ПРОЧИТАНЫ ЮЛИЕЙ ВЕРТЕЛА
Под этим псевдонимом Юлия Юрьевна Власова, ученый-биолог, публикуется как прозаик с 2002 года. Книги "Не глядя на звезды", "Бери и рисуй", "Интенсивная терапия". Лауреат премии журнала "Нева". В "Урале" напечатан роман "Черный шар", а "Новый Берег" в Копенгагене пронзил читателей повестью "Дереализация" (НБ, 2016, 54).
Под тем же названием у нас вышел сборник, доступный по адресу:
http://www.lulu.com/spotlight/FrancTireurUSA
Юлия прочитала нашу с Мишей книгу
https://www.ozon.ru/context/detail/id/142402391/
"<...> Много раз открывала её, зачитывалась, но отвлекало то одно, то другое, и вот перед Новым годом выдались свободные дни, чтобы завершить знакомство.
Так как книга написана необычно, впечатления это нисколько не смазало. Как я люблю, её можно читать почти с любой страницы.
Ещё один неожиданный сюрприз - читала я её глазами, но часто слышала голос автора, который ещё сохраняется в памяти. Ещё более неожиданным оказалось то, что иногда Вашим голосом в моей голове начинал говорить Михаил Эпштейн, хотя в большинстве случаев Ваш текст отличить легко: Вы обладаете узнаваемым неповторимым стилем, я бы сказала, юношески-лиричным. Вот и книга получилась такой. В ней нет тяжести, в ней есть та самая «ювенильная зрелость», как Вы говорите сами. И это здорово! Ни в коем случае не становитесь более взрослым, это не нужно, я и мои знакомые любят Вас таким, какой Вы есть.
Спасибо Вам и Михаилу за множество бережно сохраненных деталей эпохи для меня до поры до времени остававшейся безмолвной. Юность моих родителей пришлась на 50-е годы, сохранились их письма, фотографии, у них получилась бы совсем другая энциклопедия, я поняла это, когда писала об отце. Моя же юность - 80-е, переходящие в 90-е, - странное и противоречивое время. Оно пришлось на разрушение, тяготы и лишения, но именно в 90-е мне стали доступны Ваши литературные передачи, а вскоре я и сама начала писать. Между тем и другим - те «местомиги», которые Вы и Михаил сохранили глазами внимательных и заботливых очевидцев.
Наверное, каждые времена сложны по-своему, однако, признаюсь, что я по-доброму Вам завидую. Несмотря на то, что 70-е годы считались застоем, жизнь подарила Вам знакомство с замечательными людьми, кажущимися для нас сегодняшних муравьев недосягаемыми титанами, которые могли оценить, подсказать, направить, и даже Ваша школьная учительница могла оказаться пророком.
Теперь же эти титаны ушли (кто «на пенсию», кто совсем), и с изобретением интернета вышла на поверхность вся та «патологическая графомания», которая раньше гибла в редакционных корзинах. Она создает настолько плотный белый шум, что из-за него портится самый тонкий слух и не слышны никакие голоса. Даже те, кто имеют талант, как правило, губят его и не желают совершенствоваться, я сужу по своим знакомым поэтам - кто спился, кто ушёл в личную жизнь и зарабатывает «бабло». Не сдаться и следовать цели, как Вы, на протяжении всех испытаний жизни, нисколько не сомневаясь в своем стремлении - бесценный дар, которым Вы щедро делитесь через страницы книги, пусть и существующей для меня как электронная пыль, а не ломкая бумага.
Я радуюсь многому, что узнала от Вас, и раньше, и сейчас. (С удивлением узнала, что Вы - первый переводчик на русский язык одного из моих любимых автором - Чарлза Буковски.) И особенно я рада тому, что до сих пор существует тот самый хемингуэевский Париж - «праздник, который всегда с тобой». Почему-то я так об этом и думала, хотя никогда там не бывала!
По «Энциклопедии юности» рассыпано много неожиданностей для меня, делающих авторов живыми и близкими, как будто родственными людьми. Например, у Вас:
«30 мая 1964
Папа постучал в кабину шофера. Автобус остановился, и мы сошли, и пропустили его, прошел он мимо нас, пахнул теплым и бензинным. Сразу стало тихо, светило солнце, освещало лес, шоссе и дорогу в лесу, по которой мы пошли, дорога между молодыми двадцатилетними соснами, дорога, которая вывела нас на огромную солнечную поляну, и мы пошли по мягкой дороге во ржи, мимо картофеля, к сараю, мимо перекладины с сеном и картофельного погреба к домику с голубыми наличниками, а во дворе уже собаки зашлись от лая, открываем щеколду, скрипят ворота, собаки молчат, и мы, узнанные собаками, входим, и старик идет через двор».
На этом месте (я его несколько раз находила и перечитывала) я вспоминаю своё армавирское детство, где все детали знакомы и осязаемы. Это светлая, летняя половина моего бытия, которой противостоят ленинградские зимы, особенно школьные, с которыми у меня вызывает ассоциации следующий текст Михаила Эпштейна:
«Я не люблю смотреть на наш народ по выходным: жизнь его (и моя) кажется столь ничтожна, бедна смыслом. По будням и лица попадаются другие, осмысленные: рабочие работают, служащие служат. Когда люди трудятся, есть надежда, что им известна цель этого труда и они достойно используют его плоды, что их отдых столь же красив и увлекателен, как тяжел их труд. Но в выходные дни (магазины закрыты) они гуляют по улицам семьями, сытые, раскрасневшиеся, добротно и грубо одетые, безвкусно наряженные, и, глядя на них, хочется выть от беспросветной тоски. На всех лицах написаны скука и отсутствие сознания. Они знают, что имеют право на отдых, и тупо топают по слякоти, чтобы воспользоваться этим правом. Более искренние просто напиваются. Общество воспитывает трудолюбивых пчел и учит, что человек велик только в труде; но как жалок он становится вне труда! Свободному человеку нужно прежде всего свободное время; только раб ограничивает свое существование работой».
Раньше я неоднократно пыталась выразить аналогичные мысли и в стихах, и в прозе, но у Михаила это вышло просто великолепно.
Извините, что отнимаю у Вас столько времени своими скромными заметками. Спасибо Вам за всё, поздравляю Вас и всех франтиреров с новогодними праздниками, здоровья Вам и чтобы Вы всегда оставались таким же молодым душой, как в ваших ставших легендарными передачах на Радио Свобода и новой книге.
Ваша Юля
___
Сокращенный вариант письма публикуется
с разрешения автора -- Юлии Вертела