Как фантаст Беляев в 1915-м Германию увидел.
Александр Беляев: Антиутопия «Берлин в 1925 году»
Советский писатель-фантаст Александр Беляев после Гражданской войны всю оставшуюся жизнь вынужден был скрывать своё эсерское прошлое и службу у белых (защитой ему послужил мнимый паралич). Неудивительно, что неизвестен ранний цикл фантастики Беляева. Одна из его первых антиутопий была написана в 1915 году. ©
Александр Беляев происходило из семьи смоленского священника. Он окончил семинарию, затем - Ярославский юридический лицей. В Революцию 1905 года Беляев - на баррикадах в Москве. Видимо, тогда же он начинает симпатизировать партии эсеров. Впоследствии он неоднократно в качестве адвоката защищал эсеров на судебных процессах.
С началом Первой мировой Беляев из-за открывшегося туберкулёза переезжает на юг - сначала в Ростов, затем в Крым. Там он начинает сотрудничать с рядом местных газет, постепенно пробившись в их «передовики» - так тогда называли журналистов, писавших передовицы на первой полосе. В этих же газетах, в первую очередь в «Приазовском крае», он публикует и свою прозу (в т.ч. и фантастику).
Февральскую революцию Беляев принял с огромным энтузиазмом. Он уже не скрывает своих симпатий к эсерам, в предвыборную кампанию в Учредительное собрание - он доверенное лицо партии эсеров в Ростове.
С началом Гражданской войны Беляев переходит на сторону белых. Он редактирует белые газеты у Деникина и Врангеля. Предчувствуя скорый приход красных в Крым, Беляев «заболевает» параличом (он называет его «туберкулёзом позвоночника»). Эта уловка спасает ему жизнь в период ярой расправы красных в Крыму над белыми и сочувствующим им в конце 1920-го - начале 1921 года.
Впоследствии Беляев всегда рассказывал и указывал в анкетах, что в 1918-1921 годах он провёл в Крыму прикованным к постели («одетый в гипс»). Якобы эти три года он ни с кем, кроме близких и врачей, не общался, к белому движению не примыкал.
Позднее такой же трюк Беляев проделал в середине 1930-х, когда верно спрогнозировал скорое наступление эпохи Большого Террора (после убийства Кирова). Он снова «заболевает параличом» в 1935 году и в таком состоянии находится до середины 1938 года. В результате он оказался редким счастливчиком, кому удалось пережить разгром издательства «Детгиз» (с которым он сотрудничал) в 1937 году, в результате которого были расстреляны или сгинули в ГУЛАГе десятки его сотрудников. На Беляева тогда было написано несколько доносов (с его-то прошлым было понятно, что их не миновать), но даже беспринципные следователи НКВД разводили руками - Беляев ни с кем не контактировал, у него просто не было физической возможности заниматься вредительством и саботажем, встречаться с иностранными шпионами.
Беляев вообще один из самых недооценённых ранних советских писателей. В его произведениях, особенно в вариантах, изданных в 1920-х - начале 1930-х (если быть точным - до 1932 года, когда он вынужден был полгода скрываться в Мурманске, работая обычным юрисконсультом) много потаённых смыслов - отсылок к Библии, космизму Циолковского (с которым он был дружен и который своим заступничеством однажды очень помог Беляеву) и даже тамплиерству и масонству (видимо, он был членом их лож). Но об этом нужен отдельный рассказ.
Беляев умер в декабре 1941 года в оккупированном немцами Пушкине Ленинградской области (видимо, от пневмонии). Его жена, дочь и тёща как фольксдойче переехали в 1942 году жить в Германию. В октябре 1945 года американцы выдали их в СССР, где все трое получили ссылку в Барнаул.
При жизни Беляева его произведения выходили либо мизерным тиражом, либо в периодических изданиях (в «Гудке», «Вокруг света» и т.д.). В конце 1930-х они были дефицитом и, к примеру, за книжку-сборник его произведений при отпускной цене в 2 рубля на чёрном рынке просили 40 рублей.
