Любовь - всё что вам нужно? Часть 1
Перевод статьи Love is all you need?
Венди Лэнгфорд анализирует отношения феминизма и любви в течение последних 50 лет и утверждает, что радикально-феминистская критика любви сегодня по-прежнему актуальна.
В течение двадцатого столетия отношения в паре претерпели серьезнейшие изменения. Социальная, религиозная и законодательная диктатура, целью которой было поддерживать идеалы формального (гетеросексуального) брака и которую было трудно смягчить, все же была ослаблена. Атмосфера стала либеральнее, чем когда-либо прежде: существование, содержание и продолжительность отношений в паре стали определяться не неприкрытым регулированием, а индивидуальными желаниями. Изменения отражались и поддерживались такими событиями, как либерализация законодательства о разводах, распространение «бесстыдного» сожительства, декриминализация гомосексуальности и развитие контрацепции. Одновременно в социальной жизни проходили процессы, которые социологи называют «приватизацией»: мы живем все меньшими и меньшими группами, сосредоточивая наши жизни на нескольких «особых» отношениях.
Идеальной основой таких отношений считается эмоциональная привязанность. И, по всей видимости, самые «особые» отношения из всех - у пар, сложившихся благодаря взаимному притяжению и влюбленности. Действительно, сам термин «отношения» стал синонимом слова «пара»; нам не кажется странным, когда люди, связанные со множеством других людей, говорят, несмотря на это, что в данный момент у них нет ни с кем отношений. «Связь» в паре рассматривается как источник ежедневного общения, эмоционального и сексуального удовлетворения и чувства личной защищенности. Мы надеемся, что, будучи частью «любящей пары», сможем удовлетворить наши важнейшие человеческие потребности.
Как нам следует рассматривать эту «культуру близких отношений»? Преобладает точка зрения, что это прогресс. Мы склонны верить, что в отличие от «дурных старых дней» или обществ, где практикуются договорные браки, индивидуумы в западных обществах «свободны» любить - они больше не угнетены устаревшими экономическими, религиозными или моральными требованиями.
Конечно, не вызывает сомнений, что регулирование любви и сейчас, и в прежние времена часто жестоко и репрессивно, и продвигает патриархальные и гетеросексуальные ценности. Однако действительно ли переход к «свободной» любви подразумевает, что мы на самом деле с тех пор стали свободны любить в счастье, близости и равенстве?
Радикально-феминистская критика
Почему-то удивительно мало критических размышлений о романтической любви. Одно из выдающихся исключений - радикально-феминистская критика, которая фундаментально исследует связь любви и свободы. Феминистки утверждали, что, в особенности для женщин, «влюбленность» с большей вероятностью приводит к разрушительному самоотречению. Поворотным пунктом в феминистском анализе стала публикация «Второго пола» Симоны де Бовуар в 1949 году. Де Бовуар утверждала, что романтическая любовь - это идеология, так как способствует воспроизводству и укреплению гендерных форм сознания, которые поддерживают патриархальные общества. Любовь представляется возможностью выйти за пределы ограничений женского воспитания и придать нашим жизням значение и важность. Это мощная стратегия, ибо, поначалу, она кажется действенной.
Любовная «трансцедентность», однако, всего лишь иллюзия. На деле получается, что женщины проецируют свое стремление к свободе и самостоятельности на идеализированного другого и затем сливаются с ним через влюбленность. Это может казаться прекрасным и освобождающим, но, как ни парадоксально, приводит к отказу от возможности свободной и независимой жизни. Мы влюбляемся отчасти чтобы убежать от «женских» тревог относительно автономии, и, раз мы «влюблены», мы не хотим видеть, как любовь воспроизводит зависимость и самопожертвование. Так что, вместо того чтобы быть готовыми взглянуть в лицо опасностям и ограничениям любовных отношений, мы цепляемся за всевозможные типы манипулятивного поведения или самообмана в попытке избежать полной ответственности за управление нашими жизнями.
Два наблюдения в анализе де Бовуар особенно важны. Во-первых, она показывает, как любовь воспроизводит соучастие женщин в патриархальных социальных взаимодействиях. Любовные связи действуют властно, не просто потому, что женщины - жертвы мужского доминирования (хотя мужчины часто доминируют) - но и потому, что женщины серьезно вкладываются в любовь. Для того чтобы попытаться и получить то, что она хочет, женщина «принизит себя до состояния ничтожества» перед лицом любви (стр. 653). «Если будет нужно, она будет сама тиранить себя во имя любимого» (стр. 660, курсив мой).
