160 лет народовольцу и большевику
Михаил Ольминский (1863-1933)
Исполняется 160 лет со дня рождения революционера Михаила Ольминского (1863-1933), взгляды которого определяют не совсем обычным сочетанием слов «народоволец и большевик». Да, так тоже бывало. Начинал как народоволец, продолжал как марксист и большевик. И принадлежал к самому старшему поколению среди большевиков - старее самого «Старика», то есть Владимира Ильича!
Между прочим, воспоминания сохранили для нас любопытный спор между Михаилом Ольминским и Владимиром Ульяновым-Лениным об отношении к дворянской культуре. Ольминский, по народнической традиции, привычно отвергал её. И вот как-то раз в 1904 году один товарищ поделился с Владимиром Ильичём воспоминаниями о своём детстве, которое прошло в дворянском имении. О клумбах перед домом, аллеях, запахе цветов, травы... Владимир Ильич внимательно слушал, задумчиво спрашивал:
- А много было цветов, какие?
Его собеседник принялся подробно отвечать, в этот момент к ним и подошёл Ольминский. И насмешливо заметил:
- Владимир Ильич, вас, наверное, тошнит от того, что говорит Самсонов? Вот как вдруг обнаруживается помещичье дитё. Сразу тайное делается явным, он так и икает дворянской усадьбой. О цветах и ароматах говорит совсем, совсем как 16-летняя институтка. Посмотрите, с каким увлечением рассказывает о красоте липовых и берёзовых аллей. Однако революционер не имеет права забывать, что в этих самых красивых липовых аллеях бары берёзовыми розгами драли крестьян и дворовых... Для революционера поддаваться таким чувствам опасно. Затоскуешь, а там и усадебку захочется приобрести. А дальше захочется, чтобы мужички работали, а барин, лёжа в гамаке с французским романом в руках, приятно дремал в липовой аллее.
Ольминский в 1900 году
Ленин, выслушав всё это, принял воинственный вид, и ответил:
- Ну и удивили же вы меня, Михаил Степанович! Послушав вас, придется признать предосудительными и, чего доброго, вырвать и сжечь многие художественные страницы русской литературы. Ваши суждения бьют по лучшим страницам Тургенева, Толстого, Аксакова. Ведь до сих пор наша литература в преобладающей части писалась дворянами-помещиками. Их материальное положение, окружающая их обстановка жизни, а в ней были и липовые аллеи, и клумбы с цветами, позволяла им создавать художественные вещи, которые восхищают не одних нас, русских. В старых липовых аллеях, по вашему мнению, никакой красоты не может быть, потому что их сажали руки крепостных и в них прутьями драли крестьян и дворовых. Это отголосок упростительства, которым страдало народничество. Мы, марксисты, от этого греха, слава богу, освободились. Следуя за вами, нужно отвернуться и от красоты античных храмов. Они создавались в обстановке дикой, зверской эксплуатации рабов. Вся высокая античная культура, как заметил Энгельс, выросла на базе рабства... Раз Самсонову нравятся липовые и берёзовые аллеи, клумбы с цветами помещичьих усадеб, значит, заключаете вы, он заражён специфической феодальной психологией и непременно дойдёт до эксплуатации мужика. Извольте в таком случае обратить внимание и на меня. Я тоже живал в помещичьей усадьбе, принадлежащей моему деду. В некотором роде я тоже помещичье дитя. С тех пор много прошло лет, а я всё ещё не забыл приятных сторон жизни в этом имении, не забыл ни его лип, ни цветов. Казните меня. Я с удовольствием вспоминаю, как валялся на копнах скошенного сена, однако не я его косил; ел с грядок землянику и малину, но я их не сажал; пил парное молоко, но не я доил коров. Из сказанного вами... вывожу, что такого рода воспоминания почитаются вами недостойными революционера. Не должен ли я поэтому понять, что тоже недостоин носить звание революционера?..
На такую яростную отповедь Ольминский не посмел ничего отвечать, и сконфуженно промолчал...
