Что делать с Гитлером?.
Оригинал взят у analitik_tomsk в Гитлер и диалектика.
Гуманизм для Фюрера?
Рисунок Гитлера.
Горькою ночью я часто хожу
К дубу Вотана на тихой поляне
С силами тьмы чтоб был соткан союз -
рунами пишет Луна заклинание.
Каждый, кто полон бесстыдства во днях
Будет уменьшен магической формулой!
Рисуют сияние стали - но вместо того, чтоб сражаться,
Камнями стынут все, сталагмитами.
Так отличаются фальшивки от подлинных -
Я же тянусь к источнику слов
Следом, во имя добра, справедливости
Формулу блага несу для основ.
Adolf Hitler, 1915
-----------------------------------------------------------------
24 февраля 2011 в парижском кафе La Perle происходит мышиная перебранка между нетрезвыми посетителями, в результате которой дизайнер Джон Гальяно троллит некую пару:
«Я люблю Гитлера, а такие, как вы, сегодня уже были бы мертвы.
Ваши матери, ваши прадедушки - все бы они уже на хуй умерли в ебаных газенвагенах».
Это «заявление» делается заплетающимся языком и под смешки «вскоре оскорбленных».
На следующий день, весь сытый мир демонстративно срывает с себя гальянову шкуру. Самого же Джона Гальяно временно увольняют с поста арт-директора компании «Джон Гальяно» дома Christian Dior.
Джон Гальяно напыщенно говорит: "Я люблю Гитлера"
Кафе La Perle становится культовым местом среди парижских модников - сегодня там непротолпиться.
Спустя три месяца, на 64-м кинофестивале в Каннах, режиссер Ларс фон Триер утопает в сети собственных слов:
«Я понимаю Гитлера…
Но я… я… да, я понимаю, что он сделал много неправильного, но я представляю его сидящим в своём бункере…
Я… я просто хочу сказать, что, кажется, понимаю его.
Его не назовешь хорошим парнем, но… но многое о нём я понимаю… симпатизирую ему слегка, но… так, ладно, ну, разумеется, я не за Вторую Мировую, я не против евреев, даже не против Сюзанны Бар, это тоже шутка…
Я как раз очень за евреев… нет, ну не очень, они ведь не редко - заноза в заднице, но… ух, как же мне выбраться из этого предложения…».
Как и в случае с Гальяно, выступлению Триера сопутствуют смешки аудитории.
Сидящая рядом актриса Кирстен Данст, впрочем, едва не стекает под стол, пытаясь понять, какое же лицо ей сейчас нужно изобразить, чтобы избежать того, что ожидает Триера - практически сразу после пресс-конференции руководство фестиваля объявляет его persona non grata.
Два вышеупомянутых скандала указывают на существование неразрешенной «проблемы Гитлера» - посттравматического синдрома Второй Мировой Войны.
Как и у всякого психического расстройства, у него есть причины и обстоятельства, но также - динамика развития.
Сколь бы чудовищной ни была трагедия войны, не вылеченное расстройство и вызываемая им когнитивная деструкция со временем лишь усугубляются.
То, что фигура Гитлера по-прежнему формирует вокруг себя столь взрывоопасный ком неврозов, говорит о том, что Западная цивилизация оказалась неспособной осмыслить свой исторический опыт.
Вместо того, чтобы предать «проблему Гитлера» открытому диалогу, и попытаться аполлонически воцариться над ней с помощью диалектики, обществу навязывается репрессивная мантра, которая напоминает болезненный бормодрочь прицерковных старух: «Бесы, бесы, бесы…».
Каким бы ни был объект реакции «в целом», диалектика предполагает возможность его рассмотрения с разных сторон.
«Право на диалектику» - одно из сущностных интеллектуальных прав, которые должна опосредствовать цивилизация, мнящая себя вдохновленной идеалами просвещения, гуманизма и либерализации.
Если же возникает политкорректный общественный договор, настаивающий, чтобы в разговорах о Гитлере мы работали лишь с одним из измерений его феномена, и анализировали его лишь заранее определенным, «правильным» и «единственным» образом, то чем, собственно, такой общественный договор отличается от общественного договора Германии 1930-хх?
Не обратная ли это сторона одной медали?
Объявляя фон Триера персоной нон грата, руководство Каннского фестиваля делает припарадоксальнейшее заявление:
«Совет директоров фестиваля ... глубоко сожалеет о том, что Ларс фон Триер использовал этот форум для того, чтобы делать неприемлемые высказывания, противоречащие идеалам гуманизма, благодаря которым и во имя которых существует наш фестиваль».
