История женского движения
Некоторое время назад я начала публиковать короткие заметки об истории женского освободительного движения на своей страничке вконтакте. По просьбам трудящихся [отныне и впредь} буду собирать их в отдельные более-менее крупные посты для жж.
Когда в 1964 году Студенческий координационный комитет за ненасильственные действия (SNCC) призвал волонтеров из северных штатов, среди них как минимум половину составляли женщины. А среди этих женщин было немало тех, кто впоследствии сыграли более или менее значимые роли в радикально-феминистском движении 60-70-х. Эти молодые девушки жаждали свободы и справедливости, страстно желали внести свой вклад в общее дело; среди них было немало дочерей коммунистов и сочувствующих. «Дух свободы витал в воздухе» (Сьюзен Браунмиллер).
Однако черные борцы за гражданские права встретили их без особой радости, приехали, мол, какие-то белые бабы вместо нормальных пацанов. Стоукли Кармайкл, лидер SNCC, впоследствии деятель Черных Пантер и еще каких-то комитетов, однажды взял и заявил: «Каково положение женщин в SNCC? Положение женщин - на спине».
Первобытная честность. Никаких там рассусоливаний по поводу «равные но разные». (В таких вот движениях за права черных белые женщины были страшно привилегированны. Если они слушались и знали свое место «на спине», то считались шлюхами. Если же не давали товарищам - их зачисляли в расистки и буржуйки. Относились в обоих случаях соответственно).
Тем не менее не вняли, не поняли, не осознали. Еще долгое время женщины продолжали помогать, способствовать, содействовать, рисковать здоровьем и карьерой, выступать за черных, бедных, против войны и сегрегации; выходили за борцов замуж, рожали им детей и варили революционный кофе. Даже когда унижение поднадоело и стали организовываться женские отделения этих движений, когда появились первые группы за собственно женское освобождение - и тогда идею чего-то своего принимали в штыки, скандалили, возмущались, «насниктонеугнетал». Возмущавшиеся считали, что отдельно-женские собрания нужны всего-то лишь для того, чтобы мужчины не мешали женщинам как следует побороться за их мужские права, вот так вот.
Но не все были такие, к счастью, и таких «не всех» было много. Может быть, без них мы бы по сей день революционировали в миссионерских позах, кто знает.
Примерно с 1967 года на волне сопротивления стали формироваться первые группы радикальных женщин (так они называли себя - радикальные женщины; о феминизме и слуху не было еще). Группы были маленькими, встречались часто просто на квартирах. Большинство радикалок были или считали себя связанными с Движением (совокупностью организаций за гражданские права), в котором вопросы женского освобождения считались частью проблематики капитализма, расизма и т.п. Соответственно, в таких группах больше всего активничали лояльные к левым участницы (жены/подруги в том числе) и всегда присутствовала "невидимая мужская аудитория", чье одобрение было превыше всего.
Тем не менее, пресловутые белые женщины среднего класса начали задавать вопросы. И они спросили - раз мы не бедные, не черные - почему мы угнетены? Что это за угнетение такое? Кто-то (не помню кто) вспомнила, что еще старые коммунисты писали, что угнетенные не сознают угнетения, что необходимо поднимать их самосознание. Это заметили, подхватили, и отсюда есть пошла идея групп роста самосознания. И квартирные встречи стали встречами групп роста самосознания - по воспоминаниям, это было невероятное, волнующее явление, историческое, я бы сказала.
В этот же период, когда начался бракоразводный процесс с левыми, впервые вышли на поверхность и трения с черными активистками. Синтия Вашингтон, одна из участниц SNCC, писала:
«Мы делали ту же работу, что и мужчины - организовывали регистрацию избирателей и работали в глуши - обычно с мужчинами. Но когда мы наконец возвращались в город, где могли отдохнуть и куда-то выйти, мужчины уходили с другими [белыми] женщинами. Наши умения и способности признавали и уважали, но мужчины не учитывали нашу женственность».
В то время как у белых участниц наибольшее возмущение вызывала сексуальная объективация, черные женщины жаловались, что к ним относятся «как к парням».
Попытки первых феминисток объединиться с черными женщинами провалились не потому, что, как любят выдумывать нынешние полуфеминисты из интерсекционального лагеря, женское движение было «только для белых», а потому что черные активистки не смогли или не захотели пересмотреть свою идентификацию с угнетенными черными братьями и свои взгляды на белых женщин как на угнетательниц Хотя со стороны феминисток и были попытки связаться с черными активистками через черную адвокатку Валери Соланас Флоринс Кеннеди. Тем не менее, черные милитаристки либо не связывались с белыми совсем, потому что «Черные Пантеры с этими дела не имеют» либо приходили с претензией «мы, черные, угнетены больше чем ты, что ты по этому поводу собираешься предпринимать, а?»
