"Как я провёл лето" или любовь и цимлянское игристое
#раскопайповторникам от 17.05.2012
Читала намедни книжку одного зарубежного ныне автора. Он делился воспоминаниями об олимпийском лете 1980 года. Мол, вызвали в милицию и предложили на выбор выехать в любой город Союза. Автор выбрал Ригу и куролесил там всю Олимпиаду на казённый кошт. Вспомнилось и моё незабываемое олимпийское лето.
Уезжать не хотелось, но кто ж нас спрашивал. Было решено вывезти старших школьников подальше от провокаций иностранных империалистов - в станицу под Цимлянском на виноградники. Рабочая сила советскому сельскому хозяйству никогда не была лишняя. К трудовым свершениям нас сопровождали педагоги - словесница Ираида и учитель мужского труда Жора.
Ираида, тётка не злобная, выражалась сочно и образно, иногда слишком. Жора тоже был человек небанальный: чем пьянее был, тем меньше это было заметно. Будучи в лоскуты, мог пройти по одной половице. Затем выпадал осадком и спал.
Разместили нас в общежитии сельхозучилища, по три-пять человек. Чемоданы на предмет сигарет и спиртного начали переворачивать еще в поезде, а закончили уже на месте. Так что были мы с подругами чисты аки серафимы небесные: Каплуша (Оля Каплун), Дроздя (Наташка Дроздова) и я. Надо сказать, в общаге мы все тогда были впервые и тут же взялись за наведение уюта.
Пещера с красным фонарём и трусами
Прежде всего, расписали мы с Дроздей скучные белёcые стены сценами из жизни первобытных людей. В ход пошли тени, румяна и карандаши для глаз. Предчувствие не обмануло: ближайшие два месяца нам предстояло прожить в условиях, приближенных к первобытной саванне. Дроздя рисовала, я смешивала краски. О том, как впоследствии вычли из нашего жалования 26 руб. на ремонт стен даже и вспоминать не хочется. Что и говорить, тёмные люди жили тогда в станице.
Голь лампочки под потолком убивала всякую негу, из-за неё в нашей пещерке было казённо. Найдя какую-то красную не то бумажку, не то тряпку и не чуя дурного, мы тут же задрапировали этим лампочку. Ираида влетела к нам неожиданно запотевшим и румяным лицом: «О, здесь уже и красный фонарь вывесили!» - саркастически захохотала она. Мы поняли, что виноваты. «Абажур» сняли. Затем последовало требование предъявить чемоданы еще раз. Несколько парней умудрились напиться, в бутлегерстве подозревали Каплушу, заодно обшмонали и нас с Дроздей.
Первый обыск, как первый секс, трудно забывается. Мы с Каплушей краснели и бледнели, когда пальцы Ираиды жадно перебирали наши пожитки, выхватывая для особо пристального обзора бельё. Дроздя же смеялась и говорила, что раз так, то она будет вывешивать на карнизе для занавесок свои красные гипюровые трусы, и пусть Ираида в бессильной злобе этим трусам завидует. Так под флагом Дроздиных трусов и проходили наши виноградные дни и ночи.
Кайман
День был дан на акклиматизацию, а потом начались трудовые будни: подъем в 5.30, спартанский завтрак, до 12.00 на виноградниках (дольше невозможно из-за невыносимой жары), еще более спартанский обед, а ужин отдавался, видимо, каким-то врагам, к ужину продуктов на кухне не было вовсе. Мы стремительно худели.
Впрочем, несмотря на лишения, жизнь наша была прекрасна и вскоре мы уже имели вид грязноватых зеленоволосых эльфов: проточной воды не имелось, а выгоревшие до соломенного цвета волосы мылись в заросшем ряской пруду.
Каждый вечер мальчишки устраивали нам танцы. У парней был свой ансамбль, играли они божественно, по крайней мере, нам так казалось. Начинали «Машиной времени», а заканчивали непременно «Отелем Калифорнией»…
Местные атаковали наш танцпол, задирали ребят и нагло хватали девчонок. Как водится, тут же возник миф о некоем Каймане, предводителе местных парубков, совершенно отпетом парне, который даже - о, ужас! - успел побывать в колонии. Кто-то даже показал нам его издали, невысокого крепыша с совершенно разбойничьей физиономией. Славные педагоги успешно держали оборону: Трудовик Жора рёвом гиббона отгонял нежелательный станичный контингент, а если этого было мало, в бой вступала словесница Ираида, от «спального костюма» которой станичники в панике разбегались сами.
