична. Но я видела, что он все еще колеблется.
- И тогда вы…
- И тогда я рассказала ему про главное отличие между женщинами и рожалками.
- То есть…
- То есть, про репродуктивную систему. Про периодические выделения, про запахи, про беременность…
- В общем, про то, от чего избавлена женщина.
- Да. И наконец смогла отнести маленькую мисс Смит на первичную обработку.
- Но какой ценой!
- Боюсь, я недооценила последствия.
- Прошу присяжных…
- Ваша честь! Обвинение просит выслушать свидетеля, доктора Лихтшангофа.
- Не думаю, что это что-то изменит. Но прошу занять свое место свидетеля обвинения. Пожалуйста, задавайте ваши вопросы.
- Свидетель, каков род ваших занятий?
- Я пенсионер.
- А каков был род ваших занятий двадцать пять лет назад?
- Я был практикующим хирургом. Занимался первичной обработкой новорожденных девочек в госпитале святого Луки.
- Хорошо ли вы помните 12 ноября того года?
- Да, конечно. Сектанты захватили госпиталь. Они требовали запретить первичную обработку. Самые активные прорвались в операционные боксы. Мы пытались сопротивляться, но ни о какой работе речи быть не могло.
- А много ли в тот день было работы?
- Только одна девочка. Дочь семьи Джонс.
- И вы…
- Я совершил преступную небрежность. Заполнил документы заранее, перед операцией. А потом нашествие сектантов. Два наших охранника были помещены в реанимацию, меня самого изрядно помяли…
- А что случилось с девочкой?
- Она так и не была прооперирована. Но документы были в порядке, поэтому ее отнесли назад, на кормление, затем родителям…
- То есть, подсудимая по своей физиологии является…
- Да, Ваша честь, подсудимая - рожалка.
- Подсудимая! Все это время вы скрывали свою сущность. Жили среди людей. Не участвовали в демографической программе. А ведь за двадцать пять лет вы могли бы уже подарить детей как минимум шести семьям… Но вы предпочли жить обманом. Мало того, совершив одно демографическое преступление, пусть даже в начале неосознанное, вы продолжили, лишив господина Смита полового комфорта! Прошу присяжных вынести свой вердикт.
- Анна Джонс, Ваша честь.
- Анна Джонс, вы обвиняетесь в нанесении тяжкого ущерба мужской репродукции. Признаете ли вы себя виновной?
- Да, Ваша честь.
- Каков ваш род занятий?
- Медсестра в родильном отделении клиники святого Георгия.
- В чем заключаются ваши обязанности?
- Я отношу новорожденных младенцев женского пола на первичную обработку. Ну и выношу их родителям.
- Расскажите, что вы делали восемнадцатого марта этого года.
- Ваша честь! В тот день было очень много родов. Особенно, почему-то, девочек. К обеденному перерыву я отнесла уже дюжину младенцев на обработку.
- Во сколько у вас перерыв?
- В два часа дня.
- И что было дальше?
- Как только я вошла в кафетерий, меня срочно вызвали в отделение для посетителей, где меня ждал господин Смит.
- Господин Смит имеет какое-то отношение к родильному отделению?
- Да, Ваша честь. В тот день у него родилась дочь.
- Во сколько это произошло?
- Без десяти два.
- То есть, вы пошли на обед, зная, что вам предстоит в ближайшее время исполнить свои обязанности?
- Мой обед не занимает больше пятнадцати минут, Ваша честь. Я вполне успевала.
- Так, дальше.
- Ко мне вышел директор клиники, господин Браун. Он распорядился оказывать всяческое содействие господину Смиту. Как отцу, оплатившему рождение ребенка по высшей категории и как своему другу.
- Господин Браун остался с вами?
- Нет, он тут же ушел, у нас у всех обед в одно время, а ему, как вы понимаете, десять минут на обед мало.
- Мы собрались не для того, чтобы обсуждать пищевые привычки господина Брауна. Так что господин Смит?
- Он попросил меня показать ему дочь.
- До первичной обработки?
- Да.
- И вы согласились?
- Таков был приказ господина Брауна…
- Он прямо так и сказал - показать младенца?
- Нет. Просто оказывать содействие.
- Но как же этика? А если бы он попросил вас, скажем, убить младенца? Вы бы выполнили просьбу, чтобы не расстроить господина Брауна?
- Я не подумала об этом.
- Напрасно. Итак, вы показали господину Смиту его дочь?
- Да. Очень аккуратно, из-за стекла. Это, кстати, не первый раз, когда родители смотрят на новорожденных детей.
- Присутствовала ли при этом госпожа Смит?
- Нет, она была слишком взволнована появлением на свет дочери - и предпочла не приходить.
- Предположим. И что случилось дальше?
- Господин Смит попросил меня не подвергать его дочь первичной обработке.
- И какова была ваша реакция на… столь необычную просьбу?
- Я очень испугалась.
- Ваша реакция еще необычнее. Чего же вы испугались? Что господин Смит в случае вашего отказа пожалуется господину Брауну?
- Нет. Я приняла его за сектанта. Я очень боюсь сектантов.
- Вы уверены, что испытываете к ним именно страх, а не брезгливость, например?
- Уверена. Понимаете, в момент моего рождения они оккупировали больницу. Их выступление чуть не стоило мне жизни!
- Но ведь после принятия Закона о Вмешательстве таких случаев больше не было? Вы до сих пор их боитесь?
