"Я иду рядом, следовательно - я жив..."
Click to viewЛюбимая книга, любимый эпизод… Помню наизусть каждую реплику. Всякий раз перечитывая заново, открываю новые смыслы. Так и должно быть, наверное, с классикой.
Неизвестно, какими были Пилат и Иисус, как выглядели, двигались, говорили. Благодаря гению М.А.Булгакова, таланту Сергея Безрукова и Кирилла Лаврова мы можем притаиться в тени крытой колоннады дворца Ирода Великого ранним утром 14 числа весеннего месяца нисана…
"В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат".
Тема Пилата в романе необычайно ритмична, не случайно эта фраза запоминается с первого прочтения. Ритм врезается в память, а может и в подсознание. Это ритм воина, сделавшего блестящую карьеру, представителя римской власти в Ершалаиме, всадника Золотое Копьё.
Будь Пилат только карьеристом и законником, он подписал бы смертный приговор Иешуа, не вдаваясь ни в какие философии и поиски смыслов. Есть в подсознании Пилата что-то, заставляющее симпатизировать Иешуа. Если внимательно проследить весь их динамичный диалог, можно чётко увидеть, когда Прокуратора впервые со вниманием смотрит на пленника.
- Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского?
- Знаю. Греческий.
Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой глаз остался закрытым.
Пилат удивлён учёностью бродяги. И это только начало. Следим за диалогом.
- Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди.
Вера письменному слову, да и люди зря говорить не будут.
- За тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.
Что же заставляет Прокуратора, страдающего невыносимой головной болью, задать Иешуа казалось бы совершенно неуместный в данной ситуации вопрос:
- Что такое истина?
И тут прокуратор подумал: «О боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде... Мой ум не служит мне больше...»
Прокуратор прав. Рационализации ума исчерпаны. Вопрос об истине задаёт подсознание, а конкретно - нехватка смысла жизни. Карьера сделана, благополучие вот оно, за уважение вполне сойдёт и страх, который он внушает народу своей жестокостью, но где же истина?
И тут происходит чудо. Иешуа отвечает на этот вопрос вполне конкретно:
- Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.
В момент открытия истины, голова прокуратора действительно перестаёт болеть! Он не может поверить в это, чудо открытия истины явлено - боль уходит. В голове Пилата рождаются мысли об удержании Иешуа около себя любыми путями, нет наслаждения больше, чем наполнение нехватки! Тем более, что Иешуа развивает своё предложение:
- Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.
Много отдал бы Пилат за возможность бесед с бродячим философом. Жизнь его наполнилась бы смыслом, это ли не цель жизни?
Иешуа меж тем ставит Пилату вполне системный диагноз:
- Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон.
Да, Пилат согласен, он весь во власти обаяния Иешуа. Он готов отменить смертный приговор Иешуа и пожалуй подвергнет его «заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора» для продолжительных наполняющих жизнь смыслом бесед.
Если бы не донос Иуды, так и было бы… Увы. Свою карьеру Пилат не смог отдать в жертву даже высшему смыслу. Всё случилось, как случилось. Пилат умыл руки и получил уходящее в бесконеность чувство вины за погубленного им Мессию. В конце романа Булгаков милосердно отпускает Пилату его грех :
«Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».