Спальный костюм
Со спальным костюмом была отдельная история. Поскольку были мы «отряд», в наши обязанности входило построение каждое утро и вечер. На построении нам втыкали за внешний вид и запросто могли проверить содержимое карманов. Ираида была женщиной экстравагантной, а под влиянием паров цимлянского игристого как-то на вечернюю линейку явилась в достаточно рискованном неглиже.
Тогда мы таких слов не знали и требование Ираиды «немедленно привести себя в божеский вид и сдать курево» тупо парировали вопросом: «А вы сами почему в… пижаме?» Ираида и выдала, что это никакая не пижама, а ... "спальный костю-у-у-м". Наименование тут же стало брендом на долгие годы, как и фраза «Сиськи-письки мыть и спать!», знаменующая отбой и громогласно произносимая Ираидой в микрофон после танцев.
Романтика!
Ежедневные походы педсостава по цимлянское были для нас не только неисчерпаемым источником жизненных наблюдений, но и предоставляли практически полную свободу действий, которой мы пользовались на всю катушку. После танцев, когда педагоги спали крепким сном, мы отправлялись в романтические прогулки по окрестностям. Каплуша со своим барабанщиком, Дроздя каждый раз с новым кадром и я с меланхоличным бас-гитаристом, оживавшим только на сцене.
Прогулки проходили по одной схеме: сначала мы шли все вместе, а затем разбредались по парам в разные стороны. Предполагалось, что тут-то и должно начинаться самое интересное. Каплуша взаправду целовалась до синяков и потом нам эти синяки гордо демонстрировала. Дроздя только смеялась и говорила, что этот Петька-Васька-Пашка такой смешной, не мычит, не телится.
Судьба девушки басиста и вовсе была печальна. После очередного монолога о смысле жизни самоуглублённый избранник мой бросал окурок в пруд и ждал, какой получится звук - «пшшш» или «бульк». Гитаристы и прочие небанальные парниши будут украшать всю мою жизнь. А тогда муа был еще маленький и не знал этого.
Вот так подруга!
Дроздя исчезла неожиданно. После танцев мы как всегда собрались для ночного променада, но Наташки не дождались. Наверное, нашла себе кого поинтереснее, подумала я. Мы проболтались часов до трёх, но было как-то не так и в общагу вернулись раньше обычного, даже успели поспать до подъёма. Когда и на линейке Дроздовой не досчитались, в воздухе запахло скандалом. Ираида орала. Жора допрашивал пацанов. Мы с Каплушей тупо молчали. Да и что мы могли сказать?
Работа в поле не клеилась, никаких ужасов в голове не было, не то было время, чтобы людей запросто убивать, но возмущал сам факт, как могла дура Дроздя ничего мне не сказать, подруга называется! Секретов друг от друга у нас никогда не было, все её бесславные попытки «стать женщиной», включая неудавшееся соблазнение молоденького отчима, почти что брата, были мне в подробностях известны. А тут...
После обеда Ираида поехала в район в милицию, а голодные мы с Каплушей, пошли по станице на промысел. В магазине были только зелёные солёные помидоры и серый хлеб. В одном дворе сердобольная хозяйка разрешила нам заняться собирательством падших абрикосов - всё одно скотина топчет. Набрали таз и ели как поросята. Ясное дело, никаких танцев вечером не было, вместо этого был объявлен комендантский час и чрезвычайное положение. "Спасибо тебе, Ната, за этот чудный вечер", - мысленно обращались мы к подруге. Хотя в голову уже всякое лезло.
Возвращение блудной Дрозди
Наташка явилась утром следующего дня. Я проснулась от её идиотского хихиканья. Из одежды на Дроздовой была тельняшка, из обуви - мужские вьетнамки. Она неостановимо сипло и счастливо ржала, сжимая в тощем кулачке свои красные трусы. Явственно несло конюшней. Дроздю отмыли (Ираида) и отпоили цимлянским (Жора). Против ожиданий ей даже не попало. Расспрашивать я её не стала, уверена была, что Наташка сама расскажет. Но она молчала.
Лишь спустя много лет узнала я подробности. Тогда Дроздова мучительно выбираясь из своего первого брака с дебилом Толиком. Невысокого роста, крепенький Толик Дроздю бил. Брал, что потяжелее, словарь Мюллера, например, и шарах по голове. Следов нет, и ощущения незабываемые.