- Это сильнее меня.
- И вы решили своими силами вернуть сектанта в лоно общества?
- Можно сказать и так, Ваша честь.
- Что вы для этого предприняли?
- Я рассказала ему, как тяжела была жизнь женщины во времена, когда не было первичной обработки.
- О чем конкретно вы рассказывали?
- Я не могу повторить такое, в зале мужчины!
- Тем не менее, ему вы это рассказали!
- Ваша честь! Я была очень испугана!
- Подсудимая! Здесь решается ваша судьба. Неужели вам не страшно?
- Не настолько.
- И все-таки, о чем вы рассказали мистеру Смиту.
- Я рассказала о способах эпиляции ног, подмышек и зоны комфорта. Да, у женщин без первичной обработки там растут волосы почти как у мужчин. А в подмышках и на ногах - еще и потовые железы. Женщины без обработки плохо пахли - и им приходилось идти на всякие ухищрения, чтобы скрыть запах. Кроме того, женщина получала довольно мягкую и, порой, не слишком красивую грудь. Посмотрите на меня, господа присяжные! Во время моей первичной операции врачу помешали, и моя грудь несимметрична! Из-за этого я до сих пор не замужем и вынуждена работать.
- Ваша честь, протестую! Это эмоциональное давление на присяжных!
- Протест принят. Подсудимая, продолжайте.
- Я рассказала о том, что стопа женщины без первичной обработки плохо выдерживает даже четырехдюймовый каблук. Со временем она отвратительно деформируется. И, конечно, женщине приходилось ежедневно наносить макияж. Это час жизни каждое утро! А еще женщины ели почти столько же, сколько мужчины. Женщина могла съесть за день чуть ли не килограмм еды! И, понятно, это сказывалось на фигуре. До введения первичной обработки существовали толстые, очень толстые и просто жирные женщины. Те же, что не хотели на них походить, были вынуждены сидеть на диете или превращать в тренажерном зале уродливый жир в не менее уродливые мышцы.
- Отвратительно!
- Но, тем не менее, мистера Смита это не убедило. Боюсь, он просто не поверил мне.
- И вы предприняли более решительные меры?
- Это, скорее, была случайность.
- И что же произошло?
- К нам подошла рожалка.
- Вы имеете в виду женщину, не прошедшую первичную обработку? Но ведь они изолированы от общества.
- Да, но не в родильном отделении. Вы понимаете, мы находились на служебной территории… Они там постоянно. Кормят детей. Рожают детей.
- И это была, как вы выражаетесь, рожалка, которая…
- Да, которой чета Смитов доверила рождение своей дочери. Мистер Смит видел ее, когда одобрял кандидатуру. Но тогда, конечно, она выглядела почти как женщина: макияж, эпиляция, корректирующее белье, каблуки. А сейчас, скажем так, предстала в естественном виде: в халате, с животом, еще не опавшим после рождения ребенка…
- Прошу вас без подробностей. Вы смущаете присяжных.
- В общем, она сама поздоровалась с мистером Смитом, поздравила его с рождением дочки. И тут, кажется, до него начало доходить. Он побледнел, смутился, а потом спросил, не является ли эта рожалка исключением из правил. Я заверила его, что она типична. Но я видела, что он все еще колеблется.
- И тогда вы…
- И тогда я рассказала ему про главное отличие между женщинами и рожалками.
- То есть…
- То есть, про репродуктивную систему. Про периодические выделения, про запахи, про беременность…
- В общем, про то, от чего избавлена женщина.
- Да. И наконец смогла отнести маленькую мисс Смит на первичную обработку.
- Но какой ценой!
- Боюсь, я недооценила последствия.
- Прошу присяжных…
- Ваша честь! Обвинение просит выслушать свидетеля, доктора Лихтшангофа.
- Не думаю, что это что-то изменит. Но прошу занять свое место свидетеля обвинения. Пожалуйста, задавайте ваши вопросы.
- Свидетель, каков род ваших занятий?
- Я пенсионер.
- А каков был род ваших занятий двадцать пять лет назад?
- Я был практикующим хирургом. Занимался первичной обработкой новорожденных девочек в госпитале святого Луки.
- Хорошо ли вы помните 12 ноября того года?
- Да, конечно. Сектанты захватили госпиталь. Они требовали запретить первичную обработку. Самые активные прорвались в операционные боксы. Мы пытались сопротивляться, но ни о какой работе речи быть не могло.
- А много ли в тот день было работы?
- Только одна девочка. Дочь семьи Джонс.
- И вы…
- Я совершил преступную небрежность. Заполнил документы заранее, перед операцией. А потом нашествие сектантов. Два наших охранника были помещены в реанимацию, меня самого изрядно помяли…
- А что случилось с девочкой?
- Она так и не была прооперирована. Но документы были в порядке, поэтому ее отнесли назад, на кормление, затем родителям…
- То есть, подсудимая по своей физиологии является…
- Да, Ваша честь, подсудимая - рожалка.
- Подсудимая! Все это время вы скрывали свою сущность. Жили среди людей. Не участвовали в демографической программе. А ведь за двадцать пять лет вы могли бы уже подарить детей как минимум шести семьям… Но вы предпочли жить обманом. Мало того, совершив одно демографическое преступление, пусть даже в начале неосознанное, вы продолжили, лишив господина Смита полового комфорта! Прошу присяжных вынести свой вердикт.