Служба его родных у немцев снова притормозила выпуск произведений Беляева. Его начали переиздавать только в 1956 году - и сразу огромными тиражами: так совпало, что и Хрущёв открыл для себя фантастику Беляева и зачитывался ей, и наступила эра космической деятельности, которой писатель в своих произведениях уделял много места, и в Оттепель был взят курс на «возвращение к ленинским принципам» - а Александр Романович как нельзя лучше подходил на роль «романтика ленинского призыва».
Тем не менее, ранние произведения Беляева - как царского периода, так и периода его службы у белых - ни в советское, ни даже в нынешнее время никогда не печатались. Более того, значительная часть этого раннего наследия писателя-фантаста и вовсе утеряна или не может быть идентифицирована, так как Беляев часто писал тогда под псевдонимом или вовсе не подписывал рассказы (он также сочинял стихи и романсы).
Израильский исследователь-литератор Зеев Бар-Селла в написанной им биографии Беляева («Александр Беляев», серия ЖЗЛ изд-ва «Молодая Гвардия», 2013 год) приводит никогда ранее не публиковавшееся раннее его произведение - антиутопию «Берлин в 1925 году», напечатанную 25 декабря 1915 года в газете «Приазовский край». Блог Толкователя приводит это произведение Александра Романовича Беляева.
«Как я попал сюда, не знаю. И почему сейчас 1925-й, а не 1915 год, тоже не знаю.
В последний раз я был в Берлине за год до минувшей войны. Посмотрим, что стало с Берлином.
Внешний вид города мало изменился. Так же размеренно течёт среди каменных громад людская масса - точно мутные воды Шпрее, заключённые в гранитные берега, пламенем электрических реклам объяты по вечерам дома. Из дверей пивной несутся звуки вальса, смешанные с запахом сигар и пива.
Только автомобили обзавелись новыми рожками-граммофонами, с самым разнообразным репертуаром фраз и трюков.
Какая масса, однако, женщин! Женщина-шофёр, газетчик, и даже штуцман. Почти не встречаются «штатские» женщины - все в форме.
Мужчин мало, но калек не видно.
Захожу в пивную.
Играет механический оркестрион. Кельнеров нет. Пиво и закуски отпускаются автоматическими ящиками. Медленно вращается в стене диск, увлекает куда-то порожнюю посуду, которую посетители сами ставят на диск.
Увы, русского узнают так же быстро, как и раньше. В обращении уже нет прежней заносчивости, однако за холодной вежливостью чувствуется затаённое недружелюбие.
Я разговорился с соседом. Он оказался безруким (чего я не заметил вначале) ветераном минувшей кампании.
- У нас ортопедия делает чудеса! Вот видите? - И он проделал рукой и пальцами ряд движений. - А ведь у меня рука выше локтя ампутирована! Калек вы почти не увидите, а их у нас теперь чуть не 10% населения. К сожалению, многим не поможет никакая ортопедия. Пришлось бы целиком составить механического человека! Да, так и есть, - продолжал он уже с улыбкой, - машина у нас пополняет убыль в людях. Почти вся торговля производится автоматически; автоматы работают на почте, вокзалах, банках. Кроме того, мы упразднили все профессии и должности, без которых можно обойтись. Уничтожили целую армию тунеядцев, живущих «чаевыми», уничтожили эти синекуры швейцаров, лакеев и т.п. Мы упразднили даже вагоновожатых и кондукторов на трамваях. Управление вагонами несложно, у на все обучены этому немудрёному искусству, и вагон ведёт обычно один из пассажиров, причём, надо отметить, это делается очень охотно. А вместо взимания платы за проезд установлен трамвайный налог, соответствующий средней годовой затрате каждого на трамвай.
