ГУЛ №5: Антон Колобянин
Для меня Антон Колобянин был поэтом неизвестным, прочитал его впервые уже в "ГУЛе". Регулярно посещая Пермь с 2003 года, имени я его не слышал, не отразил или же не запомнил. А сейчас прочёл и понял, что мыслили мы достаточно схоже, но учителя были разные.
* * *
Я живу с алкоголем в крови.
Ты попробуй меня оторви
от туннеля початой бутылки.
Я всю жизнь ощущал переход
в подпространство и наоборот.
В 27 я наметил уход,
если раньше не будет развилки.
У меня есть ручная тоска
и любовь тяжелей волоска.
Ангел мой, посмотри, как узка
эта щель в зазеркалье.
Вряд ли я проложу борону
по изрытому рыбами дну.
Тут лицо я к тебе оберну
не своё, а шакалье.
Нет, пугать я тебя не берусь.
Может Богом к тебе обернусь
или боком. И вряд ли запнусь
над ужасной строкою.
Я умру с алкоголем в крови.
Ангел мой, ты меня оторви
с мясом, с кровью от этой любви,
о которой поют соловьи
перед страшной зимою.
* * *
Озябла? Так иди ко мне:
не зря я плед купил.
Не зря я жил среди камней:
с камнями ел и пил.
Не зря копил нули рублей,
зимою строи флот:
на мокрых спинах кораблей,
как на дельфинах, - от
людей, людей, людей, людей -
на остров без забот.
Я обниму тебя, вот так, -
как гибкая вода.
Я был героем передряг,
я принцем был среди бродяг,
но потерял тебя.
И я проделал страшный путь
и сжёг мосты страниц,
чтоб зимний ветер смог забуть
свечу твоих ресниц.
Дуэль
Склон Машука был крут, они спешили.
И на поляне драться порешили.
Васильчиков стал робок: «Что ж, начнём?»
Поэт кивнул. - «Помиритесь?» - Молчанье.
Мартынов лишь едва сдержал мычанье.
Он отвернулся, думая…. О чём?
- «Ну, коли так, пошли». И секунданты
отмерили шагами жизнь. (Педанты!)
Мартынов встал глазами к Машуку,
а Лермонтов - к Бештау, там, где тучи
шли чёрной чередой, и дождь падучий
грозил припадком тверди и штыку.
Поэт был рад, что он ведом судьбою.
Что утром он готовит сердце к бою,
а вечером - к писанию стиха.
Что позади - прошенье от отставке
и женщины - металл тугой и плавкий -
одетые в поэмы, как в меха.
Душа его монашенкой стояла,
рука бойца колоть уже устала
орех стихотворения. А честь -
как чешуя. И мысль в объятьях мига,
как смерть уже - как начатая книга,
но вслух её немыслимо прочесть.
* * *
Прощай, тотальная жажда
по женскому телу.
Любовь умирает дважды.
Приступим к делу.
Пора от стихов, от песен,
от пьяных оргий
плыть к тишине без вёсел,
минуя морги.
Прощайте, друзья, подруги.
Всё смоет лава.
Проверьте свои подпруги -
признанье, слава.
Любовь анонимна.
Друг нереален.
Фантомы, фантомы. Мимо
прозрачных спален.
Прощайте…. Перо скучало.
Ржавела лира.
Поэзия - лишь начало
концовки мира.
* * *
Ты можешь пить и между прочим -
пьянеть и вымирать, как вид.
И ждать, что - тут мы напророчим -
над рюмкой ангел пролетит.
Пытаясь к старости пробиться
через распутицу морщин,
ты аккуратно будешь бриться,
слегка похожий на мужчин.
Твой нимб не будет слишком светлым
для тех, кто в сутках любит ночь.
Твой дух останется оседлым,
а тело будет рваться прочь!
Из той Перми, как из пожара,
ты прыгнешь, стукнувшись об лёд
чужой планеты в форме шара,
остановив её полёт.
Ты, в общем, мирный сумасшедший
и не бросаешься с ножом
на мир исчезнувший, ушедший
бесследно выше этажом.
Ты поднесёшь своей любимой
букет из ядовитых змей.
