День в истории. «Советский Талейран», или Судьба меньшевика
Иван Майский читает свою книгу на фоне своего же бюста. «Жизнь удалась!»
19 января - день рождения советского (а до этого антисоветского) политика Ивана Майского (1884-1975). Иван Михайлович, конечно, удивительный человек. Всегда и везде, за редкими исключениями, он оказывался, что называется, «на коне». Как раз когда совершилась Октябрьская революция, Ивана Михайловича избрали членом ЦК меньшевиков. Дальше - больше, он стал министром труда в Самарском правительстве КОМУЧа. А потом, после переворота адмирала Колчака, и вовсе - министром уже в колчаковском правительстве (правда, сам он это позднее отрицал, но, например, у В.И. Ленина было иное мнение). Такого кульбита вправо меньшевики уже не стерпели, и исключили Майского из своих рядов...
Ну, а потом - возвращение в красную Россию и постепенная дипломатическая карьера, уже в рядах РКП(б). Троцкий в 30-е годы немало язвил, что борьбу против него за границей ведут послы СССР - Трояновский, Майский, Суриц - все, как один, бывшие «по другую сторону баррикады». Он писал: «Господа послы: Трояновский, Майский, Суриц, у которых то же приблизительно прошлое, что у Вышинского, разъясняют общественному мнению цивилизованного человечества, что именно они выполняют заветы Октябрьской революции, тогда как Бухарин, Рыков, Раковский, Троцкий и др. предают её, как предавали всегда. Всё опрокинуто на голову».
А в 1960-е вся интеллигенция зачитывалась политическими мемуарами академика Майского в «Новом мире». Вместе с будущими диссидентами он подписывал письмо к Брежневу против реабилитации Сталина, которому сам верно служил в 1940-е... Такая вот головокружительная биография. Пожалуй, его можно было бы назвать «советским Талейраном», который тоже служил всем правителям Франции, от Людовика XVI и Дантона до Наполеона и Луи-Филиппа, вот только портфель министра иностранных дел Майскому, в отличие от Талейрана, получить не довелось...
В 1970 году состоялась такая беседа между Вячеславом Михайловичем Молотовым и его биографом поэтом Феликсом Чуевым:
«Я заметил, что сейчас старые меньшевики стали старыми большевиками.
- Не только меньшевики, но и кадеты, и черносотенцы, - Молотов улыбнулся и подмигнул правым глазом».
Под «старым черносотенцем» Молотов мог иметь в виду монархиста Василия Шульгина, принимавшего некогда отречение у царя Николая II, и ставшего к тому времени в СССР весьма разрекламированной фигурой (вышел документальный фильм с его участием, готовились мемуары). Ну, а «старый меньшевик», изображающий из себя старого большевика - это как раз, по всем признакам, академик Иван Майский, который как раз усердно выпускал дипломатические мемуары...
Иван Майский с супругой в Лондоне
Сам Иван Михайлович вспоминал, как в августе 1940 года ему довелось беседовать с министром иностранных дел Великобритании Э. Галифаксом по поводу присоединения прибалтийских стран к СССР. Галифакс назвал действия СССР агрессией, а Майский лихорадочно искал контрдоводы и получалось, что привычные марксистские объяснения к ситуации не подходили. И тогда он рассказал своему оппоненту старую сибирскую притчу:
«В деревне жил крестьянин и звали его Иван. Он заболел и довольно серьёзно. Соседи решили, что он скоро скончается. И тогда, не дожидаясь этого дня, один сосед забрал себе его лошадь, второй - корову, третий утащил со двора плуг. Но потом случилось чудо и Иван выздоровел, вышел во двор и увидел, что за время болезни сделали его дорогие соседи. Он пошёл к первому из соседей и сказал: «Отдай назад лошадь». Тот начал сопротивляться и огрызаться. Пришлось ему настучать, чтобы тот вернул лошадь на законное место. Потом Иван пошёл ко второму соседу и сказал: «Верни мою корову». Второй сосед уже знал, что первый сосед получил по ушам, поэтому просто пошумел и отдал корову уже без драки. Третий же, понаблюдав за опытом первых двух, просто сразу вернул плуг законному хозяину».
- Так вот, лорд Галифакс, - продолжил Майский, - кто же получается агрессор: Иван или его добродушные соседи?
Старый британский империалист надолго задумался, а потом произнёс: «Да, очень интересная точка зрения».
Едва ли кто-то из старых большевиков мог выдать британскому коллеге такое неожиданное «объяснение»...
А это отрывок из мемуаров Майского, как в Лондоне уходил из жизни старый революционер Леонид Красин:
«7 ноября 1926 года в полпредстве был устроен большой дипломатический приём... Все гости знали о тяжёлом состоянии Леонида Борисовича, и потому атмосфера на приёме была сдержанная, даже чуть-чуть гнетущая. Должно быть, поэтому английские гости ушли сравнительно рано, и к 10 часам вечера остались только свои, советские товарищи. По русскому обычаю скоро стали петь песни. И вот...
Открылась дверь, выходившая на лестницу из спальни Красина, и дежурная сестра принесла от него записку: Леонид Борисович просил товарищей спеть ему старые революционные песни. Мгновение спустя на лестнице село человек сто мужчин и женщин и начался долгий необычный концерт... Такой, какого я больше никогда в жизни не слышал... Пели «Спускается солнце за степи...», «Пыльной дорогой телега несется...», «Варшавянку», «Красное знамя», «Замучен тяжелой неволей...», «Смело, товарищи, в ногу...» И многие другие...
Иван Майский в годы первой русской революции 1905-1907 годов
Пели не так, как обычно, а с какой-то особенной глубиной и трогательностью, громко и приглушённо в одно и то же время, ибо все знали, что поют для больного человека, для посла и старого революционера, дни которого были сочтены. Хотели доставить ему перед концом хоть небольшую радость и потому не жалели стараний. Раза два осведомлялись, не прекратить ли? Может быть, Леонид Борисович устал? Хочет отдохнуть?.. Но Леонид Борисович присылал в ответ: «Нет, пойте, ещё пойте! Ваше пение меня волнует и вдохновляет!» И товарищи, собравшиеся на лестнице, пели, пели, без конца пели...
Только за полночь певцы стали расходиться, унося навсегда неумирающую память об этом изумительном вечере, который остался в моем сознании как вечер прощания Красина с жизнью. Моя жена - одна из главных запевал на лестнице - возвращалась домой со слезами на глазах...
Навсегда запомнился мне мой визит к Красину за три дня до его смерти. Леонид Борисович лежал, глаза были закрыты, руки вытянуты вдоль тела. Только лёгкое дыхание, которое можно было слышать, нагнувшись к груди, свидетельствовало о том, что борьба между жизнью и смертью ещё продолжается. Вдруг Красин пошевелился, открыл глаза и, глядя куда-то вверх, вполголоса произнес:
- С болезнью надо бороться твёрдо, упорно, по-большевистски!
Потом этот неожиданный всплеск жизни погас, глаза закрылись, лицо вновь стало неподвижным. Но как характерно: на грани смерти Красин всё ещё думал о борьбе за жизнь!
Три дня спустя, 24 ноября 1926 года, Красина не стало».
Советский журнал «Красная нива» с некрологом Л. Красина