Мы обратили внимание также на то, что слишком много лиц отдаётся искусству. Мы должны отказаться, пока, от этой роскоши. Симфонические оркестры у нас везде заменены механическими оркестрионами, а в области театра у нас осуществлена мечта Гордона Крэга (видите, мы не против иностранцев!) - с механическими артистами.
Живопись заменена фотографией, идеально передающей окраску. Преподавание в школах производится, преимущественно, при помощи граммофона и кинематографа. Три класса, расположенные рядом, разделены стеклянными стенами. Один надзиратель, находящийся в средней комнате, имеет возможность наблюдать за порядком во всех трёх классах, но это почти излишне. Дисциплина редко нарушается людьми. Всеобщая женская повинность дала возможность заполнить те должности, которые не заменишь автоматом.
- Скажите, пожалуйста, - спросил я его, - что за странную процессию я видел сегодня утром? По улице ехал целый автомобильный поезд, наполненный маленькими детьми, откуда и чьи они?
- Это государственные дети, - ответил мой собеседник, - разве вы не знаете? Для скорейшего пополнения убыли населения у нас установлена материнская повинность. Дети воспитываются на счёт государства. К 1957 году мы предполагаем иметь население чуть не вдвое больше того, которое могло бы быть даже без войны при обычном проценте рождаемости.
- Но не находите ли вы, что такое разрешение вопроса слишком затрагивает частную жизнь?
- Её интересы неотделимы от интересов государства. Нас не спрашивали, когда посылали на войну, угодно ли нам жертвовать своей жизнью.
- Кто же вас заставлял? Простите, ваша политическая программа?
- Я - социал-демократ. Кто заставлял? Отечество! Так, по крайней мере, мы думали тогда. Правда, мы с самого начала наступали, а не защищались, нго нас уверяли, защищаться можно, только наступая. Однако, мне пора!
Мой собеседник, с той же холодной вежливостью, приподнял шляпу и ушёл.
В тот же вечер благодаря целого ряда случайностей мне удалось проникнуть на тайное заседание Верховного Совета, в руках которого теперь находятся судьбы страны.
На трибуне стоял грузный старик и говорил речь.
- Войне не оправдала возлагавшихся на неё надежд. Наши владения в Европе почти не тронуты, но мы потеряли многие колонии. На пути к мировому господству Германии стоят препятствия, которые должны быть сметены.
Речь оратора была прервана аплодисментами.
- У нас мало солдат, - продолжал оратор, - но зато мы мобилизовали силы природы. Что устоит перед их могуществом? Опыт прошлой войны показал, что будущее не в «пушечном мясе», а в колбе учёного. Покорите силы природы, сделайте их своими послушными рабами, мобилизуйте огонь и воду, и воздух, опрокиньте на голову врагов лаву Везувия, направьте на них стрелы молнии, - и весь мир падёт у ваших ног! Как это сделать, нам скажут наши уважаемые учёные!
Оратор сделал жест по направлению к синклиту учёных, поклонился и сошёл с кафедры.
Его место занял пожелтевший, высохший как мумия, безволосый старик в огромных очках. Он хитро улыбнулся и, потирая руки, вкрадчивым голосом начал:
- Я приручил бациллу чумы. Хе-хе. Как приручают зверьков. Я открыл античумную прививку. Она будет привита всем нам, и тогда, не боясь заразы, мы можем пустить чуму на врагов!
Гром аплодисментов покрыл слова оратора.
Однако доклад вызвал споры. Некоторые указывали, что таким путём будет уничтожена не только армия, но и всё население страны. «Таким образом, мы потеряем рынок».
Вопрос о чумной заразе остался открытым.
Вторым выступал суетливый старик, химик, которому удалось решить проблему питания.
- Дайте мне горсть земли, и в этой горсти выращу вам бобы в 27 часов! Германии не страшна больше никакая блокада! Правда, она будет сидеть на бобах, но наши хозяйки постараются приготовить их повкуснее.
Наибольший успех выпал на долю электротехника, который изобрёл омега-лучи, убивающие, взрывающие и даже сплавляющие металлы на расстоянии.