И пролетит твой ангел мимо,
а рюмку можно сдать в музей.
Но всё ещё преодолимо,
пока ты медлишь, ротозей.
(с) Антон Колобянин
* * *
Я живу с алкоголем в крови.
Ты попробуй меня оторви
от туннеля початой бутылки.
Я всю жизнь ощущал переход
в подпространство и наоборот.
В 27 я наметил уход,
если раньше не будет развилки.
У меня есть ручная тоска
и любовь тяжелей волоска.
Ангел мой, посмотри, как узка
эта щель в зазеркалье.
Вряд ли я проложу борону
по изрытому рыбами дну.
Тут лицо я к тебе оберну
не своё, а шакалье.
Нет, пугать я тебя не берусь.
Может Богом к тебе обернусь
или боком. И вряд ли запнусь
над ужасной строкою.
Я умру с алкоголем в крови.
Ангел мой, ты меня оторви
с мясом, с кровью от этой любви,
о которой поют соловьи
перед страшной зимою.
* * *
Озябла? Так иди ко мне:
не зря я плед купил.
Не зря я жил среди камней:
с камнями ел и пил.
Не зря копил нули рублей,
зимою строи флот:
на мокрых спинах кораблей,
как на дельфинах, - от
людей, людей, людей, людей -
на остров без забот.
Я обниму тебя, вот так, -
как гибкая вода.
Я был героем передряг,
я принцем был среди бродяг,
но потерял тебя.
И я проделал страшный путь
и сжёг мосты страниц,
чтоб зимний ветер смог забуть
свечу твоих ресниц.
Дуэль
Склон Машука был крут, они спешили.
И на поляне драться порешили.
Васильчиков стал робок: «Что ж, начнём?»
Поэт кивнул. - «Помиритесь?» - Молчанье.
Мартынов лишь едва сдержал мычанье.
Он отвернулся, думая…. О чём?
- «Ну, коли так, пошли». И секунданты
отмерили шагами жизнь. (Педанты!)
Мартынов встал глазами к Машуку,
а Лермонтов - к Бештау, там, где тучи
шли чёрной чередой, и дождь падучий
грозил припадком тверди и штыку.
Поэт был рад, что он ведом судьбою.
Что утром он готовит сердце к бою,
а вечером - к писанию стиха.
Что позади - прошенье от отставке
и женщины - металл тугой и плавкий -
одетые в поэмы, как в меха.
Душа его монашенкой стояла,
рука бойца колоть уже устала
орех стихотворения. А честь -
как чешуя. И мысль в объятьях мига,
как смерть уже - как начатая книга,
но вслух её немыслимо прочесть.
* * *
Прощай, тотальная жажда
по женскому телу.
Любовь умирает дважды.
Приступим к делу.
Пора от стихов, от песен,
от пьяных оргий
плыть к тишине без вёсел,
минуя морги.
Прощайте, друзья, подруги.
Всё смоет лава.
Проверьте свои подпруги -
признанье, слава.
Любовь анонимна.
Друг нереален.
Фантомы, фантомы. Мимо
прозрачных спален.
Прощайте…. Перо скучало.
Ржавела лира.
Поэзия - лишь начало
концовки мира.
* * *
Ты можешь пить и между прочим -
пьянеть и вымирать, как вид.
И ждать, что - тут мы напророчим -
над рюмкой ангел пролетит.
Пытаясь к старости пробиться
через распутицу морщин,
ты аккуратно будешь бриться,
слегка похожий на мужчин.
Твой нимб не будет слишком светлым
для тех, кто в сутках любит ночь.
Твой дух останется оседлым,
а тело будет рваться прочь!
Из той Перми, как из пожара,
ты прыгнешь, стукнувшись об лёд
чужой планеты в форме шара,
остановив её полёт.
Ты, в общем, мирный сумасшедший
и не бросаешься с ножом
на мир исчезнувший, ушедший
бесследно выше этажом.
Ты поднесёшь своей любимой
букет из ядовитых змей.
И пролетит твой ангел мимо,
а рюмку можно сдать в музей.
Но всё ещё преодолимо,
пока ты медлишь, ротозей.
(с) Антон Колобянин