Прожили вместе они год сплошных Наташкиных мучений. Зарабатывала она одна, в "Интуристе" ишачила гидом. Толик, потеряв работу сразу после распределения, устроиться так и не пытался, не барское дело. Из дальних поездок Наташка возвращаться к нему боялась, убъёт, отсиживалась у матери или у меня. Говорить с Толиком было бессмысленно, каждый раз он клялся, что в последний раз, плакал, приводил веские доводы Дроздиных измен, которые существовали только в его воспалённом воображении.
Деваться от Толика было некуда, он всюду доставал своей ревностью, слезами, угрозами и битьём. Расстаться с ним окончательно Наташе удалось только благодаря немолодому и небедному европейскому бизнесмену, предложившему ей свою фамилию с приставкой «фон» и смену подданства. Шел 1991 год, отъезд был актуальной темой для многих. Ухватилась за соломинку и моя подруга.
Бедняга «фон» тогда еще не знал, что из-за своей Наташа, из-за неподъёмного желания покупать ей новые и новые дивные каменья сядет он в тюрьму на годы, а «эта русская», так и не принятая его роднёй, отнесёт дивные каменья адвокатам, а сама станет жить за счёт рисования портретов собак. Немцы ведь обожают своих питомцев.
Вот тогда-то перед отъездом в новую жизнь я и задала ей мучивший меня вопрос: как она, красивая неглупая девка, вокруг которой всегда вились обожатели, могла выйти замуж за такого урода как Толик? Наташка призналась: внешне он вылитый Кайман. Тот, кто сманил её тогда с танцплощадки и вывел из реальности на трое незабываемых суток полного нечеловеческого, животного счастья.
Вспоминая о том времени, бедняжка снова рыдала и смеялась, её будто прорвало, она говорила и говорила… Как он внезапно подошёл, как взял за руку и повёл, а она пошла, не зная даже имени его, пошла без страха и без единой мысли в голове кроме одной - хочу, только с ним, куда угодно.
Она не помнила, сколько времени продлилось её цимлянское счастье, казалось, она прожила целую жизнь. Потом он просто ушёл - Ребята ждут! А Наташке пришлось спуститься на грешную землю. Много лет она ждала, что раздастся звонок в дверь, а там он. Ведь говорил же, что найдёт, что они будут вместе. Наташка даже ездила в ту станицу, искала своего возлюбленного, но тщетно, никто ничего о Каймане не знал, может сел, может ещё как сгинул, декорации и действующие лица тогда менялись стремительно.
Читала намедни книжку одного зарубежного ныне автора. Он делился воспоминаниями об олимпийском лете 1980 года. Мол, вызвали в милицию и предложили на выбор выехать в любой город Союза. Автор выбрал Ригу и куролесил там всю Олимпиаду на казённый кошт. Вспомнилось и моё незабываемое олимпийское лето.
Уезжать не хотелось, но кто ж нас спрашивал. Было решено вывезти старших школьников подальше от провокаций иностранных империалистов - в станицу под Цимлянском на виноградники. Рабочая сила советскому сельскому хозяйству никогда не была лишняя. К трудовым свершениям нас сопровождали педагоги - словесница Ираида и учитель мужского труда Жора.
Ираида, тётка не злобная, выражалась сочно и образно, иногда слишком. Жора тоже был человек небанальный: чем пьянее был, тем меньше это было заметно. Будучи в лоскуты, мог пройти по одной половице. Затем выпадал осадком и спал.
Разместили нас в общежитии сельхозучилища, по три-пять человек. Чемоданы на предмет сигарет и спиртного начали переворачивать еще в поезде, а закончили уже на месте. Так что были мы с подругами чисты аки серафимы небесные: Каплуша (Оля Каплун), Дроздя (Наташка Дроздова) и я. Надо сказать, в общаге мы все тогда были впервые и тут же взялись за наведение уюта.
Пещера с красным фонарём и трусами
Прежде всего, расписали мы с Дроздей скучные белёcые стены сценами из жизни первобытных людей. В ход пошли тени, румяна и карандаши для глаз. Предчувствие не обмануло: ближайшие два месяца нам предстояло прожить в условиях, приближенных к первобытной саванне. Дроздя рисовала, я смешивала краски. О том, как впоследствии вычли из нашего жалования 26 руб. на ремонт стен даже и вспоминать не хочется. Что и говорить, тёмные люди жили тогда в станице.
Голь лампочки под потолком убивала всякую негу, из-за неё в нашей пещерке было казённо. Найдя какую-то красную не то бумажку, не то тряпку и не чуя дурного, мы тут же задрапировали этим лампочку. Ираида влетела к нам неожиданно запотевшим и румяным лицом: «О, здесь уже и красный фонарь вывесили!» - саркастически захохотала она. Мы поняли, что виноваты. «Абажур» сняли. Затем последовало требование предъявить чемоданы еще раз. Несколько парней умудрились напиться, в бутлегерстве подозревали Каплушу, заодно обшмонали и нас с Дроздей.
