Душа человека при социализме (отрывки из Уайльда)
Наказание
Без власти исчезнет и наказание. Это будет великим достижением, действительно бесценного значения. Читая историю не в выхолощенных школьных учебниках, а оригинальных авторов разных времен, становится тошно не от преступлений, совершенных уголовниками, а от наказаний, наложенных праведниками.
Общество бесконечно больше развращается привычным применением наказаний, чем случайными преступлениями.
Становится очевидным, что чем больше применяется наказаний, тем больше совершается преступлений; современное законодательство это понимает и уменьшает наказание настолько, насколько оно считает возможным. Там, где наказания смягчены, результат чрезвычайно положительный. Чем меньше наказание, тем меньше преступлений. Когда не будет наказаний, преступления или исчезнут, или будут рассматриваться врачами как весьма тяжелая форма психического расстройства, вылечиваемая лекарствами и добротой.
Ревность
Ревность, будучи чрезвычайно сильным источником преступлений в современном мире, тесно связана с понятием собственности и с приходом социализма отомрет. Замечательно, что в коммунистических первобытных племенах ревность совершенно не известна.
Работа
Поскольку я упомянул о труде, не могу не заметить, что сейчас много чепухи говорится и пишется по поводу достоинства ручного труда. Ничего достойного в ручном труде нет, более того, в большинстве случаев он унизителен для человека*. Вообще, для человека является моральным оскорблением выполнять то, в чем он не находит удовольствия и многие формы труда являются таковыми. Подметать грязные улицы в течение 8 часов на пронизывающем ветру - отвратительное занятие. Подметать их с достоинством кажется невероятным. Подметать с радостью - ужасным. Человек создан для более достойной работы, чем убирать грязь. Всю работу подобного рода должны выполнять машины.
Весь малоинтеллектуальный, монотонный, тяжелый труд, труд в отвратительных условиях, должен выполняться машинами. Машины должны работать в угольных шахтах и выполнять санитарные функции, кочегарить на пароходах и чистить улицы, развозить письма в дождливые дни, делать утомительную и неприятную работу.
В настоящее время машины конкурируют с людьми. В новых условиях машины будут служить людям. Нет сомнений, что в этом лежит будущее машин; и точно так же, как растут деревья, а сельский житель спит, человечество будет развлекать себя или наслаждаться утонченным досугом, который является высшим предназначением человека, а не труд, или создавать прекрасные вещи, или читать прекрасные книги, или просто с изумлением и восторгом изучать мир, - машины же будут выполнять всю необходимую и неприятную работу. Дело в том, что для цивилизации требуются рабы.
Личность, вынуждаемая производить вещи для других, не будет работать с интересом и, следовательно, не сможет воплотить в своей работе то лучшее, что скрыто в ней.
Искусство, Индивидуализм, Эгоизм, Сопереживание
С другой стороны, когда общество или его влиятельная часть, или правительство всякого рода, пытаются диктовать художнику, что ему делать, искусство или полностью вымирает или становится стереотипным, или деградирует в низкопробное и недостойное ремесленничество.
Произведение искусства - это уникальный результат уникальной личности. Его красота происходит из того, что собой представляет автор. Оно не имеет никакого отношения к тому, чего хотят другие люди. Действительно, в тот момент, когда художник обращается к потребностям других и пытается их удовлетворить, он перестает быть художником, становится развлекающим ремесленником, честным или нечестным торговцем.
Следует отметить, что к искусству как мощному проявлению индивидуализма, публика постоянно пытается применить власть. Это одновременно аморально и смешно, преступно и достойно сожаления. Но это не совсем её вина. Публика всегда, в каждую эпоху плохо воспитывалась.
Она всегда требовала популярности искусства, стремилась удовлетворить свои вкусы, преувеличивая своё тщеславие. Она требовала, чтобы искусство говорило ей то, что она уже слышала, показывала ей то, что она уже видела, развлекала её после сытного обеда и отвлекала от её собственных глупых мыслей. Искусству никогда не следует стремиться к популярности. Напротив, публика должна стремиться быть артистичной. В этом их большое отличие.