- Отныне Германия - царица мира!
Собрание пришло в неистовый восторг.
В этот момент ворвался какой-то бледный господин, протолкался на кафедру и, стуча, кулаками, о чём-то отчаянно кричал. Но за шумом ничего не было слышно, а его двигающийся, как у вынутой из воды рыбы, рот возбуждал даже смех.
Только когда господин хватил графином об пол, шум стал стихать и выделился охрипший голос оратора.
- Несчастье!.. Несчастье, - кричал он, - мы можем погибнуть! Враги опередили нас!
Эти слова заставили всех насторожиться.
- Мне удалось расшифровать радиотелеграмму, посланную из Лондона в Париж. Из неё я узнал, что наши изобретения раскрыты, что враги обладают нашими секретами, - больше того, они успели изобрести изоляторы для охраны себя от омега-лучей, и если мы пустим в ход эти лучи, они сделают то же, и вся наша страна обратится в одно сплошное кладбище! Ах…
Господин ещё хотел что-то сказать, но голос у него оборвался и он опустился в изнеможении.
Точно омега-лучи прошли по собранию, такое вдруг гробовое молчание наступило, так мертвенно-бледны стали лица.
Шатающейся походкой подошёл к кафедре грузный старик, который открывал собрание, и прерывающимся голосом скорее прохрипел, чем проговорил:
- Здесь… среди нас… измена!
Точно кратер выбросил лаву. Всё слилось в один сплошной рёв. Так длилось несколько минут, потом все стали подозрительно осматривать друг друга.
Вдруг на меня уставился знакомый, с которым я разговаривал в пивной. Лицо его исказилось злобой, он крикнул, указывая на меня рукой:
- Русский, шпион!
Я не люблю, когда на меня обращают внимание, и потому хотел скромно уйти, но в моё пальто вцепился добрый десяток рук.
Меня стали так тормошить, что нельзя было не проснуться».
Толкователь, 29 сентября 2014
http://mamlas.livejournal.com/3073649.html
Советский писатель-фантаст Александр Беляев после Гражданской войны всю оставшуюся жизнь вынужден был скрывать своё эсерское прошлое и службу у белых (защитой ему послужил мнимый паралич). Неудивительно, что неизвестен ранний цикл фантастики Беляева. Одна из его первых антиутопий была написана в 1915 году. ©
Александр Беляев происходило из семьи смоленского священника. Он окончил семинарию, затем - Ярославский юридический лицей. В Революцию 1905 года Беляев - на баррикадах в Москве. Видимо, тогда же он начинает симпатизировать партии эсеров. Впоследствии он неоднократно в качестве адвоката защищал эсеров на судебных процессах.
С началом Первой мировой Беляев из-за открывшегося туберкулёза переезжает на юг - сначала в Ростов, затем в Крым. Там он начинает сотрудничать с рядом местных газет, постепенно пробившись в их «передовики» - так тогда называли журналистов, писавших передовицы на первой полосе. В этих же газетах, в первую очередь в «Приазовском крае», он публикует и свою прозу (в т.ч. и фантастику).
Февральскую революцию Беляев принял с огромным энтузиазмом. Он уже не скрывает своих симпатий к эсерам, в предвыборную кампанию в Учредительное собрание - он доверенное лицо партии эсеров в Ростове.
С началом Гражданской войны Беляев переходит на сторону белых. Он редактирует белые газеты у Деникина и Врангеля. Предчувствуя скорый приход красных в Крым, Беляев «заболевает» параличом (он называет его «туберкулёзом позвоночника»). Эта уловка спасает ему жизнь в период ярой расправы красных в Крыму над белыми и сочувствующим им в конце 1920-го - начале 1921 года.
Впоследствии Беляев всегда рассказывал и указывал в анкетах, что в 1918-1921 годах он провёл в Крыму прикованным к постели («одетый в гипс»). Якобы эти три года он ни с кем, кроме близких и врачей, не общался, к белому движению не примыкал.
