По мотивам одной поездки
Фото отсюда
КАМАРИНСКАЯ
Поезд остановился на дачной платформе. Отставной надворный советник Валериан Афанасьевич Калинин вышел из прокуренного тамбура и с наслаждение вдохнул воздух московского предместья. Будучи человеком городским, как говорится, до мозга костей, Валериан Афанасьевич любил иногда выехать на природу. Особенно, если, как сегодня, был зван на дачу к приятелю. Предстоял долгий вечер за чаем с разговорами и пением под гитару. Друзья не чужды были муз и, как могли, украшали свой досуг сочинительством стихов и мелодий для совместного пения в узком кругу.
Предвкушая приятную встречу, Валериан Афанасьевич неспешно спустился с платформы, чтобы углубиться в проход под насыпью, откуда доносились тоскливые звуки гармоники. Однако долго пребывать в приятных размышлениях Калинину не пришлось. Бойкий человек цыганской наружности бросился ему наперерез и, вращая глазами, страстно зашептал:
- Не надобно ль золота, ваш-светлсь? Дёшево отдаём, такой цены не найдёте, что б мне провалиться!
Валериан Афанасьевич брезгливо скривился и, бормоча «ничего не надобно», решительно направился к проходу. Вослед ему неслось разочарованное: «Жалеть будешь, ваш-сковородие, такую цену один раз дают, чтоб те пропасть».
«Какой, однако, неприятный народец, - подумал в сердцах Валериан Афанасьевич, но внимание его уже отвлеклось обитателями туннеля, куда наш герой торопливо углубился, оставив позади неудачливого зазывалу.
Старуха с клюкой и картонной иконкой, закреплённой суровой ниткой на тощей шее, смотрела прямо перед собой безо всякого выражения. Тут же у стены притулился пьяный мужичок с гармоникой. Борясь с дремотой, он вдруг растягивал гармошку, и она резким тоскливым всхлипом выводила пьяного из забытья. «И-эх, такой-сякой камаринскый мужи-и-ик…», - невесело затевал мужичок и вновь погружался в сон.
За платформой бабы бойко торговали семечками, стоял в ожидании сонный извозчик, а из-за высоких сосен, залитых ярким светом, со стороны дач доносились запахи печёного и самоварной гари. Дачники и горожане, приезжавшие сюда в хорошую погоду, готовились вкусить всех прелестей отдыха на природе. Валериан Афанасьевич хотел, было, взять извозчика, но подумал, что пешая прогулка пойдёт ему на пользу.
В это время к платформе подкатила прекрасная коляска с каучуковыми шинами, толстым кучером и бархатным сиденьем. Из коляски выскочил шустрый лакей и, устремившись к проходу под платформою, скрылся в нём. Ещё через минуту человек вернулся к коляске, и, обращаясь к находившемуся в ней солидному господину, заискивающим голосом произнёс:
- Всё в порядке, Фёдор Андреич, пожалте-с…
Лакей церемонно открыл дверь коляски, и полный высокий господин в сером пальто английского сукна и лаковых штиблетах ступил на пыльную землю. Из прохода, держа пьяненького гармониста за шиворот, вышел околоточный. Пьяный пошатывался и выкрикивал, но, увидев господина в пальто, сник и забормотал невнятное. Околоточный вытянулся "во фрунт" и попытался выпрямить пьяного, но тот повис тряпкою.
- Нарушают, ваше превосходительство! - браво доложил околоточный.
Господин в пальто скользнул по говорящему безразличный взглядом и направился в проход. Вокруг него увивался лакей, частя скороговоркою: «Тут недалеко, тут рядом-с, эт мы мигом-с…»
Валериан Афанасьевич вздохнул и двинулся в сторону сосен, туда, где прямая, как стрела, тропинка вела к знакомому дому. «От века ничего не меняется в нашем богоспасаемом отечестве, - думал он. - Те же пьяные, те же бабы, те же лакеи и околоточные… Впрочем, вздор». И он начал напевать недавно сочинённую песенку. Вскидывая в руке лёгкую трость, Валериан Афанасьевич бодро пошагал по тропинке, а когда остановился у знакомой калитки, чувствовал себя уже совершенно счастливо.