Если бы ученому сказали, что результаты его экспериментов и выводы, к которым он пришел, должны быть такого свойства, чтобы не будоражить известные понятия, не нарушать известные предрассудки и не задевать чувства тех, кто ничего не смыслит в науке; если бы философу сказали, что у него есть совершеннейшее право рассуждать о высшей материи при условии, что он придет к тем же выводам, что и те, кто вообще ни о чем не думает, то, наверное, и ученый, и философ сильно бы удивились.
И тем не менее, философия и наука подвергаются грубому общественному контролю, подвластны "верхушке", состоящей либо из невежд, либо из жаждущих власти представителей духовных и правящих классов.
Конечно, мы в значительной мере пресекли попытки со стороны общественного мнения, церкви, и правительства вмешиваться в индивидуализм мысли, но попытка помешать индивидуализму в искусстве продолжается.
Одну вещь публика не любит - новизну. Любая попытка расширить смысл наталкивается на сопротивление, в то время как прогресс в искусстве в большой степени зависит именно от постоянного расширения его смысла. Публика не любит новизну, потому что боится её. Новизна представляется проявлением Индивидуализма, требованием художника выбирать и общаться с предметом искусства по-своему. И публика совершенно права. Искусство - это Индивидуализм, будоражащая и разрушающая сила. В этом заключается его бесценное значение. Он разбивает стереотипы, рабство привычек, тиранию обыденности и сведение человека к уровню машин.
Болезненность - это больные чувства и мысли.
Публика болезненна, т.к. не может ничего выразить как следует, художник никогда таковым не является. Он выражает всё. Он стоит вне своего предмета искусства и производит несравненный художественный эффект. Называть художника "болезненным" только потому что он встречает болезненность в предмете своего творчества, так же глупо, как провозглашать Шекспира сумасшедшим потому, что он написал Короля Лира.
Вообще говоря, художник в Англии кое-что и приобретает в результате нападок. Его индивидуальность укрепляется. Он становится все более самим собой. Конечно, нападки очень грубы, бестактны и унизительны. Но, в конце концов, никакой художник не ждет изысканности от невежд или культуры от недоучек. Вульгарность и глупость - вот два живых примера современной жизни. Естественно, об этом сожалеешь. Но они по-прежнему с нами. Они - предмет для изучения как и все остальное. И будет справедливым заметить, что современные журналисты всегда лично извиняются перед теми, кого они нещадно критиковали публично.
Но я уверен, что есть и другие журналисты, люди образованные и воспитанные, ненавидящие подобные публикации и понимающие какой вред они наносят, но публикующиеся только потому, что нездоровая атмосфера, окружающая их, требует потакать вкусам публики и соревноваться с другими журналистами за полное удовлетворение её аппетита. Это очень развращающая позиция для нашего образованного писателя, и я не сомневаюсь, что он это остро чувствует.
Если человек подходит к произведению искусства с желанием проявить власть над ним или художником - он не получает никакого художественного впечатления. Произведение искусства должно воздействовать на зрителя, а не наоборот. Зритель должен быть восприимчив. Он должен быть скрипкой, на которой играет художник. И чем более полно он подавляет в себе глупые мнения и предрассудки в отношении Искусства, тем скорее он поймет и оценит творение.
Люди часто спрашивают, при каком правительстве наиболее вольготно живется художнику? Есть один только ответ - ни при каком. Проявление власти над ним или его искусством смешно. Отмечалось, что при деспотизме художники создавали прекрасные образцы творчества. Это не совсем так.
Но все же, нет необходимости отделять монарха от толпы: любая власть одинаково порочна.
Публика - это деспот, который подавляет и душу и тело. И тело и душу.
Следует отметить, что Индивидуализм не приходит к человеку с болезненной философией долга, который заключается в выполнении того, чего хотят другие, либо в самопожертвовании - пережитке прошлых диких жертвоприношений. В действительности чувство долга не должно порабощать человека. Оно приходит естественно и неизбежно. Это состояние, к которому стремится всякое развитие. Это дифференциация, с которой растут все организмы. Это совершенство, которое скрыто в каждой форме жизни и к которому она стремится.
