Бессмысленная зависть
Читая современных американских философов и политологов, не могу отделаться от странного ощущения, представляющего собой смесь смущения и превосходства.
Смущения - потому что именно при чтении американцев становится очевидна принципиальная методологическая ограниченность национальных школ и популярных в государственных пределах исследователей; пожалуй, нигде эта ограниченность не отразилась ярче, чем в США - одной из самых пестрых стран мира. Владея самым распространенным в мире языком и обладая доступом к величайшим библиотекам мира, американцы почему-то предпочитают читать только американцев - и не просто американцев, но именно своих современников, многие из которых ушли в науке не дальше вчерашнего бакалавра, чьим научным опытом, как сказал бы Шелдон Купер, было создание действующей модели вулкана из картона и набора "Юный химик". Признанные "титаны" оказываются на редкость беспомощными в аналитическом плане, искренне полагая, к примеру, что Гоббс был всего-навсего "выскочкой" (цитирую по книге Кори Робина "Реакционный дух"), а изложение консервативной мысли может быть основано на поругании Оукшотта и потехе над Пэйлин. Читать подобные экзерсисы, да еще снабженные подробной библиографией и постраничными сносками, довольно странно - примерно такое же ощущение, наверное, было у людей, изучавших историю Италии девятнадцатого века лишь в ее марксистско-ленинской интерпретации.
Превосходства - потому что характерное для большинства адекватных отечественных исследователей чувство легкой собственной неполноценности в таких условиях оказывается совершенно удивительным козырем. Мы, как известно, любим небезосновательно жаловаться на то, что мировое развитие гуманитарных дисциплин во вторая половине XX века прошло как-то совершенно мимо нас: редкие исследователи сумели по-настоящему остаться "в обойме", когда произошло открытие границ - интеллектуальных, прежде всего, а не каких-то там административно-государственных. В таких условиях русский исследователь до сих пор предпочитает обращаться к классикам и наиболее популярным представителям зарубежной мысли: он читает бесчисленные переводы, сам рыщет по сайтам ведущих журналов, с интересом изучает стенограммы и записи конференций. В общем, отечественный исследователь тянется к иностранному знанию, хоть и довольно часто в ущерб национальной традиции, которая хоть и чахнет во многих отношениях, но все же наличествует; в противовес ему, многие американцы предпочитают третьесортную книжку какого-то нибудь Бартоломью Б. Уотсона Третьего классической работе Барта или Лотмана, и это приводит к совсем печальным результатам.
Смущения - потому что именно при чтении американцев становится очевидна принципиальная методологическая ограниченность национальных школ и популярных в государственных пределах исследователей; пожалуй, нигде эта ограниченность не отразилась ярче, чем в США - одной из самых пестрых стран мира. Владея самым распространенным в мире языком и обладая доступом к величайшим библиотекам мира, американцы почему-то предпочитают читать только американцев - и не просто американцев, но именно своих современников, многие из которых ушли в науке не дальше вчерашнего бакалавра, чьим научным опытом, как сказал бы Шелдон Купер, было создание действующей модели вулкана из картона и набора "Юный химик". Признанные "титаны" оказываются на редкость беспомощными в аналитическом плане, искренне полагая, к примеру, что Гоббс был всего-навсего "выскочкой" (цитирую по книге Кори Робина "Реакционный дух"), а изложение консервативной мысли может быть основано на поругании Оукшотта и потехе над Пэйлин. Читать подобные экзерсисы, да еще снабженные подробной библиографией и постраничными сносками, довольно странно - примерно такое же ощущение, наверное, было у людей, изучавших историю Италии девятнадцатого века лишь в ее марксистско-ленинской интерпретации.
Превосходства - потому что характерное для большинства адекватных отечественных исследователей чувство легкой собственной неполноценности в таких условиях оказывается совершенно удивительным козырем. Мы, как известно, любим небезосновательно жаловаться на то, что мировое развитие гуманитарных дисциплин во вторая половине XX века прошло как-то совершенно мимо нас: редкие исследователи сумели по-настоящему остаться "в обойме", когда произошло открытие границ - интеллектуальных, прежде всего, а не каких-то там административно-государственных. В таких условиях русский исследователь до сих пор предпочитает обращаться к классикам и наиболее популярным представителям зарубежной мысли: он читает бесчисленные переводы, сам рыщет по сайтам ведущих журналов, с интересом изучает стенограммы и записи конференций. В общем, отечественный исследователь тянется к иностранному знанию, хоть и довольно часто в ущерб национальной традиции, которая хоть и чахнет во многих отношениях, но все же наличествует; в противовес ему, многие американцы предпочитают третьесортную книжку какого-то нибудь Бартоломью Б. Уотсона Третьего классической работе Барта или Лотмана, и это приводит к совсем печальным результатам.