Позднее такой же трюк Беляев проделал в середине 1930-х, когда верно спрогнозировал скорое наступление эпохи Большого Террора (после убийства Кирова). Он снова «заболевает параличом» в 1935 году и в таком состоянии находится до середины 1938 года. В результате он оказался редким счастливчиком, кому удалось пережить разгром издательства «Детгиз» (с которым он сотрудничал) в 1937 году, в результате которого были расстреляны или сгинули в ГУЛАГе десятки его сотрудников. На Беляева тогда было написано несколько доносов (с его-то прошлым было понятно, что их не миновать), но даже беспринципные следователи НКВД разводили руками - Беляев ни с кем не контактировал, у него просто не было физической возможности заниматься вредительством и саботажем, встречаться с иностранными шпионами.
Беляев вообще один из самых недооценённых ранних советских писателей. В его произведениях, особенно в вариантах, изданных в 1920-х - начале 1930-х (если быть точным - до 1932 года, когда он вынужден был полгода скрываться в Мурманске, работая обычным юрисконсультом) много потаённых смыслов - отсылок к Библии, космизму Циолковского (с которым он был дружен и который своим заступничеством однажды очень помог Беляеву) и даже тамплиерству и масонству (видимо, он был членом их лож). Но об этом нужен отдельный рассказ.
Беляев умер в декабре 1941 года в оккупированном немцами Пушкине Ленинградской области (видимо, от пневмонии). Его жена, дочь и тёща как фольксдойче переехали в 1942 году жить в Германию. В октябре 1945 года американцы выдали их в СССР, где все трое получили ссылку в Барнаул.
При жизни Беляева его произведения выходили либо мизерным тиражом, либо в периодических изданиях (в «Гудке», «Вокруг света» и т.д.). В конце 1930-х они были дефицитом и, к примеру, за книжку-сборник его произведений при отпускной цене в 2 рубля на чёрном рынке просили 40 рублей.
Служба его родных у немцев снова притормозила выпуск произведений Беляева. Его начали переиздавать только в 1956 году - и сразу огромными тиражами: так совпало, что и Хрущёв открыл для себя фантастику Беляева и зачитывался ей, и наступила эра космической деятельности, которой писатель в своих произведениях уделял много места, и в Оттепель был взят курс на «возвращение к ленинским принципам» - а Александр Романович как нельзя лучше подходил на роль «романтика ленинского призыва».
Тем не менее, ранние произведения Беляева - как царского периода, так и периода его службы у белых - ни в советское, ни даже в нынешнее время никогда не печатались. Более того, значительная часть этого раннего наследия писателя-фантаста и вовсе утеряна или не может быть идентифицирована, так как Беляев часто писал тогда под псевдонимом или вовсе не подписывал рассказы (он также сочинял стихи и романсы).
Израильский исследователь-литератор Зеев Бар-Селла в написанной им биографии Беляева («Александр Беляев», серия ЖЗЛ изд-ва «Молодая Гвардия», 2013 год) приводит никогда ранее не публиковавшееся раннее его произведение - антиутопию «Берлин в 1925 году», напечатанную 25 декабря 1915 года в газете «Приазовский край». Блог Толкователя приводит это произведение Александра Романовича Беляева.
«Как я попал сюда, не знаю. И почему сейчас 1925-й, а не 1915 год, тоже не знаю.
В последний раз я был в Берлине за год до минувшей войны. Посмотрим, что стало с Берлином.
Внешний вид города мало изменился. Так же размеренно течёт среди каменных громад людская масса - точно мутные воды Шпрее, заключённые в гранитные берега, пламенем электрических реклам объяты по вечерам дома. Из дверей пивной несутся звуки вальса, смешанные с запахом сигар и пива.
Только автомобили обзавелись новыми рожками-граммофонами, с самым разнообразным репертуаром фраз и трюков.