Итак, Индивидуализм не довлеет над Человеком. Наоборот, он указывает человеку на то, что нельзя терпеть никакого насилия. Он не заставляет людей быть хорошими. Он знает, что люди хороши лишь когда их оставляют в покое. Человек сам разовьет Индивидуализм. Спрашивать практичен ли Индивидуализм - то же самое, что спрашивать, а практична ли эволюция? Эволюция - закон жизни и не может быть никакой эволюции за исключением той, которая ведет к Индивидуализму. Там, где этот закон не выражен, течение жизни искусственно приостанавливается или приобретает болезненные формы, или несет смерть.
Индивидуализм не будет эгоистичен или претенциозен. Ранее я указывал, что одним из результатов проявления чрезмерной тирании власти было совершенное искажение смысла слов, отход от их первоначального ясного и простого смысла. То, что говорилось об Искусстве, справедливо и для Жизни. Сейчас человека называют претенциозным, если он одевается так, как хочет. Но поступая таким образом, он ведет себя совершенно естественно.
Претенциозность в подобных вещах состоит в том, чтобы одеваться согласно мнению своего соседа, взгляды которого, по всей видимости, отражают мнение большинства и не лишены предрассудков. Или же человека называют эгоистом, если он ведет такой образ жизни, который более всего способствует раскрытию его личности; если действительно главнейшей целью его жизни является самосовершенствование. Но именно таким образом и следует жить. Эгоизм - это не когда человек живет, как хочет, а когда он требует, чтобы другие жили как он. Эгоизм всегда нацелен на абсолютную похожесть. Плюрализм признает бесконечное разнообразие форм, восхищается каждой из них, принимает их, наслаждается ими. Не будет эгоизмом и думать о себе.
Человек, который не думает о себе, вообще, кажется, не способен думать. Требовать же от соседа, чтобы он думал таким же образом, имел то же мнение - вот пример жестокого эгоизма. Да почему же он должен это делать? Если вообще человек думает, он вероятнее всего думает иначе, чем кто-либо другой. Если же он не способен думать, то заставлять его этим заниматься кажется чудовищным насилием.
Эгоистична ли красная роза только потому, что она хочет оставаться красной? Она была бы таковой, если бы заставляла все цветы быть одновременно и красными, и розами. С приходом Индивидуализма, люди будут вести себя совершенно естественно и неэгоистично, поймут простой смысл слов и будут использовать его в своей свободной и прекрасной жизни.
Люди забудут об эгоизме. Будущему Индивидуалисту эгоизм не принесет радости. Люди научатся сострадать и сопереживать естественным образом.
До сих пор люди редко сопереживали и развивали это чувство. Сопереживали физическую боль, но это не высшая форма сопереживания.
Она подпорчена эгоизмом. В ней есть нечто от страха за нашу собственную безопасность. Мы боимся заболеть или ослепнуть, или остаться одинокими и беспомощными. Сопереживать надо всю чужую жизнь, не только болезни и невзгоды, но и радости, красоту, здоровье и свободу чужой жизни.
Чем шире переживание, тем, конечно же, и сложней и тем большей непредвзятости оно требует. Каждый может сопереживать неудачу друга, но требуется очень тонкая душа - по существу душа Индивидуалиста - чтобы сопереживать его успех.
В современных условиях конкуренции и борьбы за лучшее место сопереживание встречается редко и душится на каждом шагу стремлением походить на кого-то и подчиняться заведенному порядку. Особый вред от такого положения виден в Англии.
Сопереживание физической боли, конечно же, всегда будет. Это один из первых инстинктов человека. Животные, обладающие индивидуальностью, высшие животные разделяют его с нами.
Но следует помнить, что сопереживание радости увеличивает общую радость в мире, а сопереживание боли не уменьшает её.
Но редко за всю мировую историю услышишь, чтобы идеалом считалась радость или красота.
Поклонение страданию доминирует в мире. Средневековье, со своими святыми и мучениками, со своей любовью к самоистязанию, со своей дикой страстью к боли, с ударами ножей и хлестом плетей. Средневековье - это настоящее Христианство, а средневековый Христос - настоящий Христос. Когда Возрождение засветилось над миром и принесло новые идеалы красоты и радости жизни, люди перестали понимать Христа.
