Кинодневник. По дороге к Древу - часть 2
Ретроспектива фильмов Терренса Малика продолжается картиной "Days of Heaven" (1978) - его второй и последней режиссерской работой перед двадцатилетним перерывом, на время которого он неизвестно куда исчез, неизвестно над чем работал и неизвестно как жил. "Дням блаженства" (подобный перевод мне кажется наиболее адекватным) столь длительные творческие поиски не предшествовали, хотя от "Пустошей" ее все равно отделяют пять лет, два года из которых ушли на монтаж - но это совершенно нормальный срок по меркам такого режиссера, как Малик. В отличие от дальнейших проектов автора, "Дни" не потребовали от него продолжительной и сложной проработки абсолютно новой Основной Идеи, требующей новых внешних форм. Второй фильм Малика является прямым продолжением первого и, обращаясь к схожим темам, использует уже знакомый по "Пустошам" арсенал выразительных средств: смесь детального реализма и поэтической метафоричности, активное использование образов животных, бескрайние пейзажи и незначительные на их фоне люди, а главное - предельная режиссерская объективность, помимо прочего, выражающаяся через закадровый комментарий, который безэмоционально и подчас излишне литературно проговаривает главная героиня.
Но если "Пустоши" рассматривали погибшую и опустившуюся Америку, современную режиссеру, то в "Днях блаженства" Малик обращается к истории - некоему мифическому Золотому Веку, когда ныне бесплодная земля еще колосилась рожью в золотых лучах заходящего солнца. На ней честно и усердно работали простые труженики со всего света, принося сказочные богатства хозяину-фермеру и не особенно жалуясь на свой собственный достаток. Рядовые работники в "Днях" счастливы, и режиссер не жалеет красок на живописание этого счастья: люди едят немного, но с аппетитом и искренней улыбкой; они веселятся, лихо пиликая на скрипке под аккомпанемент губной гармошки и виртуозно отплясывая на грязной доске. Работая же, они монументально вздымают свои косы, обрабатывая, как кажется, бесконечно великое и прекрасное пространство земли. И, в отличие от земли смерти, показанной в "Пустошах", жизнь этой земли Золотого Века сразу же подтверждает символ неподдельной природной витальности - огромное количеством разнообразного зверья, от привычных коров и куриц до павлинов и бобров.
Однако Малику не интересно просто показать утопию в качестве исторического образца для современности. Режиссер задумал "Дни блаженства" как историю грехопадения; и золотые поля из первой половины фильма к финалу непременно превратятся в знакомые пустоши, смятенные карательным огнем и саранчой, прилетевшей будто из библейских сказаний. Утопия заявлена, но показана в момент трансформации, перехода - именно поэтому небо над полями никогда не видит дня, но лишь предвещающий его рассвет, прощающийся с ним закат и скрывающие его серые тучи. А если прислушаться к закадровому комментарию героини, то можно обнаружить и в нем одни "непрочные", неуверенные определения: something, maybe, whatever. В отличие от рабочих, ведущая зрителя за собой девочка Линда чувствует (возможно, подсознательно) грядущие перемены - и неспроста: их главным катализатором станут ее старший брат и его возлюбленная, новые Адам и Ева в исполнении Ричарда Гира и Брук Адамс. Их грех даже не в том, что он - убийца, а она - аферистка: они, скрываясь от закона, выдают друг друга за брата и сестру, привнося в честную и благодарную жизнь ложь и подлость. Остальные рабочие это чувствуют, и вступают с ними в конфликт, а прозорливый прораб их (и только их!) нещадно штрафует, стремясь выжать с благодатной земли. Но к прекрасной женщине проникается чувствами хозяин угодий - молодой, но умирающий по неизвестным причинам фермер, чье предложение выйти за него замуж грешница вскоре принимает, ожидая по смерти мужа получить для себя и своего Адама солидное состояние и статус. Стандартная, казалось бы, мелодраматическая история в метафорической реальности Малика трактуется как попытка рабочих-людей обманом захватить положение хозяев-богов - акт, который в любой мифологии приводит к краху Золотого Века. И предвестники этого краха чем дальше, тем более заметны. Грядущие полчища разрушительной саранчи начинаются с одного серенького кузнечика, которого героиня обнаруживает на колоске сразу же по прибытии на ферму. Неотвратимость разорения и смерти предрекают псы, которые на охоте господ загоняют мятущегося фазана, а после рокового выстрела покорно приносят в зубах его столь же пестрый, но уже бездыханный труп.
Да и сам кульминационный пожар происходит не просто так, но по вине умирающего фермера, который в порыве страстей пытается убить дерзкого обманщика "Адама", но в конечном счете сам с отверткой в груди оседает на выгоревшую, серую землю. Конец света свершился: люди свергли богов - рабочие свергли господ. Не случайно реальным временем действия этих метафорических событий является 1916 год, когда Америка открыла для себя Первую Мировую войну, обрушившую прежние социальные нормы и окончательно установившую на земле многолетнее (возможно, до сих пор не завершившееся) царство смерти. В ярчайшем по своей образности финале "Ева", бросающая сестру своего возлюбленного, по сути, на произвол судьбы, вскакивает на поезд, уносящий солдат на еще неизвестную им бойню - и радуется вместе с ними. Сама же сестра-рассказчица чуть позднее пойдет по уже остывшим рельсам в туман новой жизни, впервые определенно заявляя, что ее подруга вырастет и встретит своего "character", что является очевидным намеком на главного героя "Пустошей" Кита Каррутерза. Да и кто эта девчушка, если не будущая Холли, безучастный свидетель преступлений современной Америки?
Она видела Рай и знала свои "Дни блаженства", но оказалась к ним столь же безразличной, что и к разрухе "Пустошей" - такую печальная мораль (одну из многих) можно вывести из "Американской дилогии" Терренса Малика, завершенной как в качестве самостоятельных фильмов, так и в рамках одного мета-произведения. Произведения подлинного мастера, который заявил себя таковым как первыми своими работами... так и дальнейшей паузой. Малик исчез в поисках нового материала, в поисках новых семян для грядущего Древа.