Первый обыск, как первый секс, трудно забывается. Мы с Каплушей краснели и бледнели, когда пальцы Ираиды жадно перебирали наши пожитки, выхватывая для особо пристального обзора бельё. Дроздя же смеялась и говорила, что раз так, то она будет вывешивать на карнизе для занавесок свои красные гипюровые трусы, и пусть Ираида в бессильной злобе этим трусам завидует. Так под флагом Дроздиных трусов и проходили наши виноградные дни и ночи.
Кайман
День был дан на акклиматизацию, а потом начались трудовые будни: подъем в 5.30, спартанский завтрак, до 12.00 на виноградниках (дольше невозможно из-за невыносимой жары), еще более спартанский обед, а ужин отдавался, видимо, каким-то врагам, к ужину продуктов на кухне не было вовсе. Мы стремительно худели.
Впрочем, несмотря на лишения, жизнь наша была прекрасна и вскоре мы уже имели вид грязноватых зеленоволосых эльфов: проточной воды не имелось, а выгоревшие до соломенного цвета волосы мылись в заросшем ряской пруду.
Каждый вечер мальчишки устраивали нам танцы. У парней был свой ансамбль, играли они божественно, по крайней мере, нам так казалось. Начинали «Машиной времени», а заканчивали непременно «Отелем Калифорнией»…
Местные атаковали наш танцпол, задирали ребят и нагло хватали девчонок. Как водится, тут же возник миф о некоем Каймане, предводителе местных парубков, совершенно отпетом парне, который даже - о, ужас! - успел побывать в колонии. Кто-то даже показал нам его издали, невысокого крепыша с совершенно разбойничьей физиономией. Славные педагоги успешно держали оборону: Трудовик Жора рёвом гиббона отгонял нежелательный станичный контингент, а если этого было мало, в бой вступала словесница Ираида, от «спального костюма» которой станичники в панике разбегались сами.
Спальный костюм
Со спальным костюмом была отдельная история. Поскольку были мы «отряд», в наши обязанности входило построение каждое утро и вечер. На построении нам втыкали за внешний вид и запросто могли проверить содержимое карманов. Ираида была женщиной экстравагантной, а под влиянием паров цимлянского игристого как-то на вечернюю линейку явилась в достаточно рискованном неглиже.
Тогда мы таких слов не знали и требование Ираиды «немедленно привести себя в божеский вид и сдать курево» тупо парировали вопросом: «А вы сами почему в… пижаме?» Ираида и выдала, что это никакая не пижама, а ... "спальный костю-у-у-м". Наименование тут же стало брендом на долгие годы, как и фраза «Сиськи-письки мыть и спать!», знаменующая отбой и громогласно произносимая Ираидой в микрофон после танцев.
Романтика!
Ежедневные походы педсостава по цимлянское были для нас не только неисчерпаемым источником жизненных наблюдений, но и предоставляли практически полную свободу действий, которой мы пользовались на всю катушку. После танцев, когда педагоги спали крепким сном, мы отправлялись в романтические прогулки по окрестностям. Каплуша со своим барабанщиком, Дроздя каждый раз с новым кадром и я с меланхоличным бас-гитаристом, оживавшим только на сцене.
Прогулки проходили по одной схеме: сначала мы шли все вместе, а затем разбредались по парам в разные стороны. Предполагалось, что тут-то и должно начинаться самое интересное. Каплуша взаправду целовалась до синяков и потом нам эти синяки гордо демонстрировала. Дроздя только смеялась и говорила, что этот Петька-Васька-Пашка такой смешной, не мычит, не телится.
Судьба девушки басиста и вовсе была печальна. После очередного монолога о смысле жизни самоуглублённый избранник мой бросал окурок в пруд и ждал, какой получится звук - «пшшш» или «бульк». Гитаристы и прочие небанальные парниши будут украшать всю мою жизнь. А тогда муа был еще маленький и не знал этого.
Вот так подруга!
Дроздя исчезла неожиданно. После танцев мы как всегда собрались для ночного променада, но Наташки не дождались. Наверное, нашла себе кого поинтереснее, подумала я. Мы проболтались часов до трёх, но было как-то не так и в общагу вернулись раньше обычного, даже успели поспать до подъёма. Когда и на линейке Дроздовой не досчитались, в воздухе запахло скандалом. Ираида орала. Жора допрашивал пацанов. Мы с Каплушей тупо молчали. Да и что мы могли сказать?
