Неспящий в (Р'Ль)Ехе.
С Егором Белоглазовым я познакомился в тот самый день, когда меня впервые "убили". Нас осталось четверо - защитников горной цитадели. Но мы стояли на вершине холма, потому были в более удобной позиции. В разных костюмах, с разным оружием, но интуитивно чувствующие свою общность. Потому что, пусть мы и принадлежали изначально к разным армиям, но были людьми. А сейчас нас окружала всевозможная нежить: два орка, тёмный эльф, несколько гномов, оборотень (и какого рожна они-то сговорились, и всё на наш редут). Потом оказалось, что у одного из наших был какой-то суперский амулет, который в сказочном мире нахрен бы раскидал всю атакующую нас братию, но в этой грустной трёхмерности только притягивал к себе все возможные неприятности. И тут появились назгулы. Всего двое, но с чёрными двуручными мечами. Куда против них мой римский гладиус. У толстого назгула была своеобразная манера атаки, он заносил меч высоко над головой, нацеливая остриё вниз на противника. И вот клюв его цапли коснулся моего виска.
Я выбыл с поля боя, стараясь не глядеть назад, где моих товарищей теснили прорвавшие круговую оборону твари. Спустился с холма, держась за молодые сосенки, пришёл в Мертвятник... А там тёплый плед, горячий глинт и длинноволосый парень с гитарой поёт нечто невообразимое: "А хоббиты из Шира ширяются во мгле, а хоббиты из Шира - на розовом слоне"... И так мне оттого, что "у хоббитов из Шира есть ящик анаши" стало, что я забыл с этим парнем познакомиться. Стоп! Каким парнем? Егор тогда для меня был большим взрослым дядькой, сенсеем, мастером боевого шеста. А я - сопливое недоразумение, пишущее всякую чухню и выживающее только благодаря природному очарованию (без малейшей заслуги с собственной стороны).
Но время шло, у нас с Егором появились общие друзья, которые нас в итоге и познакомили. На одного из этих друзей даже пытались повесить реальную смерть того "убившего" меня толстого назгула, но адвокату удалось доказать непричастность. Густой клубок почти-случайных знакомств и связей. И вот во время одного из первых "Поэтических марафонов" мы сидим с Егором на лестнице Союза писателей в два ночи и, поочерёдно передавая друг другу две бутылки с водкой и спрайтом, читаем стихи. В наш круг пытается влезть по виду откровенный зе-ка, ему тоже хочется внимания публики. Но мы с Егором в полёте. Через год на совместное выступление мы возьмём третьего - Евгения (Эжена) Сусорова. Одного из моих непреднамеренных учителей Слова (а сам Евгений был учеником Леонида Ваксмана, написавшего одну из моих самых любимых песен "Габриэль Гарсиа Маркес" в соавторстве с Майей Никулиной). Евгению я посвятил поэму "Пересечение собачьего парка": http://magazines.russ.ru/ural/2012/7/i6.html
А вот Егору пока только хороший портрет сделал. Но ещё всё впереди.
Кстати, надпись на финикийском (насколько была достоверна русская озвучка мне неизвестно, только количество букв в известном призыве совпадает).
Егор Белоглазов
* * *
...Мой милый Огюстен! Не все еще прошло,
Не все еще в глазах поблекло и намокло.
Тебе еще смешно; а там, где Мажино -
Там тяжко бродит Бог и бьет прикладом стекла.
А он уже рожден, тот самый полицай,
Уже растет, уже скрипит в своей избушке -
Тот, что тебя убьет. Но ты, мон шер, играй
На дедовой, на той, на дрезденской игрушке...
В ночи не гаснет свет, в ночи не молкнет крик -
Привыкни не гадать, контральто, или меццо!
Тебе не предсказать блистательный блицкриг,
Тебе играть... и петь на плохоньком немецком.
И перекошен мир не только на словах.
Твой младший из окна стреляет понарошку...
Никто не виноват - но ах, мой милый, ах! -
Как сладко на ветру звучит твоя гармошка...
Продолжающий неоромантические традиции (в частности, таких
поэтов, как Р. Киплинг или Н. Гумилев), Егор Белоглазов активно подключа-
ет к ним мифологические аллюзии, мистико-символистские элементы, бо-
гатый интертекст - от буддизма и дзена до современной приключенческой
литературы, - причудливо преломляя реальность в зеркале ирреального.
Константин Комаров
Я выбыл с поля боя, стараясь не глядеть назад, где моих товарищей теснили прорвавшие круговую оборону твари. Спустился с холма, держась за молодые сосенки, пришёл в Мертвятник... А там тёплый плед, горячий глинт и длинноволосый парень с гитарой поёт нечто невообразимое: "А хоббиты из Шира ширяются во мгле, а хоббиты из Шира - на розовом слоне"... И так мне оттого, что "у хоббитов из Шира есть ящик анаши" стало, что я забыл с этим парнем познакомиться. Стоп! Каким парнем? Егор тогда для меня был большим взрослым дядькой, сенсеем, мастером боевого шеста. А я - сопливое недоразумение, пишущее всякую чухню и выживающее только благодаря природному очарованию (без малейшей заслуги с собственной стороны).
Но время шло, у нас с Егором появились общие друзья, которые нас в итоге и познакомили. На одного из этих друзей даже пытались повесить реальную смерть того "убившего" меня толстого назгула, но адвокату удалось доказать непричастность. Густой клубок почти-случайных знакомств и связей. И вот во время одного из первых "Поэтических марафонов" мы сидим с Егором на лестнице Союза писателей в два ночи и, поочерёдно передавая друг другу две бутылки с водкой и спрайтом, читаем стихи. В наш круг пытается влезть по виду откровенный зе-ка, ему тоже хочется внимания публики. Но мы с Егором в полёте. Через год на совместное выступление мы возьмём третьего - Евгения (Эжена) Сусорова. Одного из моих непреднамеренных учителей Слова (а сам Евгений был учеником Леонида Ваксмана, написавшего одну из моих самых любимых песен "Габриэль Гарсиа Маркес" в соавторстве с Майей Никулиной). Евгению я посвятил поэму "Пересечение собачьего парка": http://magazines.russ.ru/ural/2012/7/i6.html
А вот Егору пока только хороший портрет сделал. Но ещё всё впереди.
Кстати, надпись на финикийском (насколько была достоверна русская озвучка мне неизвестно, только количество букв в известном призыве совпадает).
Егор Белоглазов
* * *
...Мой милый Огюстен! Не все еще прошло,
Не все еще в глазах поблекло и намокло.
Тебе еще смешно; а там, где Мажино -
Там тяжко бродит Бог и бьет прикладом стекла.
А он уже рожден, тот самый полицай,
Уже растет, уже скрипит в своей избушке -
Тот, что тебя убьет. Но ты, мон шер, играй
На дедовой, на той, на дрезденской игрушке...
В ночи не гаснет свет, в ночи не молкнет крик -
Привыкни не гадать, контральто, или меццо!
Тебе не предсказать блистательный блицкриг,
Тебе играть... и петь на плохоньком немецком.
И перекошен мир не только на словах.
Твой младший из окна стреляет понарошку...
Никто не виноват - но ах, мой милый, ах! -
Как сладко на ветру звучит твоя гармошка...
Продолжающий неоромантические традиции (в частности, таких
поэтов, как Р. Киплинг или Н. Гумилев), Егор Белоглазов активно подключа-
ет к ним мифологические аллюзии, мистико-символистские элементы, бо-
гатый интертекст - от буддизма и дзена до современной приключенческой
литературы, - причудливо преломляя реальность в зеркале ирреального.
Константин Комаров