Во-вторых, женское соучастие работает на уровне желания. Разумом, конечно, достаточно просто осознать, что освобождения невозможно достичь через рабство! Желание, однако, исходит из более бессознательной части нашего опыта. Влечение может быть мощным и иррациональным, и заставляет нас действовать без оглядки - чтобы вовлечь в то, что де Бовуар называет предательством. Таким образом, любовь не так чиста и непорочна сама по себе, и власть не устанавливается сама по себе. Напротив, когда мы следуем за желаниями нашего сердца и нам кажется, что это делает нас свободными, это в конечном итоге приводит нас к повторению всего того, от чего мы надеялись освободиться.
С конца 1960-х и далее, на протяжении 1970-х и в начале 1980-х романтическая любовь и сексуальные отношения были центральными темами в женском освободительном движении на Западе. Феминистские писательницы развили мысль де Бовуар о том, что любовь не дает женщинам увидеть правду о своей жизни. Любовь описали как господствующую форму «лже-самосознания», которое служит для того, чтобы затемнять то, как гендерные отношения управляют отношениями власти.
Любовь, как писала Ти-Грейс Аткинсон в «Одиссее амазонки», не более чем «особое психо-психологическое состояние фантазии», которое возникает как реакция на гендерные отношения власти и в то же время поддерживает их c помощью ложного представления, что это «наиболее желательное состояние для любой женщины, которая хочет обрести себя» (стр. 43-44).
В то время как одни авторы изучали, каким образом любовь скрывает отношения власти, другие обращали внимание на то, как она создает их. Группа Нью-Йоркских Радикальных Феминисток, например, рассматривала осуществление мужской власти на психологическом уровне через возможность мужского эго обладать властью над женским. Центральным фактором этой «политики эго» является любовь, которая работает примерно как:
эмоциональный цемент, оправдывающий доминантно-подчиненные отношения. Мужчина «любит» женщину, которая исполняет свою подчиненную, эго-поддерживающую роль. Женщина «любит» мужчину, которому подчиняется - в конце концов, вот почему она «живет для него». ЛЮБОВЬ, волшебная и систематически не анализируемая, становится эмоциональным логическим обоснованием подчиненности одного эго другому. И любить считается естественной функцией каждой женщины. Радикальный феминизм полагает, что популяризованная версия любви таким образом политически используется, чтобы прикрывать и оправдывать репрессивные отношения между мужчинами и женщинами, и что в реальности не может быть подлинной любви до тех пор, пока потребность в контроле над развитием другого замещается любовью к развитию другого. (Нью-Йоркские Радикальные Феминистки 1971: 442)
В радикально-феминистском анализе любви было много ответвлений, включая зарождающуюся критику приватности и индивидуализма. Утверждалось, что, поскольку женские усилия стали фокусироваться на всеобъемлющем проекте «отношений», женщины перестали рассматривать политическую и социальную ситуации в перспективе. Они упускают, особенно если они гетеросексуальны, ценность и влиятельность женской дружбы. Они не прилагают усилий к совместной работе с другими женщинами. И они прекращают искать пути развития своего собственного потенциала.
Такие проблемы поднимались во многих значимых текстах 1970-х - феминистские писательницы, такие как Джермейн Грир, Суламифь Файерстоун и Андреа Дворкин - все рассматривали любовь как разделящую и разрушительную для женщин. Их взгляды, однако, вступали в резкий диссонанс с известными социологами-мужчинами, которые вливались в развивающуюся «культуру близких отношений», рисуя довольно «романтическую» картинку (гетеросексуальной) пары как все более и более «симметричной», и гуманных отношений между равными партнерами.
Феминистки не утверждали, что любовь неизбежно деструктивна, они всего лишь говорили, что женщинам следует задавать себе трудные вопросы и честно отвечать на них: не являются ли их отношения в каком-либо смысле унизительными, собственническими или изматывающими? Отношения, имеющие такие характеристики рассматривались как ослабляющие, и тем самым препятствующие феминистской борьбе.
Радикальные исследования любви и секса открыли новые области для дебатов в поисках сексуальных отношений, которые не были бы, как их описали феминистки в 1973, «запрограммированными способствовать политической смерти» (стр. 376). Обсуждалась желательность моногамии. Подчеркивалась важность дружбы. Лесбийские отношения пересматривались как позитивная возможность для женщин. И вопреки набирающей силу сексуальной революции некоторые феминистки утверждали, что целибат следует рассматривать как важную политическую альтернативу для женщин.
Феминистская критика теряет силу
1970-е были горячим временем для женского движения. Всё представлялось возможным. Женщины, как казалось, больше не будут воспитываться, чтобы быть связанными социальными условностями, и феминистки мечтали о том, чего можно достичь, если направить женское сопротивление на эффективную личную и политическую трансформацию. И не было случайным, что вопрос любви стал главным вопросом того времени. Коллективная феминистская борьба зависела от организованного женского противостояния.
