Убивать не предлагать
Дядя Коля
Дядя Коля был идиотом. Он мог бы приносить пользу, пасти, к примеру, скот в деревне, а стал милиционером в Москве. Даже не так. Это деревня внезапно стала Москвой, а он в ней жил. Выросший на свежем воздухе и простых харчах, дядя Коля обладал отменным здоровьем, потому и помер только недавно, а до этого лет шестьдесят люто изводил ближних и не очень.
Дядя Коля, конечно же, пил, но пил особенно. Он не падал в запой, как в омут, не лежал бесчувственной дубиной, не скитался по дружкам, не пропивал последнее. Дядя Коля пил ровно столько, чтобы из простого вахлака превратиться в полную и безоговорочную мразь. Бормотал тупые монологи, докапывался до жены и детей, шёл к соседям «прояснить», приставал с непристойностями ко всему женскому от десяти до шестидесяти.
Дядю Колю гнали. Он приходил снова.
Когда мозги у дяди Коли окончательно прогоркли, он стал стучать по трубе. Ночь-полночь, будни, праздники, тихий час у людей или отсып после смены - дядьколин стук проникал сквозь любые ковры и подушки. Постучавши всласть, дядя Коля с упорством носорога ломился в квартиры.
Дядю Колю гнали. Он приходил снова.
Лишь однажды соседи вздохнули свободно. Услышав, как всегда, звук, дядя Коля поднялся в квартиру на этаж выше. Дверь ему открыла не интеллигентная соседка, которую дядя Коля предвкушал пообщать на предмет норм соцобщежития, а недавно освободившийся и немного неодетый по причине прерванных водных процедур рецидивист Серый.
Дядя Коля обосрался и хотел ретироваться, но Серый ухватил его за майку, попутно обнажив свои внушительные регалии.
На вопрос Серого «ты кто?» дядя Коля заблеял, а из квартиры донёсся голос хозяина: «Брось, Серёг, это мент снизу, он малахольный». В Сером что-то щёлкнуло, дядю Колю он отпустил с напутствием больше не показываться, в грех не вводить. Вниз по лестнице дядя Коля бежал задом, вприпрыжку, мелко кланяясь.
После этого случая дядя Коля сосредоточился на семье. Сын и жена не выдержали, сбежали. Сын подженился в деревню, жена поселилась у сына. Осталась дочь - тихая Маша с ясными глазами, которая постепенно превратилась в озлобленную мать-одиночку и по совместительству школьного психолога.
Отцовская генетика расцвела в Маше пышным цветом. Она звонила соседям и бросала трубку, а когда все вокруг отказались от стационарных телефонов, стала стучать по трубе, в пол, стены и потолок, строчить жалобы в инстанции на соседей, которые, по её мнению, шумят.
Шумом считается любое проявление жизни в любое время дня. Пробежал ребёнок, чихнул хомяк, пукнула бабушка, поставили стул, выдвинули ящик, открыли воду - Маша стучит. Недавно научилась вызывать полицию. Мол, по соседству живут террористы. Полиция приходит, опрашивает «террористов» - мать с дочкой и бабушку. Записывают показания: спать кладём ребёнка в девять, ночью сажаем на горшок и таки да горшок споласкиваем из-под крана.
Сделать с Машей ничего нельзя. Меж тем у Маши растёт сынок Коля двадцати восьми лет. Из дома не выходит. Пока.
Дядя Коля был идиотом. Он мог бы приносить пользу, пасти, к примеру, скот в деревне, а стал милиционером в Москве. Даже не так. Это деревня внезапно стала Москвой, а он в ней жил. Выросший на свежем воздухе и простых харчах, дядя Коля обладал отменным здоровьем, потому и помер только недавно, а до этого лет шестьдесят люто изводил ближних и не очень.
Дядя Коля, конечно же, пил, но пил особенно. Он не падал в запой, как в омут, не лежал бесчувственной дубиной, не скитался по дружкам, не пропивал последнее. Дядя Коля пил ровно столько, чтобы из простого вахлака превратиться в полную и безоговорочную мразь. Бормотал тупые монологи, докапывался до жены и детей, шёл к соседям «прояснить», приставал с непристойностями ко всему женскому от десяти до шестидесяти.
Дядю Колю гнали. Он приходил снова.
Когда мозги у дяди Коли окончательно прогоркли, он стал стучать по трубе. Ночь-полночь, будни, праздники, тихий час у людей или отсып после смены - дядьколин стук проникал сквозь любые ковры и подушки. Постучавши всласть, дядя Коля с упорством носорога ломился в квартиры.
Дядю Колю гнали. Он приходил снова.
Лишь однажды соседи вздохнули свободно. Услышав, как всегда, звук, дядя Коля поднялся в квартиру на этаж выше. Дверь ему открыла не интеллигентная соседка, которую дядя Коля предвкушал пообщать на предмет норм соцобщежития, а недавно освободившийся и немного неодетый по причине прерванных водных процедур рецидивист Серый.
Дядя Коля обосрался и хотел ретироваться, но Серый ухватил его за майку, попутно обнажив свои внушительные регалии.
На вопрос Серого «ты кто?» дядя Коля заблеял, а из квартиры донёсся голос хозяина: «Брось, Серёг, это мент снизу, он малахольный». В Сером что-то щёлкнуло, дядю Колю он отпустил с напутствием больше не показываться, в грех не вводить. Вниз по лестнице дядя Коля бежал задом, вприпрыжку, мелко кланяясь.
После этого случая дядя Коля сосредоточился на семье. Сын и жена не выдержали, сбежали. Сын подженился в деревню, жена поселилась у сына. Осталась дочь - тихая Маша с ясными глазами, которая постепенно превратилась в озлобленную мать-одиночку и по совместительству школьного психолога.
Отцовская генетика расцвела в Маше пышным цветом. Она звонила соседям и бросала трубку, а когда все вокруг отказались от стационарных телефонов, стала стучать по трубе, в пол, стены и потолок, строчить жалобы в инстанции на соседей, которые, по её мнению, шумят.
Шумом считается любое проявление жизни в любое время дня. Пробежал ребёнок, чихнул хомяк, пукнула бабушка, поставили стул, выдвинули ящик, открыли воду - Маша стучит. Недавно научилась вызывать полицию. Мол, по соседству живут террористы. Полиция приходит, опрашивает «террористов» - мать с дочкой и бабушку. Записывают показания: спать кладём ребёнка в девять, ночью сажаем на горшок и таки да горшок споласкиваем из-под крана.
Сделать с Машей ничего нельзя. Меж тем у Маши растёт сынок Коля двадцати восьми лет. Из дома не выходит. Пока.