Большой бурный Бурлюк на Каширке
"Большой бурный Бурлюк врывается в жизнь. Он широк и жаден. Ему все надо узнать, все захватить, все слопать. Фигура сложная", - сказал о Давиде Бурлюке Алексей Кручёных. Благодаря kobrochka1 побывала я вчера разом на двух выставках в Галерее на Каширке. Расскажу о первой - "Бурлюк-Бурлеск".
На заре ХХ столетия неуклюжий и кривой человек из Семиротовщины со смешной фамилией Бурлюк влепил "Пощечину общественному вкусу" адептам серебряного века, а заодно и золотого. Он разглядел в Маяковском гения, когда будущий глашатай и главарь ещё сам себя боялся, за что удостоился от певца революции эпитетов "действительный учитель" и "друг":
"Днем у меня вышло стихотворение. Вернее - куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь. Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю - это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: «Да это же ж вы сами написали! Да вы же ж гениальный поэт!» Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом...
Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: «Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский». Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: «Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение»…
Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг. Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая…" В.Маяковский
Для российских футуристов прошлое было тесно и мертво, "Академия и Пушкин непонятнее иероглифов". В сочиненном Давидом Бурлюком, Велимиром Хлебниковым, Алексеем Крученых и Владимиром Маяковским тексте футуристического манифеста предлагалось "бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода Современности".
Сама фамилия "Бурлюк" в начале прошлого столетия приводила в шок публику, не шедшую в своих порывах дальше бальмонтовского «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым… Хочу одежды с тебя сорвать!». Бурлюк не хотел быть дерзким, он был дерзким и собирал вокруг себя команду самых дерзких.
"Бурлюки, которых я еще не видал, отпугивают меня. Боюсь, что здесь больше хамства, чем чего-либо другого…"
А.Блок
"Когда входишь на выставку, то получаешь впечатление, что, кроме Бурлюков, здесь никого нет, и кажется, что их много: десять, может быть, двадцать Бурлюков. Потом оказывается, что их только трое и что один пишет квадратами и цифрами, другой запятыми, а третий - шваброй".
И.Грабарь
Бурлюков шестеро братьев и сестёр, все художники, а Николай, который ещё в детстве выбил глаз Давиду, поэт: Я мальчик маленький - не боле, А может быть, лишь внук детей/ И только чувствую острей/ Пустынность горестного поля.
Обострённое чувство пустынности было отличительным свойством Давида Бурлюка. Он не только остро чувствовал пустоту (нехватку) чего-то вокруг, но и понимал, кем или чем эта пустота должна неизбежно заполниться. Бурлюк обладал даром предвидения, а точнее - пред-ведения. В наш маркетинговый век это чувство пытаются развить в себе и новобранцы коммерческих баталий, и акулы бизнеса. Без этого чувства (умения?) никакой коммерческий успех невозможен. Упредить (создать) спрос, предвосхитить ожидания, понять, что будет нужно на рынке, какая мысль (товар) будет властвовать народом, какой мысли (товара) он ждёт?
И в наше-то время всеобщей монетизации на этот вопрос отвечают единицы, гении рекламы, маркетинга, гении Моды. А в конце XIX века на хуторе Семиротовщина Харьковской губернии родился человек, щедро одарённый этой способностью от природы. Мир сказал ему «фи», а он показал миру смачную футуристическую фигу-маяк, из которой, как ни крути, а выросло современное искусство - поле замысловатое, но хлебное. Такой перформанс.
Бурлюк не был поэтом, но, предощущая появление Поэта, проявлял его из окружающего балаганного бурления, выдавая полтинник на прокорм, чтобы выжил вопреки очевидной обречённости и сохранился для Будущего. Д.Д.Бурлюк был если не творцом, то проводником будущего, которое, как известно, не наступает вдруг, а прорастает искрами в обыденности настоящего. Искры эти кажутся непонятными, дурацкими, порождением дурного вкуса и больного ума, они вызывают отвращение у сторонников "нормы". Но… То, что казалось диким тогда, сегодня - норма. Мы просто этого не замечаем. Или не связываем с далёкими будетлянами-футуристами наш мир. А зря.