Какая масса, однако, женщин! Женщина-шофёр, газетчик, и даже штуцман. Почти не встречаются «штатские» женщины - все в форме.
Мужчин мало, но калек не видно.
Захожу в пивную.
Играет механический оркестрион. Кельнеров нет. Пиво и закуски отпускаются автоматическими ящиками. Медленно вращается в стене диск, увлекает куда-то порожнюю посуду, которую посетители сами ставят на диск.
Увы, русского узнают так же быстро, как и раньше. В обращении уже нет прежней заносчивости, однако за холодной вежливостью чувствуется затаённое недружелюбие.
Я разговорился с соседом. Он оказался безруким (чего я не заметил вначале) ветераном минувшей кампании.
- У нас ортопедия делает чудеса! Вот видите? - И он проделал рукой и пальцами ряд движений. - А ведь у меня рука выше локтя ампутирована! Калек вы почти не увидите, а их у нас теперь чуть не 10% населения. К сожалению, многим не поможет никакая ортопедия. Пришлось бы целиком составить механического человека! Да, так и есть, - продолжал он уже с улыбкой, - машина у нас пополняет убыль в людях. Почти вся торговля производится автоматически; автоматы работают на почте, вокзалах, банках. Кроме того, мы упразднили все профессии и должности, без которых можно обойтись. Уничтожили целую армию тунеядцев, живущих «чаевыми», уничтожили эти синекуры швейцаров, лакеев и т.п. Мы упразднили даже вагоновожатых и кондукторов на трамваях. Управление вагонами несложно, у на все обучены этому немудрёному искусству, и вагон ведёт обычно один из пассажиров, причём, надо отметить, это делается очень охотно. А вместо взимания платы за проезд установлен трамвайный налог, соответствующий средней годовой затрате каждого на трамвай.
Мы обратили внимание также на то, что слишком много лиц отдаётся искусству. Мы должны отказаться, пока, от этой роскоши. Симфонические оркестры у нас везде заменены механическими оркестрионами, а в области театра у нас осуществлена мечта Гордона Крэга (видите, мы не против иностранцев!) - с механическими артистами.
Живопись заменена фотографией, идеально передающей окраску. Преподавание в школах производится, преимущественно, при помощи граммофона и кинематографа. Три класса, расположенные рядом, разделены стеклянными стенами. Один надзиратель, находящийся в средней комнате, имеет возможность наблюдать за порядком во всех трёх классах, но это почти излишне. Дисциплина редко нарушается людьми. Всеобщая женская повинность дала возможность заполнить те должности, которые не заменишь автоматом.
- Скажите, пожалуйста, - спросил я его, - что за странную процессию я видел сегодня утром? По улице ехал целый автомобильный поезд, наполненный маленькими детьми, откуда и чьи они?
- Это государственные дети, - ответил мой собеседник, - разве вы не знаете? Для скорейшего пополнения убыли населения у нас установлена материнская повинность. Дети воспитываются на счёт государства. К 1957 году мы предполагаем иметь население чуть не вдвое больше того, которое могло бы быть даже без войны при обычном проценте рождаемости.
- Но не находите ли вы, что такое разрешение вопроса слишком затрагивает частную жизнь?
- Её интересы неотделимы от интересов государства. Нас не спрашивали, когда посылали на войну, угодно ли нам жертвовать своей жизнью.
- Кто же вас заставлял? Простите, ваша политическая программа?
- Я - социал-демократ. Кто заставлял? Отечество! Так, по крайней мере, мы думали тогда. Правда, мы с самого начала наступали, а не защищались, нго нас уверяли, защищаться можно, только наступая. Однако, мне пора!
Мой собеседник, с той же холодной вежливостью, приподнял шляпу и ушёл.
В тот же вечер благодаря целого ряда случайностей мне удалось проникнуть на тайное заседание Верховного Совета, в руках которого теперь находятся судьбы страны.
На трибуне стоял грузный старик и говорил речь.
