Чернобыльская Быль
26-ое апреля, год 1986-ой. Суббота. Гомель, Беларусь. Приятный теплый весенний день. Я взял свою жену, двухлетнего ребенка и мы отправились за город после рабочего дня.
На обратном пути неожиданно разыгралась мини буря. Ветер дул поперек дороги, поднимая старую листву и срывая молодую с деревьев. Машину покачивало на дороге. Мы закрыли окна и продолжили движение без дальнейших особых проблем.
В последующие дни вокруг начались всякие разговоры, похожие больше на сплетни, на которые мы вначале не обращали внимания.
1-го Мая (MayDay 1986) в городах и деревнях Украины, Белоруссии, России и Прибалтийских республиках, как и все предыдущие годы, миллионы людей вышли стройными рядами на улицы. Дети были одеты в национальные костюмы, дыша радиоактивным воздухом. Слухи витали вокруг нас. После Первомайского праздника они стали нарастать как снежный ком.
Радио и телевидение говорило нам одну вещь, а люди, приходящие с ужасных горячих точек, говорили совершенно другое. Все места в поездах и самолетах, покидающих Киев и Гомель, были выкуплены на месяцы вперед. Люди были на пределе своего разума, штурмовали отходящие поезда, подавленные неизвестностью. Они бросали всё, желая уехать куда угодно и побыстрее, прочь от Чернобыля.
Взрыв разорвал четвертый реактор Чернобыльской электростанции на Украине. Это была самая ужасная катастрофа из всех ядерных аварий. С разорванного реактора выбросилась смертельная радиация на Украину, Беларусь, Восточную и Западную Европу и в итоге на всю планету. Несколько дней позже советский президент Михаил Горбачев разорвал молчание:
«Добрый вечер. Все вы знаете, что произошло невероятное несчастье - авария на Чернобыльской станции. Это болезненно отразилось на советских людях и потрясло мировое сообщество. Впервые мы стоим лицом к лицу перед мощью ядерной энергии, вышедшей из-под контроля».
Даже сейчас, по прошествию стольких лет, радиация остается. Она в земле, в животных, в людях. Радиация, выделившаяся в Чернобыле, была в 200 раз больше, чем суммарный уровень атомных бомб в Херосиме и Нагасаки в 1945. Вся нормальная жизнь там прекратилась. Люди бояться перемещаться, оставаться, жениться и иметь семьи.
Вот всего лишь несколько фактов:
Рождаемость в Белоруссии упала на 50 процентов.
Рак щитовидной железы, особенно среди детей, возрос до 285 процентов в Белоруссии.
Примерно 7000 человек принято считать погибшими в результате аварии.
Гомель, который был самым продуктивным городом Белоруссии, разительно изменился. Сегодня из двадцати одного сельскохозяйственного округа только один производит урожай.
В Польше, Германии, Австрии и Вeнгрии урожай и молоко настолько заражены, что они должны были быть уничтожены.
Чернобыль будет продолжать преследовать нас. Возьмет примерно 200 лет, чтоб окончательно очиститься от аварии.
Сегодня в наше энергетически жадное время, необходимость атомной энергетики всё больше возрастает. В Америке она составляет 20 процентов от всего производства электричества. В некоторых странах, как Франция, Бельгия и Англия, атомная энергетика составляет свыше 50 процентов.
В России находится 58 атомных реакторов, построенных по советской технологии. 16 из них - подобие Чернобыльской электростанции. Все они в работе. Западные инженеры считают, что по крайней мере 26 этих реакторов должны быть закрыты и чем скорее, тем лучше. Согласно Los Angeles Times, автор описал эти реакторы как «бомбы, временно производящие электричество».
После стольких лет катастрофы в Чернобыле и частичной расплавки ядерного реактора в Three Mile Island в Пенсильвании, мир не намного безопаснее чем раньше. Годовщины Three Mile Island и Чернобыля приходят и уходят. И вспоминаются каждый год. Без празднований.
Жизнь после Чернобыля. ЧерноБыль или НеБыль?
Тот апрельский теплый дождь... Я его запомнил надолго. Навсегда. Дождинки скатывались как ртуть. Говорят радиация бесцветная? Но почему-то лужи после дождя были покрыты ярко-желтым налетом.