"Сорящие секундами часы. Как ваша медленность тяготна! Вы - времени сыпучего весы! Что вами сделано - бесповоротно!"
Давид Бурлюк остро чувствовал своё плотно спрессованное, мощное, яркое время, в котором явление Маяковского было бесповоротным. Бубновыми валетами из краплёной своей колоды вытащил он и Маяковского, и Кручёных, подсказав тому чудовищный дыр-бул-щур, и председателя земного шара Хлебникова. «Поднес на блюде публике, разжевал и положил в рот. Он был хорошим поваром футуризма и умел «вкусно подать» поэта», - писал В.Г. Шершеневич.
Внешне Бурлюк не походил ни на пророка, ни на вождя.
"Бурлюк так и остался большим шестипудовым ребенком", - заметил Кручёных. Разрисованные щеки, деревянная ложка в петлице, лорнет, грациозно прикладываемый к единственному глазу, серьга, черный шелковый цилиндр в сочетании с пиджаком в крупную клетку. И в то же время, по словам Аристарха Лентулова: "семьянин-обыватель, не стремящийся к роскоши, неприхотливый, экономный человек, экономил средства, выдаваемые папашей".
"Он сидел, не снимая пальто, похожий на груду толстого ворсистого драпа, наваленного приказчиком но прилавок", - вспоминал Бенедикт Лившиц.
Так выглядел человек, чьей огромной головой Хлебников намеревался "украсить седые Анды". Председатель Земного Шара написал оду, посвященную Давиду: "С широкой кистью в руке ты бегал рысью И кумачовой рубахой Улицы Мюнхена долго смущал, Краснощеким пугая лицом… Долго ты ходы точил Через курган чугунного богатства, И, богатырь, ты вышел из кургана Родины древней твоей".
Бурлюк, в свою очередь, образно поведал о своем отношении к другу: "Я о Хлебникове написал паром дыхания своего в воздухе, на барабанных перепонках десятков тысяч слушателей на лекциях своих, в тридцати трех городах России - целые устные томы. Я проповедовал Хлебникова".
Николай Асеев в поэме "Маяковский начинается" отметил свойственные Бурлюку необыкновенную находчивость и саркастический склад ума:
Искусственный глаз
прикрывался лорнеткой;
в сарказме изогнутый рот
напевал,
казалось, учтивое что-то;
но едкой
насмешкой
умел убивать наповал.
Сам Бурлюк иронизировал над собой: "Была душа больна проказой, О, пресмыкающийся раб, Сатир несчастный, одноглазой, доитель изнурённых жаб».
С большой любовью о Бурлюке написал Е.Евтушенко:
Бурлючик
Писавший счастье через «щ»,
чего хотел он, что ища -
галактик звездного плаща,
что ночью светится, плеща,
или днепровского леща
и запорожского борща,
а может, вместо всех счастьишек
обнять шагнувшего с афишек
воскресшего товарища?
Не став «невнятным иностранцем»,
Бурлюк увидел, что не счесть
всех пароходов, улиц, станций
в его трагическую честь.
А лучше б вместо всех трагедий
с ним поваляться на траве бы,
чего-то выпить, что-то съесть
или в божественном Багдади
на пару на хурму залезть!
И вновь сказав «Ты гений!» внятно,
привел бы он к нему обратно,
на перекресток его рук,
всех, кто его не оценили
и нежностью не осенили.
Вот что бы сделал он - Бурлюк!
Закончить сие обрывочное повествование хочу переводом Д.Д.Бурлюка из Артюра Рембо:
Каждый молод, молод, молод,
В животе чертовский голод.
Так идите же за мной…
За моей спиной
Я бросаю гордый клич,
Этот краткий спич!
Будем кушать камни, травы,
Сладость, горечь и отравы,
Будем лопать пустоту,
Глубину и высоту,
Птиц, зверей, чудовищ, рыб,
Ветер, глины, соль и зыбь!
Каждый молод, молод, молод,
В животе чертовский голод.
Всё, что встретим на пути,
Может в пищу нам идти.
1913 г.