Autista
А что за шиворотом снег знает только случайный прохожий, что трясет меня вместе с пальто и хлопает одобрительно по спине. На полу старый паркет, я в него уставлюсь на каждые 5 часов, чтоб прохожие не заводили игр. Я не люблю гэмблс. А ты уже не моя жизнь, а он еще не пришел. И если вы, семеро, хранили меня все эти годы, неужели вам понадобилось меня теперь погубить? И от жемчужного ожерелья, которым он меня душил, следы. Никто не знает, что внутри, стеклышки побиты, крутишь, вертишь и на свет. «Погляди-ка - это шар земной или воздушный. Смотри-ка, замки в розовых облаках, самокаты. Приглядись, там страсть, заговор иллюминатов, потому что если встать поровнее будут свободные строители». А меня тошнит, мой аутиста молчит, и лезет за платком в нагрудный карман, чтобы вытирать воду с лаковых моих носов.
Думаешь, он знал 12 лет назад? Мне нельзя приходить не вовремя, нельзя открыто. У меня стопка париков, я Мари, я Светлана, я Лея. Мне нельзя уходить свободно, я жду машину в прачечную, у меня стопка личностей, иногда я одеваюсь в твой костюм, аутиста. Я не разбираюсь в духах, они гнездятся на мне ядовито, его простыни пахнут мной по два дня. Он швыряет их в прачку, но у «мадам такие духи, попросите ее изменить». Я вылитая кокаинетка, ему не нравится запах, но не меховые манжеты и тонкие брови.
А вы семеро, что стояли за меня, куда подевались? Стеклышки побиты, но вены не режут. Он никогда не был суицидален. А мне хочется быть цветком, хочется другом. Чтобы охрана селила меня на заднее и за занавесками и пакетами с футболками не видно. Больше хочется, чем жить. Чтобы 367 дней отмерить, как один. И чтобы ускользать из постели каждый раз ровно в два, спускаясь к завтраку, здороваться будто я аутисты гостья.
Что же ты наделал? Я трясу тебя, что же. Я не люблю кричать, тебе нельзя. Зачем ты клянешь американскую собаку, если это американская твоя ментальность. Стакан колы и молитва. Как мне стать цветком, другом, как? На мне верблюжье пальто с поясом, оно мне длинное. На губах цепки, порваны заусенцы. С тобой я не ношу чулок, я не помню своих дней. Постоянная гонка отдает расой, многие кажутся измышлением моего сознания. Но зыбким вечером в кожаной куртке и тугих джинсах я забираюсь на заднее и ныряю к ногам когда-то сидящих. Утром я портняжными ножницами порезала волосы до каре, тебе понравится причуда. Мой аутиста молчит и готовит платки, на пол пути мы останавливаемся на трассе, вокруг только одинокий бомж, меня тошнит, аутиста возит накрахмаленной тряпкой по лаковым моим. На все мои шрамы по запястьям со свежими тату, он цокает языком и мы катим дальше. Чем ближе, тем меньше мне можно шевелиться.
Шины проползают к его дому, даже ночью на мне капюшон и очки. Мне нельзя заходить через главный вход, мы крадемся через кухню и я уже все знаю. Никто не знает, что бывает за закрытыми дверями, где горит камин. А им бы так хотелось. Мы всегда гасим весь свет, там где горит камин. Что они знают о твоей сексуальности, что они знают о тебе? Я ухожу в два, на твоих губах его вкус, в пыли запястья. Я чувствую его в твоих волосах и на футболке. Ты закажи его еще, демерол поможет спать тебе спокойно. А мне хочется быть цветком, хочется другом. Семеро молчат, спи спокойно.