Выпавшая фляга...
Этот пост я опубликовал давно в одном из уничтоженных блогов... немногие из моих старых френдов, присутствующих здесь, думаю, помнят, его. Тем не менее, я повторю его - во-первых, это подлинная правда, а, во-вторых, случись иначе - меня бы вообще не было бы на этом свете.
По-разному встречала людей та страшная война. Бывало и так...
...На одном из полустанков, где-то под Ростовом-на-Дону, жарким летом 1941 года стояли друг против друга два воинских эшелона в ожидании скорой отправки (куда именно − знать не положено!) Было душно, хотя и сухо − дождей не выпадало уже с месяц, и земля под ногами расходилась многочисленными трещинами типа такыра в пустыне. Солнце, казалось, замерло в вышине, поливая окружающее пространство невыносимым лучистым жаром. И всюду валялись желтые полураздавленные плоды абрикосов (по-местному "жерделей") и черных шелковиц, хотя самих деревьев поблизости не было видно.
Солдаты на платформах и в несуразных для этого сезона теплушках буквально одуревали от зноя. Курить − и то не хотелось. Изредка невдалеке вскрикивала и заходилась гармошка в каком-то испуганном еврейском миноре, но почти сразу же визгливо умолкала, словно гармонист, опомнившись, грубо сминал меха ладонью.
С крыши одного из вагонов вдруг ловко спрыгнул наземь невысокий рыжеусый солдат в полном обмундировании. Лёгкой, пружинящей походкой (что выдавало в нём местного) он направился к одинокой хате в сотне метрах поодаль. Соломенная крыша, мазанка, покосившийся плетень... Пожилая женщина, застывшая у калитки, казалась неживой. Протянутую флягу для воды она взяла в руки не сразу.
Паровозные свистки − один за другим − казалось, словно перечеркнули этот мир и вызвали из небытия какой-то другой: всё такой же душный, но с тяжелыми черными тучами. Это была лишь видимость непогоды, но выглядело всё зловеще. Где-то грянул одинокий выстрел − непонятный, ненужный, бессмысленный.
Солдат заторопился. Уже не скорым шагом, а бегом возвращался он к составам. Тяжело дыша, пробежал с полсотни метров между ними. Кроме него, никого больше внизу не было.
Тяжелая влажная фляга вдруг выскользнула из-под ремня и упала на землю. Подхватить её на лету не удалось − пришлось нагнуться, а затем, неловко споткнувшись, опуститься на одно колено.
И в этот миг оба состава одновременно тронулись с места. В противоположных направлениях!
Совершено машинально рыжеусый солдат, выпрямившись, сделал поворот вокруг своей оси и... и начисто потерял ориетнацию! Растерявшись, он вертел головой налево-направо и наоборот − и не мог определить, из какого именно эшелона он отправился за водой!
Секунды медленно текли, равнодушно складываясь в минуты; лица бойцов на платформах казались бесстрастными и устремленными в неведомую даль какого-то Дальневековья; никому не было дело до одинокого человека, вдруг неожиданно и страшно выпавшего из реального мира... Так продолжалось до тех пор, пока из предпоследнего вагона то ли справа, то ли слева вдруг не раздалось грубое:
− Ну, чего рот ряззявил, деревня? Совсем отстать, что ли, надумал, а?! Давай руку, подсоблю!
Солдат опомнился, торопливо ухватился за протянутую ладонь и оказался на платформе, а через мгновение и на крыше. Глотнул холодной воды из фляги... а затем обильно плеснул под потную гимнастерку.
Поезда между тем медленно, но верно набирали ход, и вскоре каждый из них ушел в своём, назначенном приказом, направлении. Один − на Западный фронт. Другой − на Восточный.
Рыжеусый солдат ошибся. Он сел не в свой эшелон. И с каждой минутой все больше удалался от запада СССР и приближался к Северному Кавказу...
Что же было дальше? Ничего особенного. По прибытии солдат был зачислен в стрелковую часть на Кавказе. Воевал, как и все, был дважды ранен. Но уцелел. А после войны возвратился в свой родной городок к ожидавшей его поседевшей жене, которую чуть было не расстреляли гитлеровцы во время оккупации. Спас её почему-то переводчик с немецкого (тоже из местных), подтвердивший, что её фамилия − стопроцентно украинская.
У них родилось много детей, которые, в свою очередь, дали жизнь новым людям. И не угасла ещё одна человеческая линия.
А ведь ничего этого могло бы и не быть! Ибо все, кто были в эшелоне, который ушел на Западный фронт, погибли от первого и до последнего человека под бомбежками и в неравных боях.