Влюбленность - это тоже форма противостояния, реакция на воздействие среды - выражение желания уйти от страданий и достичь свободы. Феминистки были правы, определяя любовь как критическую угрозу. Женщины не могут изменить себя и мир, если их устремления сконцентрированы на индивидуалистическом и самоуничижительном заблуждении, что свобода может быть завоевана через влюбленность. Но может ли свобода быть завоевана с помощью феминистской политики?
В связи с этим можно извлечь несколько важных уроков. Сила противостояния, выразившаяся в революционном оптимизме и радикальных исследованиях, была растрачена в 1980-х. Романтика как культурная форма продолжала быть предметом критических академических исследований, но феминистки отошли от обсуждения вопроса «реальной» любви. Как только показалось, что поднят весь спектр ключевых, критических вопросов, как сразу же ослабело желание на них отвечать. Возможно, тому было несколько причин, включая глубокие противоречия в самом женском движении, которые появились в самом начале.
Феминистки стремились сформировать политику и учение, которые были бы основаны на, и исходили из живого женского опыта.
Но в то же самое время из-за развертывания спорной «политики идентичности» женщинам стало намного труднее быть открытыми и честными в том, что касается их личных переживаний. Патрисия Майнарди, например, сокрушалась, что, как и в ранние дни американского феминизма «движение больше не доискивается правды о жизни женщин».
Предположить, что можно хотеть победить неравенство внутри отношений с мужчинам «означало подвергнуться насмешкам и осуждению». Из-за этого гетеросексуальные феминистки скрывали свою частную жизнь и оправдывались, в то время как «лесбиянки изображали свою жизнь с правдоподобностью фильмов 1950-х». К 1980-м такие писательницы как Хилари Аллен и Беа Кемпбелл осознали, каким образом честное и открытое исследование любви стало невозможным. Радикальный феминизм оказался втянутым в эссенциалистские теории, которые скорее ограничивали, чем развивали понимание связи между любовью и властью.
Эти феминистские конфликты не следует рассматривать в отрыве от общих социальных и политических тенденций. Переход к индивидуализму и приватизация социальной жизни подорвали всякую коллективную борьбу, и исследования любви стало весьма нелегким в культуре, которая придавала все большее значение идеологии личной удовлетворенности в «близких отношениях». Между тем, уверенность в том, что свобода может быть достигнута путем исполнения своих желаний получила массированную поддержку от сексуальной революции.
Радикальный феминизм часто вступал в конфронтацию с этими тенденциями. Дана Денсмор, например, предупреждала, что феминисткам следует оставаться независимыми от сексуальной революции и помнить, что всякое личное желание формируется в условиях социального неравенства. Многие феминистки решительно противостояли индивидуализму, продвигая этику сестринства и стремясь упрочить женскую коллективность. Однако, в то же самое время, когда феминистки исследовали политику «особенных отношений», мощные исторические течения приравняли женское освобождение к сексуальному, поддерживая идею, что счастья и свободы проще всего достичь в объятиях кого-то особенного. И эти мощные тенденции не могли не оказать влияния.
Личные и политические сдвиги 1970-х и 1980-х получили отражение в коротких объявления в феминистском журнале Spare Rib*: списки женских групп роста самосознания по всей стране сначала росли, а затем стали исчезать. В то же самое время стали появляться объявления о поиске пары для отношений, и их число стало стремиельно увеличиваться. Казалось, будто Женское Освободительное Движение - движение, создавшее самую радикальную критику любви в XX веке - стало жертвой «культуры близких отношений».
В 1990-х плотина молчания феминисток на тему любви как жизненного опыта стала рушиться. Стиви Джексон смело заявила, что «даже феминистки влюбляются» и некоторые феминистки наконец признали, хотя и несколько смущенно, что они с самого начала делали это с мужчинами. Казалось, пришло время для некоторого зрелого и честного взгляда на природу связи между любовью и властью. Но был ли радикально-феминистский анализ все еще актуальным? Так же как в 1970-х, видные теоретики социологии утверждали, что любовь больше не характеризуется доминированием. Они утверждали, что «успех» женского движения в сочетании с возросшим вниманием к интимной жизни, привел к «демократизации» отношений в паре, которые теперь более близкие и равноправные, чем когда-либо раньше. Действительно ли все уже изменилось? Некоторые из нас не так уверены.
____________________________________________________________________________________
* Спэр Риб, Свиное ребрышко - британский феминистский журнал, выходивший с 1972 по 1993