ххх
А губы кусают жадно, выдирая с корнем то,
а руки хватают всё, что подвижно,
а рот вопит, расширяясь до размеров головы, становится все больше и больше, зияет дырой, проглатывает зубы и губную помаду, рвётся по швам и тут же лоскутами оседает на простыни.
Воздух сотрясается, смеётся, и вот ты уже сам за собой замечаешь, что улыбаешься мято, уткнувшись в подушку и прикусив её край или палец - что попадётся, - придавленная камнем, краснеющая от.
Так сухо и так жарко; пламя свечи танцует прожектом на стене. Тикают часы, заглушаемые тем. Уже давно забыто всё, неосязаемо стало, подёрнулось плёнкой, только под кожей бьётся. Ты спрашиваешь, как тебя зовут, убеждаешься, хватаешься. Шипишь всё громче от боли, взрываешься и снова ныряешь в вязкое, липкое, влажное. Упираешься лбом в стену, не в силах остановить этот чудесный танец, не в силах выкарабкаться из этой глубокой ямы, не в силах опустить ноги, отпустить руки, не в силах разжать стискивающие твою голову пальцы. Стена крошится, ты неловко машешь рукой соседям - семье: мать, отец, дочь, младшенький, а потом забываешь о них как и о том, что у тебя есть имя.
И всё повторяется.