Итак, взрыв прогремел и все его последствия мы стали ощущать на себе. Жили мы всего в ста километрах от Чернобыля и поэтому у нас появилась любознательность к прогнозам погоды. Особенная заинтересованность стала заключаться в направлении ветра. А еще более чувствительны мы стали к надписям в гастрономах типа: «Порошкового и концентрированного молока нет - всё распродано», «Молоко и молочные продукты только для взрослых». Мол детям нельзя, им еще жить да жить, а вам взрослым да че уж там. Профилактика, постоянно повторяемая по радио, чтоб держать форточки закрытыми, на улицу без головного убора не выходить и вообще на улице не бывать, а только на работу и с работы, тоже вдохновения не придавала.
Я, конечно, очень люблю детей и мне их всячески жаль, но и себя в мои 20+ мне тоже было жаль. Я отправил свое так называемое резюме от Прибалтики до Норильска с Анадырем с надеждой, что кто-то все-таки откликнется. С работй проблем не было, проблема заключалась в том, что невозможно было найти жилье семейному человеку.
На мое счастье в то время разворачивалась Всесоюзная Ударная Комсомольская Стройка в Елабуге (место последнего приюта Марины Цветаевой) под Набержными Челнами, в то время переименованный в Брежнев. Я направил всё мое усилие и энергию, чтобы попасть в почетный строй комсомольских рядов. Усугублялось это тем, что свой комсомольский билет я выбросил за несколько лет до этого еще в армии. Ну, не было у меня лишних десяти копеек ежемесячно на членские взносы, уж очень хотелось купить лишний коржик за 7 копеек. Побегал я по горкомам, обкомам, профкомам. Подписал кучу невероятных бумаг, собрал характеристики и сумел доказать, что стройке без меня никак не подняться. В итоге сменил я свое физико-учительское теплое дело на... электро-газосварщика в чистом поле, где в сорокоградусный мороз ветру было где разгуляться. Зачем я приобрел эту профессию до поступления в институт, я тогда не совсем понимал, так на всякий случай. В итоге, совершенно ненужная приобретенная специальнось, по сути спасла нам жизнь.
Приехал я один в Брежнев в мужское общежитие и начал поднимать всесоюзную ударную. Но т.к. не в этом была моя задача, а беспокойство о моей семье, я начал заводить новые связи. Нашел подводный клуб «Акванавт» в Челнах, где моментально сдружился с ребятами. Это были мои единомышленники. Их полностью устраивала моя квалификация: я умел нырять (хотя еще нет), у меня были права на машину и мотоцикл - в клубе был мотороллер, я умел делать фотографии и работать на разных станках, а также имел опыт и хватку в борьбе с постоянными трудностями. В кармане у меня лежали новоиспеченные корки подводника, получивших в Гомельском ОСВОДе за бутылку пшеничной, а вот настоящих аквалангов за спиной я так и не успел попробовать из-за трагедии. Как только мы прониклись к друг другу симпатиями и они пообещали приютить мою семью, жена с ребенком вылетели следом за мной через пару месяцев. Был февраль 1987-го. Мороз был жуткий.
На самом деле было не все так легко и быстро. Друзья не делаются за два дня. Когда я узнал, что у жены и ребенка начались проблемы со здоровьем, мне пришлось пойти на святую ложь. Я позвонил жене и сказал, что жилищная проблема улажена, вылетайте немедленно. Встретил я их через неделю в аэропорту Набережных Челнов и привез на такси в одну из квартир наших будующих друзей. Нам уступили двушку на неделю. После этого было нелегальное проживание в мужском общежитии. Не помню как точно, но пробиралась жена с ребенком в пересменку вахтеров и пряталась в моей комнате, в которой было две кровати. Мой приятель по комнате благородно уступил свою койку, а сам ушел временно жить к своей подруге. Ириша с Виталиком спали на одной койке на сетчатом матрасе, который прогибался до пола. Вспомнили молодость или пионерский лагерь?! Каждую ночь жена просыпалась мокрой. Памперсов тогда не было, ребенку два года и в комнате довольно холодно. Ночью жена тайком готовила еду себе и ребенку, я утром уезжал на работу, а жена позавтракав, уходила с малышом «гулять» до следующей пересменки вахтеров. Днем они заходили в какую-то столовку покушать. Надо добавить, что я работал в три смены, что значительно осложняло логистику нашего проживания. Так продолжалось какое-то время, когда мои новые подводные друзья не нашли нам выход из сложившегося положения. Они нас приютили прямо в этом подводном клубе. Мы с ними сблизились на очень долгие годы и поддерживали связи даже после уезда из Татарии. Вечером мы сдвигали в классе столы, где днем проводились учебные занятия, клали матрасы на эти столы и мирно-дружно спали втроем. Утром я уезжал на всесоюзную ударную, которая правда также славно и захлопнулась потом. Но это уже было после меня. Хотя не совсем так. Захлопнулось строительство Елабужского Тракторного Завода и строительство переквалифицировалось в малолитражку «Ока». На этом заканчиваются мои познания по поводу этой малолитражки.