Без власти исчезнет и наказание. Это будет великим достижением, действительно бесценного значения. Читая историю не в выхолощенных школьных учебниках, а оригинальных авторов разных времен, становится тошно не от преступлений, совершенных уголовниками, а от наказаний, наложенных праведниками.
Общество бесконечно больше развращается привычным применением наказаний, чем случайными преступлениями.
Становится очевидным, что чем больше применяется наказаний, тем больше совершается преступлений; современное законодательство это понимает и уменьшает наказание настолько, насколько оно считает возможным. Там, где наказания смягчены, результат чрезвычайно положительный. Чем меньше наказание, тем меньше преступлений. Когда не будет наказаний, преступления или исчезнут, или будут рассматриваться врачами как весьма тяжелая форма психического расстройства, вылечиваемая лекарствами и добротой.
Ревность
Ревность, будучи чрезвычайно сильным источником преступлений в современном мире, тесно связана с понятием собственности и с приходом социализма отомрет. Замечательно, что в коммунистических первобытных племенах ревность совершенно не известна.
Работа
Поскольку я упомянул о труде, не могу не заметить, что сейчас много чепухи говорится и пишется по поводу достоинства ручного труда. Ничего достойного в ручном труде нет, более того, в большинстве случаев он унизителен для человека*. Вообще, для человека является моральным оскорблением выполнять то, в чем он не находит удовольствия и многие формы труда являются таковыми. Подметать грязные улицы в течение 8 часов на пронизывающем ветру - отвратительное занятие. Подметать их с достоинством кажется невероятным. Подметать с радостью - ужасным. Человек создан для более достойной работы, чем убирать грязь. Всю работу подобного рода должны выполнять машины.
Весь малоинтеллектуальный, монотонный, тяжелый труд, труд в отвратительных условиях, должен выполняться машинами. Машины должны работать в угольных шахтах и выполнять санитарные функции, кочегарить на пароходах и чистить улицы, развозить письма в дождливые дни, делать утомительную и неприятную работу.
В настоящее время машины конкурируют с людьми. В новых условиях машины будут служить людям. Нет сомнений, что в этом лежит будущее машин; и точно так же, как растут деревья, а сельский житель спит, человечество будет развлекать себя или наслаждаться утонченным досугом, который является высшим предназначением человека, а не труд, или создавать прекрасные вещи, или читать прекрасные книги, или просто с изумлением и восторгом изучать мир, - машины же будут выполнять всю необходимую и неприятную работу. Дело в том, что для цивилизации требуются рабы.
Личность, вынуждаемая производить вещи для других, не будет работать с интересом и, следовательно, не сможет воплотить в своей работе то лучшее, что скрыто в ней.
Искусство, Индивидуализм, Эгоизм, Сопереживание
С другой стороны, когда общество или его влиятельная часть, или правительство всякого рода, пытаются диктовать художнику, что ему делать, искусство или полностью вымирает или становится стереотипным, или деградирует в низкопробное и недостойное ремесленничество.
Произведение искусства - это уникальный результат уникальной личности. Его красота происходит из того, что собой представляет автор. Оно не имеет никакого отношения к тому, чего хотят другие люди. Действительно, в тот момент, когда художник обращается к потребностям других и пытается их удовлетворить, он перестает быть художником, становится развлекающим ремесленником, честным или нечестным торговцем.
Следует отметить, что к искусству как мощному проявлению индивидуализма, публика постоянно пытается применить власть. Это одновременно аморально и смешно, преступно и достойно сожаления. Но это не совсем её вина. Публика всегда, в каждую эпоху плохо воспитывалась.
Она всегда требовала популярности искусства, стремилась удовлетворить свои вкусы, преувеличивая своё тщеславие. Она требовала, чтобы искусство говорило ей то, что она уже слышала, показывала ей то, что она уже видела, развлекала её после сытного обеда и отвлекала от её собственных глупых мыслей. Искусству никогда не следует стремиться к популярности. Напротив, публика должна стремиться быть артистичной. В этом их большое отличие.