Петропавловская крепость, камера № 53, где сидел М.С. Ольминский
А это из биографического очерка Юрия Лебединского о самом Ольминском, предисловия к его воспоминаниям о тюрьме:
«Только выйдя из тюремной кареты, ещё не переступив порога тюрьмы, ему приходится начинать сражение. Конвоир обратился к нему на «ты».
«- Обожди!
- Не обожди, а обождите!
- Всё равно».
И конвоир получает в ответ:
«Вовсе не всё равно. Вы унтер-офицер, а не знаете своих обязанностей. Я сейчас буду жаловаться начальнику тюрьмы». Нахал конвоир переходит на «вы». Такова первая победа. С высоко поднятой головой входит революционер в царскую тюрьму, - он безоружен, он одинок, он в руках своих врагов, но он дал понять, что не прекратил своей борьбы. Сражаться нужно каждый час, каждую минуту, отстаивая свою личность революционера от унижений и надругательств. Так идут тюремные дни...
Книги Ольминского 1907 и 1923 годов издания
Книга Ольминского 1956 года издания
На помощь себе он призывает голубей и воробьёв. Страницу за страницей читаем мы микроскопически детальные и забавные подробности поведения и характера двух этих птичьих пород. В голубе революционер разглядывает буржуа и консерватора, - это, конечно, шутка, но ведь и этим оттачивается, оружие классового подхода к явлениям, которое ещё должно пригодиться на свободе».
Вот, кстати, небольшой отрывок из этих тюремных очерков натуралиста Ольминского:
«Считаю нужным сказать несколько слов в защиту голубей. Действительно, это птица злющая, драчливая: голубь - консерватор и собственник - одним словом, животное. Так и нужно смотреть на него, как на животное, отбросив сказки о голубиной кротости и нежности. И тогда общение с ним может доставить развлечение, как доставляет временами развлечение знакомство с обывателем, чуждым идейной жизни.
Николай Денисовский (1901-1981). «В редакции «Правды» в 1912 году. Товарищи Молотов, Ольминский и Полетаев беседуют с рабочими корреспондентами». 1940 год
Что голубь буржуа, это видно из его страсти к расширению собственности: и для гнезда и для отдыха где-нибудь на карнизе он старается захватить как можно больше места и отчаянно защищает то, что признаёт своим. При этой защите он становится, по-видимому, и физически сильнее: очевидно, здесь сказывается сознание им своих прав собственности.
Что голубь консерватор и поэтому глуп, это видно из того, как он обращается с большими кусками хлеба. Чтобы оторвать маленький кусочек, который возможно проглотить, голубь делает резкое движение головой; при этом большой по инерции отлетает в сторону, а маленький остаётся во рту. Иного способа они не признают, несмотря на то, что рядом, на их же глазах, галки поступают более практично: они рвут кусок ртом, придерживая его ногой. Читатель путем личного опыта может убедиться в преимуществах галочьего способа. Сколько раз я кричал голубям:
- Не так! Посмотрите, как делают галки!
Но разве консерватор способен что-нибудь понять? А между тем неумелость голубей приносит им большие убытки: воробьи подстерегают момент, и как только большой кусок оторвётся и отлетит в сторону, они его тотчас украдут. А голубь остается ни при чём; в этом ротозействе, кажется, только и проявляется прославленная голубиная кротость».
А принадлежность Ольминского к старейшему поколению большевиков порождала порой занятные происшествия. Например, в 1929 году один райисполком под Тулой додумался причислить к «лишенцам», то есть лицам, лишённым избирательных прав (куда обычно относили священников, нэпманов, бывших купцов, дворян и т.д.) всех лиц... старше 60 лет! Это решение и высмеивала карикатура:
Карикатура 1929 года. Рисунок Семёна Герштейна (1903-1960). «Алексеевский рик, Тульской губ., лишил права голоса граждан старше 60 лет. Потерянный рай. Тт. М.Н. Покровский, Феликс Кон и М. Ольминский: - Всё пропало... Мы - лишенцы! Зачем, зачем мы не родились позже!..»
Картина «М.С. Ольминский в родном углу». 1929
Мемориальная доска М.С. Ольминскому