Работа в поле не клеилась, никаких ужасов в голове не было, не то было время, чтобы людей запросто убивать, но возмущал сам факт, как могла дура Дроздя ничего мне не сказать, подруга называется! Секретов друг от друга у нас никогда не было, все её бесславные попытки «стать женщиной», включая неудавшееся соблазнение молоденького отчима, почти что брата, были мне в подробностях известны. А тут...
После обеда Ираида поехала в район в милицию, а голодные мы с Каплушей, пошли по станице на промысел. В магазине были только зелёные солёные помидоры и серый хлеб. В одном дворе сердобольная хозяйка разрешила нам заняться собирательством падших абрикосов - всё одно скотина топчет. Набрали таз и ели как поросята. Ясное дело, никаких танцев вечером не было, вместо этого был объявлен комендантский час и чрезвычайное положение. "Спасибо тебе, Ната, за этот чудный вечер", - мысленно обращались мы к подруге. Хотя в голову уже всякое лезло.
Возвращение блудной Дрозди
Наташка явилась утром следующего дня. Я проснулась от её идиотского хихиканья. Из одежды на Дроздовой была тельняшка, из обуви - мужские вьетнамки. Она неостановимо сипло и счастливо ржала, сжимая в тощем кулачке свои красные трусы. Явственно несло конюшней. Дроздю отмыли (Ираида) и отпоили цимлянским (Жора). Против ожиданий ей даже не попало. Расспрашивать я её не стала, уверена была, что Наташка сама расскажет. Но она молчала.
Лишь спустя много лет узнала я подробности. Тогда Дроздова мучительно выбираясь из своего первого брака с дебилом Толиком. Невысокого роста, крепенький Толик Дроздю бил. Брал, что потяжелее, словарь Мюллера, например, и шарах по голове. Следов нет, и ощущения незабываемые.
Прожили вместе они год сплошных Наташкиных мучений. Зарабатывала она одна, в "Интуристе" ишачила гидом. Толик, потеряв работу сразу после распределения, устроиться так и не пытался, не барское дело. Из дальних поездок Наташка возвращаться к нему боялась, убъёт, отсиживалась у матери или у меня. Говорить с Толиком было бессмысленно, каждый раз он клялся, что в последний раз, плакал, приводил веские доводы Дроздиных измен, которые существовали только в его воспалённом воображении.
Деваться от Толика было некуда, он всюду доставал своей ревностью, слезами, угрозами и битьём. Расстаться с ним окончательно Наташе удалось только благодаря немолодому и небедному европейскому бизнесмену, предложившему ей свою фамилию с приставкой «фон» и смену подданства. Шел 1991 год, отъезд был актуальной темой для многих. Ухватилась за соломинку и моя подруга.
Бедняга «фон» тогда еще не знал, что из-за своей Наташа, из-за неподъёмного желания покупать ей новые и новые дивные каменья сядет он в тюрьму на годы, а «эта русская», так и не принятая его роднёй, отнесёт дивные каменья адвокатам, а сама станет жить за счёт рисования портретов собак. Немцы ведь обожают своих питомцев.
Вот тогда-то перед отъездом в новую жизнь я и задала ей мучивший меня вопрос: как она, красивая неглупая девка, вокруг которой всегда вились обожатели, могла выйти замуж за такого урода как Толик? Наташка призналась: внешне он вылитый Кайман. Тот, кто сманил её тогда с танцплощадки и вывел из реальности на трое незабываемых суток полного нечеловеческого, животного счастья.
Вспоминая о том времени, бедняжка снова рыдала и смеялась, её будто прорвало, она говорила и говорила… Как он внезапно подошёл, как взял за руку и повёл, а она пошла, не зная даже имени его, пошла без страха и без единой мысли в голове кроме одной - хочу, только с ним, куда угодно.
Она не помнила, сколько времени продлилось её цимлянское счастье, казалось, она прожила целую жизнь. Потом он просто ушёл - Ребята ждут! А Наташке пришлось спуститься на грешную землю. Много лет она ждала, что раздастся звонок в дверь, а там он. Ведь говорил же, что найдёт, что они будут вместе. Наташка даже ездила в ту станицу, искала своего возлюбленного, но тщетно, никто ничего о Каймане не знал, может сел, может ещё как сгинул, декорации и действующие лица тогда менялись стремительно.