(no subject)
Рисуя этих героев, я снова подумал о том, что у меня никого нет. У меня нет возлюбленной. У всех есть, а у меня нет. Хотя если посмотреть внимательней, то нет её не только у меня. Но от этого почему-то не легче.
…
Около 9.30 утра я снова был дома. Мне было действительно тяжело. Я лёг на кровать, лицом в подушку, и закрыл глаза. Мне просто очень хотелось спать. Потом я включил компьютер, и свою отчаянную шарманку завели Marschak. Их новый альбом, проникнутый таким близким мне настроением и такими образами, просто не позволял загнуться и сдаться. И я знал, что это правильно.
…
Время - почти полдень. Я встал, чтобы дойти до туалета и облегчиться. В результате потопал ещё и на кухню, потому что хотелось пить. Попил воды, вернулся в комнату, сел на кровать и смотрел в пол. Потом посмотрел в окно. Было пасмурно. По дорожке около моего дома шёл только один человек, и я стал смотреть на него. Он был пьян, в стельку, и было видно, что каждый шаг давался ему с огромным трудом. Он то поднимал правую руку, мотая головой, то пытался сделать шаг, поднимая ногу, но тут же покачивался назад и с трудом удерживал равновесие. Он был похож на марионетку. Эти поднимающиеся на нитках руки и ноги, раскачивающееся тело. Казалось, он грозит кому-то пальцем, что-то объясняет или что-то просит. Он был настолько одинок в своём мире пьяной галлюцинации, что мне вдруг показалось настолько смехотворным и иллюзорным всё, что нас окружало. Его - неудавшегося актёра, и меня - невольного зрителя этой фантасмагорической драмы. А ведь у него, наверное, есть дети, почему-то подумал я. Потом я отвернулся и снова уткнулся лицом в подушку.
…
Многообразие - вот в чём был секрет. Это то, что делало мир удивительным и главное так радовало. Ах да, время - почти три часа дня. Я всё ещё сижу в своей комнате. Снова смотрю в окно. По дорожке ходят люди. А у меня по-прежнему играет музыка. Есть только я и она. И дорожка с людьми…
…
У самого дома, под моим окном, был мальчик и собака. Мне вдруг показалось, что он от неё отбивается. Собака была довольна большая, а мальчику с виду всего лет 9. Мужчина, проходивший по дорожке, тоже смотрел на них. Но потом мы оба поняли, что они играют. Мальчик подбрасывал снег, а собака прыгала, как будто он кидал что-то вкусное. Затем мальчик стал кидать снег на саму собаку, а она, немного порычав, стала спокойно отряхаться, и мне казалось, что она улыбается. Потом мальчик бегал от неё, и звал за собой, и собака всегда бежала к нему. Так они и бегали, занятые лишь друг другом, а мне так нравилось просто смотреть на них. Мне казалось, что они счастливы.
…
Уже вечер. Почти семь. Мне страшно. Я не могу ничего вспомнить из детства. Что было бы радостно вспомнить. Но я знаю, что такое должно было быть. Я не знаю, что со мной происходит. Я слишком погряз в чём-то ненужном и плохом, что теряю как настоящее, так и прошлое. Мне кажется, что меня обокрали. Но не в том, что я чего-то не добился, чего-то не умею, чего-то у меня нет. Всё это не имеет смысла. Но я теряю способность подмечать то, что дарит мне радость, что-то необычное и всегда разное. Я теряю способность чувствовать и открывать что-то новое. Если бы мир был таким, каким видят его они, он ничего бы не стоил. И мне страшно от этой мысли.
…
Девять. Я думал о параличе. Но это уже не тот паралич, который показал в своём фильме Джулиан Шнабель. Не та духовная жизнь в сковывающем по рукам и ногам скафандре, не та печаль и безысходность. Не то отчаяние. Это был паралич из джойсовских рассказов, лишающий тебя способности чувствовать. Способности действовать. Я думал о своём страхе. Нет, мне никогда не был близок тот страх, который показал Чехов в одноимённом рассказе. Я отлично понимал своё положение. Но я не знал, что делать.
…
23.42. Сижу в темноте и слушаю Jawbox. Они хорошие.
Stretched on this city's grid,
Sometimes I feel so well hid.
Pinned to this city's grid,
No sign to begin or end this capillary life.
This capillary life. This capillary life.
Streets are slender threads
To suspend the weight of consent
To days that never end,
When all I want
Is more than they can send.
This capillary life. This capillary life.
Is it too late,
Is it too late,
Is it too late to change my mind?(2)
This kind content reprise,
Off course in veins of someone's time.
This kind content reprise,
Off course in veins of someone's time.
Is it too late,
Is it too late,
Is it too late to change my mind?(2)
Dream on the evening train: brakes scrape
A song through my hands,
Turns to a barkers call.
Wide awake, not to understand.
This capillary life. This capillary life.
Is it too late,
Is it too late,
Is it too late to change my mind?(3)
За окном туман, и далёких огней почти не видно. Я чувствую спокойствие. Уткнулся в одеяло и слушаю этих троих крутых ребят и одну милую девушку. Я знаю, что сейчас всё хорошо.