Если бы ученому сказали, что результаты его экспериментов и выводы, к которым он пришел, должны быть такого свойства, чтобы не будоражить известные понятия, не нарушать известные предрассудки и не задевать чувства тех, кто ничего не смыслит в науке; если бы философу сказали, что у него есть совершеннейшее право рассуждать о высшей материи при условии, что он придет к тем же выводам, что и те, кто вообще ни о чем не думает, то, наверное, и ученый, и философ сильно бы удивились.
И тем не менее, философия и наука подвергаются грубому общественному контролю, подвластны "верхушке", состоящей либо из невежд, либо из жаждущих власти представителей духовных и правящих классов.
Конечно, мы в значительной мере пресекли попытки со стороны общественного мнения, церкви, и правительства вмешиваться в индивидуализм мысли, но попытка помешать индивидуализму в искусстве продолжается.
Одну вещь публика не любит - новизну. Любая попытка расширить смысл наталкивается на сопротивление, в то время как прогресс в искусстве в большой степени зависит именно от постоянного расширения его смысла. Публика не любит новизну, потому что боится её. Новизна представляется проявлением Индивидуализма, требованием художника выбирать и общаться с предметом искусства по-своему. И публика совершенно права. Искусство - это Индивидуализм, будоражащая и разрушающая сила. В этом заключается его бесценное значение. Он разбивает стереотипы, рабство привычек, тиранию обыденности и сведение человека к уровню машин.
Болезненность - это больные чувства и мысли.
Публика болезненна, т.к. не может ничего выразить как следует, художник никогда таковым не является. Он выражает всё. Он стоит вне своего предмета искусства и производит несравненный художественный эффект. Называть художника "болезненным" только потому что он встречает болезненность в предмете своего творчества, так же глупо, как провозглашать Шекспира сумасшедшим потому, что он написал Короля Лира.
Вообще говоря, художник в Англии кое-что и приобретает в результате нападок. Его индивидуальность укрепляется. Он становится все более самим собой. Конечно, нападки очень грубы, бестактны и унизительны. Но, в конце концов, никакой художник не ждет изысканности от невежд или культуры от недоучек. Вульгарность и глупость - вот два живых примера современной жизни. Естественно, об этом сожалеешь. Но они по-прежнему с нами. Они - предмет для изучения как и все остальное. И будет справедливым заметить, что современные журналисты всегда лично извиняются перед теми, кого они нещадно критиковали публично.
Но я уверен, что есть и другие журналисты, люди образованные и воспитанные, ненавидящие подобные публикации и понимающие какой вред они наносят, но публикующиеся только потому, что нездоровая атмосфера, окружающая их, требует потакать вкусам публики и соревноваться с другими журналистами за полное удовлетворение её аппетита. Это очень развращающая позиция для нашего образованного писателя, и я не сомневаюсь, что он это остро чувствует.
Если человек подходит к произведению искусства с желанием проявить власть над ним или художником - он не получает никакого художественного впечатления. Произведение искусства должно воздействовать на зрителя, а не наоборот. Зритель должен быть восприимчив. Он должен быть скрипкой, на которой играет художник. И чем более полно он подавляет в себе глупые мнения и предрассудки в отношении Искусства, тем скорее он поймет и оценит творение.
Люди часто спрашивают, при каком правительстве наиболее вольготно живется художнику? Есть один только ответ - ни при каком. Проявление власти над ним или его искусством смешно. Отмечалось, что при деспотизме художники создавали прекрасные образцы творчества. Это не совсем так.
Но все же, нет необходимости отделять монарха от толпы: любая власть одинаково порочна.
Публика - это деспот, который подавляет и душу и тело. И тело и душу.
Следует отметить, что Индивидуализм не приходит к человеку с болезненной философией долга, который заключается в выполнении того, чего хотят другие, либо в самопожертвовании - пережитке прошлых диких жертвоприношений. В действительности чувство долга не должно порабощать человека. Оно приходит естественно и неизбежно. Это состояние, к которому стремится всякое развитие. Это дифференциация, с которой растут все организмы. Это совершенство, которое скрыто в каждой форме жизни и к которому она стремится.