В общем-то они при этом следовали схеме конфликта между черными и белыми мужчинами в движении за гражданские права, где черные всеми силами оттесняли белых, обвиняя их в либеральном патернализме.
Так было до конца 60-х, пока black power и черный национализм были на подъеме и обещали черным женщинам более заманчивые перспективы, чем какой-то там феминизм. Черные мусульмане, например, превозносили черных женщин над белыми и декларировали признание их многочисленных достоинств, от красоты до трудолюбия. В 70-х положение изменилось, но единства не прибавилось: на этой почве «мынетакие» позднее выросли черный феминизм, вуманизм, интерсекциональность и прочая постколониальность.
Однако разрыв феминисток с левыми и другими ответвлениями Движения не был моментальным решением, это был процесс, который занял не один год и поломал немало копий. Началом стало размежевание с "политикос".
Сначала радикальные/левые/антивоенные активистки собирались отдельно, чтобы просто иметь возможность говорить без перебивающих и управляющих дискуссией мужчин. Затем на повестке дня встал вопрос - будет ли это тактическим отделением или окончательным разводом.
Помимо этого женщины горячо обсуждали цели и задачи зарождающегося движения: следует ли организовывать группы для всех или только для женщин рабочего класса, должно ли обсуждаться только положение женщин или война во Вьетнаме тоже и т.д. Самые горячие дебаты разворачивались вокруг вопроса «Кто на самом деле враг?»
В ходе дебатов случился первый серьезный раскол в женских группах - на «феминисток» и «политикос», как они друг друга ехидно называли, причем в 1967-68 годах «феминистки» были в меньшинстве.
Политикос считали, что женское угнетение является побочным продуктом капитализма и настаивали на сохранении связей с левым движением, хотя и признавали необходимость сепарированных женских групп. Роль политикос на этом этапе была весьма неоднозначной - они поддерживали идею отдельных женских сообществ, но рассматривали их как средство рекрутинга политически пассивных женщин в левые круги; они оказали решающее влияние на быстрый рост и распространение женских групп*, но полагали их инструментом влияния левых на местах, соответственно, политикос в этих группах преобладали и руководили.
Женщины феминистских взглядов (относительно феминистских с современной точки зрения, конечно) в тех первых группах считали, что причиной угнетения является не только капитализм, но и мужское господство, и возражали против подчиненности женского движения левым братьям. Эти женщины вовсе не были контрреволюционерками, в чем их обвиняли, а говорили о себе как о «критикующих левое движение с левой же стороны» за отказ анализировать угнетение женщин.
Разрыв с политикос заставил феминисток задуматься над названием собственного движения. Хотя термин «женское освобождение» использовался аж с лета 1967 года, для некоторых он был «слишком радикальным», даже для тех ранних объединений, которые именовали себя радикальными женщинами. Тем не менее в 1968-69 «женское освобождение» стало наиболее предпочтительным термином, поскольку было отчасти знакомо по левой терминологии и получило популярность благодаря информационному бюллетеню Джо Фриман «Голос женского освободительного движения».
Однако сомнения насчет «женского освобождения» были цветочками по сравнению с битвами вокруг слова «феминизм», которое, видите ли, напоминало о страхолюдных суфражистках и звучало недостаточно женственно, представьте себе. Кроме того, считалось, что всякое автономное женское движение по сути своей контрреволюционно и буржуазно. Суламифь Файерстоун первая публично выступила в защиту феминисток 19 века (Кэди-Стентон и Энтони) и призвала искать и изучать тщательно замалчиваемую или искажаемую информацию о них. Термин «феминизм» в конце концов был реабилитирован, однако многие предпочли называться радикальными феминистками для обозначения разницы между освободительным и реформистским направлениями.
____________
* Таким образом, когда в очередной раз наматывают лапшу рулонами заводят пластинку о заслугах либерального феминизма в качестве «кузницы кадров для радфем» и необходимости либерального/подготовительного/облегченного этапа перед радфемом стоит вспомнить о двух вещах: 1) максимальное количество женщин участвовало в движении тогда, когда лайт-фема не существовало в природе и 2) массовый приток обеспечивали разного рода антикапиталистические, антивоенные, гражданские, антирасистские движения (и то по причине недовольства и недоверия к ним), а не буржуазный либфем.
Продолжение следует