Но зато время мы там проводили чудесно. Это был не просто подводный клуб, а сборная Татарии по подводному плаванию. Ее тренером и в последствии нашим другом, была Наденька (Надежда Ивановна Баранова), мастер спорта международного класса по подводному плаванию.
Всё лето мы жили в палатках в лесу вместе с спортсменами. Они были на сборах, готовясь к очередным соревнованиям, а мы наслаждались свободной жизнью. Рыба прочно вошла в наш рацион.
Я с Василием на берегу Камы
Очередной улов, загарпуненная щука
Раки-раки, красные раки. Виталик сморщился от раскоряки
Дышали полной грудью свежим воздухом, не вспоминали о прошлом и уж не задумавались о будующем. Находились мы на берегу Камы. Окружающая среда в тех краях и в те времена была девственно чистой, с огромным количеством рыбы. Мы переловили столько стерляди! Тссс... это было браконьерство. Ее как не вспоришь, черная икра вываливалась на стол. К примеру, всего за час втроем в аквалангах мы забрасывали раками 4-х местную резиновую лодку с горой. Я думаю, что любовь сына к воде пришла именно оттуда.
4-х местная резиновая лодка (с горой)
Живя в том клубе и приходя после работы, я спускался в подвал-мастерскую, в которой находились токарный, фрезерный, сверлильный и прочие станки, компрессорная для закачки аквалангов, фотолаборатория, и работал над своим подводным ружьем. Его я делал несколько месяцев, на совесть. В итоге смастерил такое классное ружье страшенной убиенной силы. Все детали были, естесственно, эээ... позаимствованные с завода «Камаз». Ой, какое ему большое спасибо! Там можно было эээ... достать всё что угодно, любой материал. Клапан, например, сделан из титана, ствол из высокочаственной нержавеющей трубки, гарпуны из клапанной стали. Кто мастерил в свое время ножи из автомобильных или тракторных клапанов, знает о чем я говорю. Этот гарпун пробивал у меня четырех сантиметровую доску с расстояния 10 метров. Доска распадалась на две части, а гарпун уходил дальше, не меняя своей траектории. Вот такой силы мое ружжо. Оно у меня до сих пор в работоспособном состоянии. Могу показать :) Это без шуток.
Но в общем жизнь в местах былого обитания Чингиз-Хана была не совсем сладкой. Мы очутились в совершенно иной культуре, нищенской по существу земле и поныне голодающем Повольжье. На всё были талоны, по здешнему фудстемпы. На одного человека было положено 1кг мяса, десяток яиц, 200 гр. масла и т.д. Это месячная доза. Приходилось докупать на базаре, но уже за другие деньги. Зато молоко было неограниченно и без талонов. Как мы им отпивались! К нам приезжали друзья из Гомеля и все вдоволь, как верблюды, напивались им впрок.
На все эти бытовые трудности мы смотрели сквозь пальцы и понимали, что есть вещи посложнее, что совсем рядом есть настоящее горе и старались везде находить что-то положительное и с пользой для себя. Затем мы получили малосемейку. Делили двухкомнатную квартиру с одной татарской семьей примерно нашего возраста. Ой, это было весело! Он как напьется, бросается на жену с ножом. Она с Эльвирчиком в нашу комнату за защитой. Выбегает на улицу, звонит в милицию, его уводят под руки, а ей дают квитанцию расписаться за предстоящий вытрезвитель. Но т.к. у них денег нет, его отпускают. Он возвращается с ухмылкой: «Ну что, посадила меня?» Однажды я не выдержал и с разрешения его жены скрутил и связал его пеньковой веревкой. А для верности еще и к радиатору подвязал, чтоб огрничить передвижения по пространству. Он всю ночь скрученный на полу так и проспал. Потом долго не мог понять, откуда такие рубцы и затеки по всему телу. Мой сын, в то время уже четырех лет, до сих пор это помнит.