Итак, Индивидуализм не довлеет над Человеком. Наоборот, он указывает человеку на то, что нельзя терпеть никакого насилия. Он не заставляет людей быть хорошими. Он знает, что люди хороши лишь когда их оставляют в покое. Человек сам разовьет Индивидуализм. Спрашивать практичен ли Индивидуализм - то же самое, что спрашивать, а практична ли эволюция? Эволюция - закон жизни и не может быть никакой эволюции за исключением той, которая ведет к Индивидуализму. Там, где этот закон не выражен, течение жизни искусственно приостанавливается или приобретает болезненные формы, или несет смерть.
Индивидуализм не будет эгоистичен или претенциозен. Ранее я указывал, что одним из результатов проявления чрезмерной тирании власти было совершенное искажение смысла слов, отход от их первоначального ясного и простого смысла. То, что говорилось об Искусстве, справедливо и для Жизни. Сейчас человека называют претенциозным, если он одевается так, как хочет. Но поступая таким образом, он ведет себя совершенно естественно.
Претенциозность в подобных вещах состоит в том, чтобы одеваться согласно мнению своего соседа, взгляды которого, по всей видимости, отражают мнение большинства и не лишены предрассудков. Или же человека называют эгоистом, если он ведет такой образ жизни, который более всего способствует раскрытию его личности; если действительно главнейшей целью его жизни является самосовершенствование. Но именно таким образом и следует жить. Эгоизм - это не когда человек живет, как хочет, а когда он требует, чтобы другие жили как он. Эгоизм всегда нацелен на абсолютную похожесть. Плюрализм признает бесконечное разнообразие форм, восхищается каждой из них, принимает их, наслаждается ими. Не будет эгоизмом и думать о себе.
Человек, который не думает о себе, вообще, кажется, не способен думать. Требовать же от соседа, чтобы он думал таким же образом, имел то же мнение - вот пример жестокого эгоизма. Да почему же он должен это делать? Если вообще человек думает, он вероятнее всего думает иначе, чем кто-либо другой. Если же он не способен думать, то заставлять его этим заниматься кажется чудовищным насилием.
Эгоистична ли красная роза только потому, что она хочет оставаться красной? Она была бы таковой, если бы заставляла все цветы быть одновременно и красными, и розами. С приходом Индивидуализма, люди будут вести себя совершенно естественно и неэгоистично, поймут простой смысл слов и будут использовать его в своей свободной и прекрасной жизни.
Люди забудут об эгоизме. Будущему Индивидуалисту эгоизм не принесет радости. Люди научатся сострадать и сопереживать естественным образом.
До сих пор люди редко сопереживали и развивали это чувство. Сопереживали физическую боль, но это не высшая форма сопереживания.
Она подпорчена эгоизмом. В ней есть нечто от страха за нашу собственную безопасность. Мы боимся заболеть или ослепнуть, или остаться одинокими и беспомощными. Сопереживать надо всю чужую жизнь, не только болезни и невзгоды, но и радости, красоту, здоровье и свободу чужой жизни.
Чем шире переживание, тем, конечно же, и сложней и тем большей непредвзятости оно требует. Каждый может сопереживать неудачу друга, но требуется очень тонкая душа - по существу душа Индивидуалиста - чтобы сопереживать его успех.
В современных условиях конкуренции и борьбы за лучшее место сопереживание встречается редко и душится на каждом шагу стремлением походить на кого-то и подчиняться заведенному порядку. Особый вред от такого положения виден в Англии.
Сопереживание физической боли, конечно же, всегда будет. Это один из первых инстинктов человека. Животные, обладающие индивидуальностью, высшие животные разделяют его с нами.
Но следует помнить, что сопереживание радости увеличивает общую радость в мире, а сопереживание боли не уменьшает её.
Но редко за всю мировую историю услышишь, чтобы идеалом считалась радость или красота.
Поклонение страданию доминирует в мире. Средневековье, со своими святыми и мучениками, со своей любовью к самоистязанию, со своей дикой страстью к боли, с ударами ножей и хлестом плетей. Средневековье - это настоящее Христианство, а средневековый Христос - настоящий Христос. Когда Возрождение засветилось над миром и принесло новые идеалы красоты и радости жизни, люди перестали понимать Христа.