Гуманизм есть признание личности человека наивысшей ценностью; не ключевое ли право личности - быть собой, во всей сложности, и свободе на Точку Зрения?
Не является ли осмысление черноты как естественной компоненты - принципиально важным для понимания того, что есть человек?
И не в вечном ли поиске человеческое существо, не в метаниях, не в сомнениях, не в противоречиях ли?
Если даже история встречает «человеческого дьявола» - какой толк с одного лишь навязчивого порицания его преступлений?
Не важнее ли, чтобы преступления такие больше не повторились?
И если мы согласимся с первостепенностью такой задачи - не к гуманистическому мышлению ли взывает «проблема Гитлера»?
Затянувшаяся демонизация лишена эволюционного прагматизма.
Чтобы понять корни стремления превратить газовую камеру в конвейер, необходимо увидеть не только «Дьявола», за ним стоящего, но человека за Образом: его поиски, чувства, мечты. Без рассмотрения человеческого в феномене Фюрера невозможно исцеление от травм, причиненных им.
Анатолий Ульянов
P.S.
Существует ли "Чистое Зло" вне пределов Истории?
Можно ли каким-то историческим способом постижения и познания социума и себя в социуме (в нашем случае - психологией) развернуть Гитлера в некий умопостигаемый ряд и оценить этот ряд или прожить этот ряд эстетическим или этическим жестом, как пытается это сделать Ларс фон Триер: "Я понимаю этого парня...там в бункере..."
Можно ли вычленить в этом ряду означающих имени Гитлер его составляющие?..
Совсем одно, когда Гитлер сидит в бункере, и совсем другое, когда его именем и идеей походя уничтожают людей газами в газенвагенах, где их выворачивает наизнанку вдыхаемый ими выхлопной газ, крючит тело и кости, рвет перепонки и выпучивает во вне глаза...
Как мы понимаем пьяную российскую прокуроршу, наехавшую на пешеходном переходе на мальчишку и убившую его, раскладывая ее на составляющие человека и пьяни.
И как мы понимаем ее сотоварищей, прокурорских работников, примчавшихся ей на помощь, мигом оценивших вменяемость ситуации, выводящих дело о наезде из ведения ГИБДД, отстраняющим жестом: "Это наше дело, здесь вам больше делать нечего..."
Как понять с точки зрения психологии вот этот расклад: "Это - наше дело..."
Гуманизм для Фюрера?
Рисунок Гитлера.
Горькою ночью я часто хожу
К дубу Вотана на тихой поляне
С силами тьмы чтоб был соткан союз -
рунами пишет Луна заклинание.
Каждый, кто полон бесстыдства во днях
Будет уменьшен магической формулой!
Рисуют сияние стали - но вместо того, чтоб сражаться,
Камнями стынут все, сталагмитами.
Так отличаются фальшивки от подлинных -
Я же тянусь к источнику слов
Следом, во имя добра, справедливости
Формулу блага несу для основ.
Adolf Hitler, 1915
-----------------------------------------------------------------
24 февраля 2011 в парижском кафе La Perle происходит мышиная перебранка между нетрезвыми посетителями, в результате которой дизайнер Джон Гальяно троллит некую пару:
«Я люблю Гитлера, а такие, как вы, сегодня уже были бы мертвы.
Ваши матери, ваши прадедушки - все бы они уже на хуй умерли в ебаных газенвагенах».
Это «заявление» делается заплетающимся языком и под смешки «вскоре оскорбленных».
На следующий день, весь сытый мир демонстративно срывает с себя гальянову шкуру. Самого же Джона Гальяно временно увольняют с поста арт-директора компании «Джон Гальяно» дома Christian Dior.
Джон Гальяно напыщенно говорит: "Я люблю Гитлера"
Кафе La Perle становится культовым местом среди парижских модников - сегодня там непротолпиться.
Спустя три месяца, на 64-м кинофестивале в Каннах, режиссер Ларс фон Триер утопает в сети собственных слов:
«Я понимаю Гитлера…
Но я… я… да, я понимаю, что он сделал много неправильного, но я представляю его сидящим в своём бункере…
Я… я просто хочу сказать, что, кажется, понимаю его.
Его не назовешь хорошим парнем, но… но многое о нём я понимаю… симпатизирую ему слегка, но… так, ладно, ну, разумеется, я не за Вторую Мировую, я не против евреев, даже не против Сюзанны Бар, это тоже шутка…
Я как раз очень за евреев… нет, ну не очень, они ведь не редко - заноза в заднице, но… ух, как же мне выбраться из этого предложения…».