Взамен всех этих неудобств, мы приобрели настоящих друзей. Они к нам приезжали потом в гости в Гомель. Каждодневные сложности сблизили нашу семью настолько, что в обыкновенных условиях нам бы, пожалуй, потребовались многие годы для притирки, распознания друг друга и умения видеть и ценить наши хорошие качества, а остальные мягко сглаживать. Там у нас было как на войне - год шел за три! Жене пришлось тоже сменить инженерную работу в проекто-исследовательском институте в Гомеле на нянечку в детском саду в Елабуге. Ибо не было другого пути устроить ребенка в садик.
Затем, в 1988 году, у меня был первый и последний отпуск в качестве сварщика и я улетел один в Ялту, где встретился со своими друзьями и узнал о широко распахнутых дверях на Запад. Уже активно шла кампания переселения наших грешных душ в иные, неизвестные, но манящие края. Мы прожили два года на чужбине, вдали от мирской жизни, столичных дворцовых заговоров и не совсем представляли, что в мире творится. Эти два года вдали от радиоактивной чумы, несомненно, спасли наше здоровье, а скорее всего и саму жизнь.
Я оставил Ялту и улетел в Гомель. Собрал паспорта моих родителей, старшего брата с женой и родителей его жены и улетел в Москву. Обошел посольства Польши, Чехословакии и Австрии - страны прохождения поезда до Вены. Оформил все бумаги. Всё было утверждено и включен зеленый свет на одиннадцать человек. Оставалось малое: умело и деликатно донести это до моей жены. По приезду в Татарию я спросил:
- Не засиделись ли мы тут, не пора ли нам менять место жительства?
Брови кверху...
- Давай собирайся, едем в Америку.
- Что? Куда?? Ты шутишь, да??? Мы только малосемейку получили. Скоро всю квартиру закрепим за собой!
- Осмотрись, говорю, - давай не вкапываться в эту жизнь, как окружающие нас люди, которые как кастрированные кони. Им нужен только воз потяжелее, да кнут похлеще. Им уже ничего не надо кроме работы изнуренной, водки и как бы до зарплаты дотянуть. И при этом уверовали, что живут как отцы преподобные.
С первым этапом у меня в принципе больших проблем не было. Труднее пришлось пройти через родителей жены, которые меня обозвали разрушителем, недальновидным, ну и всё такое в таком духе, который собирается увезти единственную дочь и единственного внука на край земли. Ведь билет покупался в один конец, мы теряли свои паспорта и лишались гражданства. В то время - навсегда. Нам сжигали мосты. Неизвестно было, встретимся ли мы когда-нибудь снова. Отец жены был крупным начальником престижного завода в Гомеле и по известным причинам, просто так уехать не мог. Пришлось уезжать без них и нести дополнительную моральную нагрузку, что с нами ничего не произойдет.
Сейчас они здравствуют недалеко от нас. И как сказал Жванецкий «жалеют» страшно!
Вместо эпилога
Приехав в Америку в 1989 году, мы поселились в Staten Island еще с несколькими русскими семьями. Жизнь пошла веселая и разнообразная. Порой вспоминать тяжко то веселье.
Через пару лет нашим соседом стала еще одна молодая русская пара. Жили они ну прям за стенкой. Мы еще в этой стенке сделали маленькую дырочку и протянули кабель, чтоб делить одну незаконно приобретенную коробку и наслаждаться кабельным телевидением, всякими Плейбоями и другими тлетворными влияниями капитализма.
Он был бывшим тренером советской олимпийской сборной по плаванию.
- А вот это, представляя свою жену, - Оленька, Заслуженный Мастер Спорта Международного класса по подводному плаванию. Ее мировой рекорд до сих пор еще не побит. (Разговор шел в начале 90-х). У меня сразу что-то ёкнуло.
- Погодите, Оля, а вы Наденьку Баранову случайно не знаете, которая имеет счастье проживать в Набережных Челнах? Она ведь тоже вашего ранга, да и возраста токого.
- У-у-пс, мля, блин, фу ты... ну конечно же! Мы были с ней в одной сборной!!
Вот так встречи бывают. Надо было океан пересечь, чтоб жить потом буквально за стенкой с теми, кто хорошо знает твоих друзей.