Мог бы бесследно сгинуть и герой этой заметки. Если бы случайно не выпавшая фляга с водой...
↑ Старший сын рыжеусого солдата. Мой отец Юрий (Турция, 197... какой-то год).
По-разному встречала людей та страшная война. Бывало и так...
...На одном из полустанков, где-то под Ростовом-на-Дону, жарким летом 1941 года стояли друг против друга два воинских эшелона в ожидании скорой отправки (куда именно − знать не положено!) Было душно, хотя и сухо − дождей не выпадало уже с месяц, и земля под ногами расходилась многочисленными трещинами типа такыра в пустыне. Солнце, казалось, замерло в вышине, поливая окружающее пространство невыносимым лучистым жаром. И всюду валялись желтые полураздавленные плоды абрикосов (по-местному "жерделей") и черных шелковиц, хотя самих деревьев поблизости не было видно.
Солдаты на платформах и в несуразных для этого сезона теплушках буквально одуревали от зноя. Курить − и то не хотелось. Изредка невдалеке вскрикивала и заходилась гармошка в каком-то испуганном еврейском миноре, но почти сразу же визгливо умолкала, словно гармонист, опомнившись, грубо сминал меха ладонью.
С крыши одного из вагонов вдруг ловко спрыгнул наземь невысокий рыжеусый солдат в полном обмундировании. Лёгкой, пружинящей походкой (что выдавало в нём местного) он направился к одинокой хате в сотне метрах поодаль. Соломенная крыша, мазанка, покосившийся плетень... Пожилая женщина, застывшая у калитки, казалась неживой. Протянутую флягу для воды она взяла в руки не сразу.
Паровозные свистки − один за другим − казалось, словно перечеркнули этот мир и вызвали из небытия какой-то другой: всё такой же душный, но с тяжелыми черными тучами. Это была лишь видимость непогоды, но выглядело всё зловеще. Где-то грянул одинокий выстрел − непонятный, ненужный, бессмысленный.
Солдат заторопился. Уже не скорым шагом, а бегом возвращался он к составам. Тяжело дыша, пробежал с полсотни метров между ними. Кроме него, никого больше внизу не было.
Тяжелая влажная фляга вдруг выскользнула из-под ремня и упала на землю. Подхватить её на лету не удалось − пришлось нагнуться, а затем, неловко споткнувшись, опуститься на одно колено.
И в этот миг оба состава одновременно тронулись с места. В противоположных направлениях!
Совершено машинально рыжеусый солдат, выпрямившись, сделал поворот вокруг своей оси и... и начисто потерял ориетнацию! Растерявшись, он вертел головой налево-направо и наоборот − и не мог определить, из какого именно эшелона он отправился за водой!
Секунды медленно текли, равнодушно складываясь в минуты; лица бойцов на платформах казались бесстрастными и устремленными в неведомую даль какого-то Дальневековья; никому не было дело до одинокого человека, вдруг неожиданно и страшно выпавшего из реального мира... Так продолжалось до тех пор, пока из предпоследнего вагона то ли справа, то ли слева вдруг не раздалось грубое:
− Ну, чего рот ряззявил, деревня? Совсем отстать, что ли, надумал, а?! Давай руку, подсоблю!
Солдат опомнился, торопливо ухватился за протянутую ладонь и оказался на платформе, а через мгновение и на крыше. Глотнул холодной воды из фляги... а затем обильно плеснул под потную гимнастерку.
Поезда между тем медленно, но верно набирали ход, и вскоре каждый из них ушел в своём, назначенном приказом, направлении. Один − на Западный фронт. Другой − на Восточный.
Рыжеусый солдат ошибся. Он сел не в свой эшелон. И с каждой минутой все больше удалался от запада СССР и приближался к Северному Кавказу...
Что же было дальше? Ничего особенного. По прибытии солдат был зачислен в стрелковую часть на Кавказе. Воевал, как и все, был дважды ранен. Но уцелел. А после войны возвратился в свой родной городок к ожидавшей его поседевшей жене, которую чуть было не расстреляли гитлеровцы во время оккупации. Спас её почему-то переводчик с немецкого (тоже из местных), подтвердивший, что её фамилия − стопроцентно украинская.
У них родилось много детей, которые, в свою очередь, дали жизнь новым людям. И не угасла ещё одна человеческая линия.
А ведь ничего этого могло бы и не быть! Ибо все, кто были в эшелоне, который ушел на Западный фронт, погибли от первого и до последнего человека под бомбежками и в неравных боях.
Мог бы бесследно сгинуть и герой этой заметки. Если бы случайно не выпавшая фляга с водой...
↑ Старший сын рыжеусого солдата. Мой отец Юрий (Турция, 197... какой-то год).