Этрусский бог. Рассказ
Художник Сергей Горбатко. Вечерний рисунок
Написалось давно. Заказчику не пригодилось. Выкладываю здесь.
Саша - молодой человек моей дочери. Про таких говорят - красив, как бог. Хотя бога никто не видел, а Саша - вот он, во всём великолепии своего лица и тела. Больше у Саши ничего нет. Только моя дочь. Но и она не целиком его. Потому что целиком она моя, тут уж, что называется, извините. Саша это понимает и просто ждёт своей очереди. Ждать он может долго, как кошачий хищник. Замирает в позе и смотрит сквозь. Можно махать руками, свистеть, стрелять - совершенство останется незыблемым. Саша идеальный натурщик. Моя дочь начинающий художник. Хороший результат в командном зачёте.
Саша не умеет читать. Даже не так. Не может. Редкая особенность мозга. Человек не воспринимает знаков, символов. Только голосовые команды. Сядь. Встань. Ляг. Повернись. Пройди. Биомеханика безупречна. Можно снимать двигательные паттерны человека прямоходящего. Разум Саши для меня загадка.
- Зачем ты привела его в дом? - спрашиваю дочь.
- А куда его?
Это правда. Некуда. До нас Саша жил с мамой в посёлке. Мама умерла, и Саша, не получая более знакомых голосовых команд, выдвинулся в Город. Здесь и нашла его моя дочь, неутомимый собиратель диковин человеческих.
Саша сидел в зале ожидания, и у него была выразительная спина. Моя дочь брала билет до станции «Шарапова Охота». Это называлось «выезд на пленэр». Но где тот пленэр, а спина роденовского мыслителя - вот она. А к спине ещё и голова. Давида. И руки. Всё чудной лепки неизвестного мастера. Только живое.
- Не двигайтесь, - сказала моя дочь. - Это быстро.
Он не двигался. Долго. Пока рисунок не был готов. Минут сорок. Попробуйте просидеть без движения десяток минут. На пленэр они поехали вместе. К ночи вернулись домой.
- Саша, это мама. Мама, это Саша.
Он поклонился. Я замерла с дурацким выражением человека, желание которого исполнилось здесь и сейчас. Чтобы был красивый? - Получите. Получаю. До этого не получалось. До этого были Хмырь и Нытик. Теперь Давид Микеланджело. Динамика положительная.
Так Саша оказался в нашем доме. Жил в комнате дочери. Мы почти не виделись. Каким-то номерным чувством новый жилец ощущал меня на общей площади и тропу мою не пересекал. Иногда дочь брала его с собой в училище, или они куда-то пропадали на несколько дней, как когда-то пропадала она одна.
- Дочь, а он вообще разговаривает?
- Не язви, мам. Саша говорит и всё понимает. Просто он … другой.
- Он больной!..
- Он нормальный. Просто он …другой фактуры. Считай, что Саша - случайно выживший этруск. О чём ему с тобой разговаривать?
- А с тобой?
- О вечном.
Моя дочь знает ответы на все вопросы. Чаще всего, она права. Отделение плохих опухолей, которым я заведую, не располагает к праздным размышлениям. Наша задача - задержать тело здесь на подольше. Зачем? Об этом лучше не думать. Так требует время. Этруски жили иначе. Они приносили в жертву богам только самых здоровых, иногда - самих себя. Мы жертвуем, что нам негоже.
Помогать мне Саша начал неожиданно. Утром в зеленной лавке я наткнулась на взгляд вечно заспанной продавщицы. Оказалось, у неё есть глаза. Большие и зелёные они с восторгом взирали на что-то поверх моей головы. Обернувшись, я увидела Сашу. Молчаливо улыбаясь своей этрусской улыбкой, он взял мою кошёлку, и мы пошли домой. Рядом с Сашей было светло и ненапряженно. Как в берёзовой роще.
В битве на хозяйственном фронте я неизменно теплю поражение. Дочь придерживается нейтралитета. Саша стал нашей сибирской дивизией. Он постепенно разобрал завалы хлама, вынес отжившее громоздкое старьё. Стало легче дышать, появился простор для манёвра.
Следующим этапом была дача. Заброшенный дом в глубине одичавшего сада. Саша проявил неожиданные способности к садоводству и земледелию. Он стриг, косил, копал, сажал и корчевал. Его всё это слушалось, росло в нужную сторону и с нужной интенсивностью. Саша точно знал, когда и что делать с древесными и травянистыми существами. Безмолвные, как и он, они поверяли Саше свою внутреннюю суть, скрытую от нас многочисленными толкованиями вроде «Огород круглый год» или «Советы садоводу». Вскоре из глухой непролазности явился милый сад, уютное место отдыха отъявленных лентяек.
«Он ведь у вас немой?» - уравновешивала свою обиду соседка. Её горластые зятья съезжались на дачу, чтобы выпить, упариться в бане и снова выпить. На хозяйстве были практичные дочери. Пластиковый стандарт сайдинг-бассейн-качели-парник-заборчики был на уровне. У нас Сашины плетни из лозы, дорожки из берёзовых чурочек. Даже маленький пруд выкопал нам Саша. Купаться нет, а глаз радовался. Мы ели выращенные Сашей плоды и ягоды. Мы были паразитками. И было нам хорошо.
Когда я узнала результат своей биопсии, не удивилась. Врачу, исцелися сам. Когда-то всё известное в теории и отработанное ежедневной практикой переходит в чашу личного опыта. Что ж, тем интереснее. Драматическая медицина завораживала меня ещё в студенчестве. Как это - привить себе оспу? Отправиться в чумной барак с головкой чеснока на шее? Теперь чума была во мне. Она будет крепнуть, я - слабеть. Потом останется только она. Победительница и уравнительница.
Жалела ли я о чём-то? Пожалуй, о том, что так и не понянчила внуков, не испытала вновь великое счастье продолжения во времени рода человеческого. Я стала бы хорошей бабкой. Наконец, завязала бы с работой. Сидела бы дома. Передавала бы новенькому человеку так и не пригодившиеся мне знания об охоте и войне. Делилась бы мировым и лично освоенным опытом любви и прощения. Моей дочери всё это как-то не пригодилось.
Ничего этого у меня уже не будет. А будет боль и немощь. Поэтому я звоню Лёльке. У нас уговор со студенческих дежурств в доме престарелых и психохроников. Если одна из нас впадёт в маразм, другая будет знать, что делать. Сейчас это даже разрешено законом. Не в нашей гуманной стране, конечно. Лёлька акушер-гинеколог, специалист по рождению, а не наоборот. Но она обещала, значит, сделает.
Саша пропал в мае. Поиски ничего не дали. «Тысячи людей ежедневно исчезают в Городе, что вы хотите», - сказали мне в милиции. Я хотела, чтобы Саша нашёлся. У ребёнка должен быть отец. Даже если он молчаливое произведение природного искусства. Лёлькины услуги мне не понадобились. Каким-то чудом я всё ещё живу. Нянчу внука. На Сашу он похож только внешне. Балаболит без умолку, носится неутомимой маленькой торпедой. Этрусский бог принял жертву. Можно есть, пить, дышать, спать - продолжаться во времени...