Нужно уметь становиться грубее,
сохраняя в себе свою нежность.
© Эрнесто Че Гевара
Мне как-то сказали, что я безжалостная. Возможно. Но при одном условии: если это слово образовано слиянием двух других - «без» и «жало». Да, я не жалю никого, не в моих правилах мстить и расставлять мышеловки. Я умею другое - прощать. Вы смело можете воткнуть мне в спину нож, ну или тупым предметом по затылку (выбор есть всегда!), но ждать аналогичных действий с моей стороны не нужно. Раньше я была мягкой как масло, которое можно порезать, намазать на хлебушек и, причмокивая, поедать день за днем. Я жалела исписанные тетради, использованные ручки, изношенную одежду и сломанные игрушки… Мне казалось, что эти вещи, прослужившие мне верой и правдой, нельзя предавать. На мой взгляд, было жестоко использовать и отправлять в урну всё то, в чем есть я, мои воспоминания и яркие образы. Я жалела бродячих животных и тащила в ветлечебницу всё живое, что попадалось на дороге в нездоровом состоянии, будь то кошка, голубь или мышонок… Плакала, глядя на конец жизни барашек и других рогатых друзей моего сельского детства, которых дедушка резал на Курбан-байрам или для пополнения морозильника. Помнится, три дня выхаживала коричневого ягненка, который умирал в своей импровизированной кровати у моего изголовья в комнате. Все эти сутки я проверяла его дыхание и пыталась его накормить из бутылки. Малыш попал под сильный град в горах, который унёс жизнь его матери и еще половины отары моего дедули…
Мне было искренне жаль умирающих киногероев, попрошаек у ЦУМа и всех тех, кому не хватало на проезд или лекарства. Я жалела мужчин в 30 лет выглядящих на все 50 и берущихся за любую работу, чтобы прокормить семью. Жалела и обреченных женщин, терпящих мужей-алкашей «ради детей». Жалела всех и каждого, кто не получал взаимности и разочаровывался в том или ином аспекте жизни. Но самое ужасное - мне было жалко причинять боль тем, кто причинял её мне. Жалея, я заканчивалась. Отрезая по куску от пирога сердоболия, я ела, ела, ела себя. Что-то, исчезнувшее в одном месте, должно появляться в другом. Мир устроен так. Я жалела, пока жалели меня. Пока я получала обволакивающее тепло, пока меня укрывали одеялом, сотканным из заботы, нежности и поддержки, я жалела всё и всех.
Иногда жалость - это просто не причинять боль. Меня перестали жалеть в 17. Дарить жалость другим я могла ровно столько времени, на сколько хватило моих запасов жалости. Когда сундуки опустели, вместо жалости пришло понимание. Я заметила, что, не выкидывая испорченные и сломанные вещи, я захламила комнату, что говядина и баранина нужны моим родным для полноценного питания и кавказского долголетия. Мне рассказали, что в ветлечебнице, где меня охотно встречали, надолго мои уличные «пациенты» не задерживались, так как их после моего ухода выкидывали во двор умирать. Я увидела, как деньги, данные на лекарство, потратили в первом ларьке со спиртными напитками. По моим наблюдениям, мужчины со «спиногрызами»-детьми на шее и терпящие всё женщины сделали выбор сами и не хотят, да, не хотят что-то менять. Им достаточно этой жалости и странной уверенности в том, что за них кто-то должен прожить их жизнь и исправить их ошибки. Попрошайки у ЦУМа, как оказалось, вполне обычные мигранты из ближнего зарубежья. В кино умирают не по-настоящему, и в разочарованиях своих человек виноват сам: он не вовремя очаровался. И с грустью я констатировала то, что, не отвечая на злые реплики, я разрешаю грубиянам с корнями уйти в почву диктатуры и впредь подавлять других: тех, кто их боится, уважает, любит или просто…жалеет. На самом деле, с годами я научилась правильно жалеть. Жалеть можно тех, кто слаб. Слаб не по своей воле. Жалеть можно тех, кому тяжело поднимать кирпичи и строить своё счастье. Инвалиды, сироты, одинокие старики и бездомные животные - это те, кого я жалею.
Я жалею 4-хлетнего мальчика, который сейчас бежит по двору интерната за светловолосой женщиной с криком: «Мама! Забери меня!!!». Я жалею старушку, которая сейчас подписывает одинокой дрожащей рукой документы о передаче недвижимости сыну, лёжа на койке в Доме престарелых. Я жалею хромую собаку, которую только что выгнали со двора камнями за то, что она перегрызла шланг в огороде, забыв, как ещё вчера она спасла хозяев от грабителей. Я жалею героя Чеченской войны, который остался без ног, а еще без работы, будущего и семьи, и просиживает 365 суток дома, потому что властными структурами не созданы условия, чтобы он мог спуститься на первый этаж со своего восьмого и хотя бы подышать воздухом…
Я не согласна с тем, что я безжалостная. Я просто знаю, кого можно жалеть…