Как и в случае с Гальяно, выступлению Триера сопутствуют смешки аудитории.
Сидящая рядом актриса Кирстен Данст, впрочем, едва не стекает под стол, пытаясь понять, какое же лицо ей сейчас нужно изобразить, чтобы избежать того, что ожидает Триера - практически сразу после пресс-конференции руководство фестиваля объявляет его persona non grata.
Два вышеупомянутых скандала указывают на существование неразрешенной «проблемы Гитлера» - посттравматического синдрома Второй Мировой Войны.
Как и у всякого психического расстройства, у него есть причины и обстоятельства, но также - динамика развития.
Сколь бы чудовищной ни была трагедия войны, не вылеченное расстройство и вызываемая им когнитивная деструкция со временем лишь усугубляются.
То, что фигура Гитлера по-прежнему формирует вокруг себя столь взрывоопасный ком неврозов, говорит о том, что Западная цивилизация оказалась неспособной осмыслить свой исторический опыт.
Вместо того, чтобы предать «проблему Гитлера» открытому диалогу, и попытаться аполлонически воцариться над ней с помощью диалектики, обществу навязывается репрессивная мантра, которая напоминает болезненный бормодрочь прицерковных старух: «Бесы, бесы, бесы…».
Каким бы ни был объект реакции «в целом», диалектика предполагает возможность его рассмотрения с разных сторон.
«Право на диалектику» - одно из сущностных интеллектуальных прав, которые должна опосредствовать цивилизация, мнящая себя вдохновленной идеалами просвещения, гуманизма и либерализации.
Если же возникает политкорректный общественный договор, настаивающий, чтобы в разговорах о Гитлере мы работали лишь с одним из измерений его феномена, и анализировали его лишь заранее определенным, «правильным» и «единственным» образом, то чем, собственно, такой общественный договор отличается от общественного договора Германии 1930-хх?
Не обратная ли это сторона одной медали?
Объявляя фон Триера персоной нон грата, руководство Каннского фестиваля делает припарадоксальнейшее заявление:
«Совет директоров фестиваля ... глубоко сожалеет о том, что Ларс фон Триер использовал этот форум для того, чтобы делать неприемлемые высказывания, противоречащие идеалам гуманизма, благодаря которым и во имя которых существует наш фестиваль».
Гуманизм есть признание личности человека наивысшей ценностью; не ключевое ли право личности - быть собой, во всей сложности, и свободе на Точку Зрения?
Не является ли осмысление черноты как естественной компоненты - принципиально важным для понимания того, что есть человек?
И не в вечном ли поиске человеческое существо, не в метаниях, не в сомнениях, не в противоречиях ли?
Если даже история встречает «человеческого дьявола» - какой толк с одного лишь навязчивого порицания его преступлений?
Не важнее ли, чтобы преступления такие больше не повторились?
И если мы согласимся с первостепенностью такой задачи - не к гуманистическому мышлению ли взывает «проблема Гитлера»?
Затянувшаяся демонизация лишена эволюционного прагматизма.
Чтобы понять корни стремления превратить газовую камеру в конвейер, необходимо увидеть не только «Дьявола», за ним стоящего, но человека за Образом: его поиски, чувства, мечты. Без рассмотрения человеческого в феномене Фюрера невозможно исцеление от травм, причиненных им.
Анатолий Ульянов
P.S.
Существует ли "Чистое Зло" вне пределов Истории?
Можно ли каким-то историческим способом постижения и познания социума и себя в социуме (в нашем случае - психологией) развернуть Гитлера в некий умопостигаемый ряд и оценить этот ряд или прожить этот ряд эстетическим или этическим жестом, как пытается это сделать Ларс фон Триер: "Я понимаю этого парня...там в бункере..."
Можно ли вычленить в этом ряду означающих имени Гитлер его составляющие?..
Совсем одно, когда Гитлер сидит в бункере, и совсем другое, когда его именем и идеей походя уничтожают людей газами в газенвагенах, где их выворачивает наизнанку вдыхаемый ими выхлопной газ, крючит тело и кости, рвет перепонки и выпучивает во вне глаза...
Как мы понимаем пьяную российскую прокуроршу, наехавшую на пешеходном переходе на мальчишку и убившую его, раскладывая ее на составляющие человека и пьяни.
И как мы понимаем ее сотоварищей, прокурорских работников, примчавшихся ей на помощь, мигом оценивших вменяемость ситуации, выводящих дело о наезде из ведения ГИБДД, отстраняющим жестом: "Это наше дело, здесь вам больше делать нечего..."
Как понять с точки зрения психологии вот этот расклад: "Это - наше дело..."