- Войне не оправдала возлагавшихся на неё надежд. Наши владения в Европе почти не тронуты, но мы потеряли многие колонии. На пути к мировому господству Германии стоят препятствия, которые должны быть сметены.
Речь оратора была прервана аплодисментами.
- У нас мало солдат, - продолжал оратор, - но зато мы мобилизовали силы природы. Что устоит перед их могуществом? Опыт прошлой войны показал, что будущее не в «пушечном мясе», а в колбе учёного. Покорите силы природы, сделайте их своими послушными рабами, мобилизуйте огонь и воду, и воздух, опрокиньте на голову врагов лаву Везувия, направьте на них стрелы молнии, - и весь мир падёт у ваших ног! Как это сделать, нам скажут наши уважаемые учёные!
Оратор сделал жест по направлению к синклиту учёных, поклонился и сошёл с кафедры.
Его место занял пожелтевший, высохший как мумия, безволосый старик в огромных очках. Он хитро улыбнулся и, потирая руки, вкрадчивым голосом начал:
- Я приручил бациллу чумы. Хе-хе. Как приручают зверьков. Я открыл античумную прививку. Она будет привита всем нам, и тогда, не боясь заразы, мы можем пустить чуму на врагов!
Гром аплодисментов покрыл слова оратора.
Однако доклад вызвал споры. Некоторые указывали, что таким путём будет уничтожена не только армия, но и всё население страны. «Таким образом, мы потеряем рынок».
Вопрос о чумной заразе остался открытым.
Вторым выступал суетливый старик, химик, которому удалось решить проблему питания.
- Дайте мне горсть земли, и в этой горсти выращу вам бобы в 27 часов! Германии не страшна больше никакая блокада! Правда, она будет сидеть на бобах, но наши хозяйки постараются приготовить их повкуснее.
Наибольший успех выпал на долю электротехника, который изобрёл омега-лучи, убивающие, взрывающие и даже сплавляющие металлы на расстоянии.
- Отныне Германия - царица мира!
Собрание пришло в неистовый восторг.
В этот момент ворвался какой-то бледный господин, протолкался на кафедру и, стуча, кулаками, о чём-то отчаянно кричал. Но за шумом ничего не было слышно, а его двигающийся, как у вынутой из воды рыбы, рот возбуждал даже смех.
Только когда господин хватил графином об пол, шум стал стихать и выделился охрипший голос оратора.
- Несчастье!.. Несчастье, - кричал он, - мы можем погибнуть! Враги опередили нас!
Эти слова заставили всех насторожиться.
- Мне удалось расшифровать радиотелеграмму, посланную из Лондона в Париж. Из неё я узнал, что наши изобретения раскрыты, что враги обладают нашими секретами, - больше того, они успели изобрести изоляторы для охраны себя от омега-лучей, и если мы пустим в ход эти лучи, они сделают то же, и вся наша страна обратится в одно сплошное кладбище! Ах…
Господин ещё хотел что-то сказать, но голос у него оборвался и он опустился в изнеможении.
Точно омега-лучи прошли по собранию, такое вдруг гробовое молчание наступило, так мертвенно-бледны стали лица.
Шатающейся походкой подошёл к кафедре грузный старик, который открывал собрание, и прерывающимся голосом скорее прохрипел, чем проговорил:
- Здесь… среди нас… измена!
Точно кратер выбросил лаву. Всё слилось в один сплошной рёв. Так длилось несколько минут, потом все стали подозрительно осматривать друг друга.
Вдруг на меня уставился знакомый, с которым я разговаривал в пивной. Лицо его исказилось злобой, он крикнул, указывая на меня рукой:
- Русский, шпион!
Я не люблю, когда на меня обращают внимание, и потому хотел скромно уйти, но в моё пальто вцепился добрый десяток рук.
Меня стали так тормошить, что нельзя было не проснуться».
Толкователь, 29 сентября 2014
http://mamlas.livejournal.com/3073649.html