Из лейтенантской поэзии Великой Отечественной. Всеволод Багрицкий.
Всеволод Багрицкий (1922-1942).
Техник-интендант 1-го ранга (соответствует званию "старший лейтенанат"), военный корреспондент газеты "Отвага" 2-й Ударной армии Волховского фронта.
Сын известного поэта Серебряного века и советского романтизма, драматурга, переводчика, художника, бойца и политработника Гражданской войны Эдуарда Георгиевича Багрицкого и поэтессы Лидии Густавовны Суок (репрессирована в 1937 г., в ссылке до 1956 г.)
Родился в Одессе, и это многое объясняет.
В 1926 году семья Багрицких переехала в Кунцево. Учась в школе, Всеволод работал литературным консультантом «Пионерской правды». Был одноклассником неоднозначно известной Елены Боннэр, с которой, якобы, имел юношеский роман.
Зимой 1939-40 Всеволод вошел в состав творческого коллектива молодежного театра, которым руководил Алексей Арбузов и Валентин Плучек. Вместе с товарищами по Арбузовской студии писал пьесу «Город на заре» о первых строителях Комсомольска-на-Амуре, в работе над которой принимал участие и знаменитый впоследствии литератор, поэт-песенник Александр Галич.
"С 1940 года Всеволод Багрицкий учился в Московской Государственной театральной студии и в Литературном институте, работал сотрудником в «Литературной газете».С первых дней войны, Всеволод Эдуардович добивался отправки на фронт, хотя был снят с воинского учёта из-за сильной близорукости.
Всеволод Багрицкий с другом, призванным в Красную армию, 1941 г.
В октябре 1941 года он, освобождённый от воинской службы по состоянию здоровья, был эвакуирован в Чистополь с Московской Государственной студией театральной студией Алексея Арбузова.
6-го декабря 1941 года Всеволод Эдуардович написал заявление в Политуправление РККА с просьбой принять его во фронтовую печать.
Всеволод Багрицкий, благодаря своей настойчивости, добился направления на фронт.
Настроение его поднялось, и он написал такие оптимистические строки:
Стал я спокойнее и мудрее,
Стало меньше тоски,
Всё-таки предки мои евреи,
Были мудрые старики.
Всеволод Багрицкий получил назначение служить в армейской газете «Отвага» Второй ударной армии Волховского фронта, которая с юга направлялась на освобождение осаждённого Ленинграда.
29 декабря 1941 года техник-интендант I ранга Всеволод Багрицкий отправился на фронт.
Военный корреспондент беседует с бойцами, 2-я Ударная армия, 1942 г.
Номер армейской газеты "Отвага".
На фронте Всеволод Эдуардович живёт жизнью рядового армейского журналиста: уходит в тыл к немцам для разведки и диверсий, готовит материал для очередного номера газеты: «Отвага», вёл дневник.
Подружился с поэтом-фронтовиком Павлом Шубиным (автор знаменитой «Волховской застольной», которую распевала вся страна), корреспондентом газеты «Фронтовая правда».
(...)
Поэт-фронтовик Всеволод Эдуардович Багрицкий погиб 26 февраля 1942 года в маленькой деревушке Дубовик Ленинградской области, при артобстреле.
Зенитчики 2-й Ударной армии на позициях, 1942 г.
Всеволод Багрицкий беседовал с героем будущего очерка, офицером-зенитчиком, когда начался артобстрел.
После налёта бойцы распахнули дверь в избу и увидели, что поэт и его герой лежат друг против друга убитыми осколками.
Всеволода Багрицкого похоронили на опушке леса у высокой сосны, на которой художник редакции газеты «Отвага» вырезал:
«Поэт-воин Всеволод Багрицкий. Убит 26 февраля 1942 года».
И тут же - строки Марины Цветаевой, которые Всеволод часто вспоминал:
Я вечность не приемлю,
Зачем меня погребли?
Мне так не хотелось в землю
С родной моей земли.
На смену Всеволоду Багрицкому, в газету «Отвага», был направлен корреспондентом Муса Джалиль (1906-1944), будущий Герой Советского Союза, 1956 год, лауреат Ленинской премии за сборник стихов: «Моабитская тетрадь»-1957 год, посмертно". (Лев Баскин. "Имя на поэтической поверке. Всеволод Багрицкий")
Перезахоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
* * *
Мне противно жить не раздеваясь,
На гнилой соломе спать.
И, замерзшим нищим подавая,
Надоевший голод забывать.
Коченея, прятаться от ветра,
Вспоминать погибших имена,
Из дому не получать ответа,
Барахло на черный хлеб менять.
Дважды в день считать себя умершим,
Путать планы, числа и пути,
Ликовать, что жил на свете меньше
Двадцати.
1941
Бойцы 2-й Ударной армии в лесах Мясного Бора, 1942 г.
ОДЕССА, ГОРОД МОЙ!
Я помню,
Мы вставали на рассвете:
Холодный ветер
Был солоноват и горек,
Как на ладони,
Ясное лежало море,
Шаландами
Начало дня отметив,
А под большими
Чёрными камнями,
Под мягкой, маслянистою травой
Бычки крутили львиной головой
И шевелили узкими хвостами.
Был пароход приклеен к горизонту,
Сверкало солнце, млея и рябя,
Пустынных берегов был неразборчив контур...
Одесса, город мой! Мы не сдадим тебя!
Пусть рушатся дома, хрипя в огне пожарищь,
Пусть смерть бредёт по улицам твоим,
Пусть жжёт глаза горячий чёрный дым,
Пусть пахнет хлеб теплом пороховым,
Одесса, город мой,
Мой спутник и товарищ,
Одесса, город мой,
Тебя мы не сдадим.
1941
ОЖИДАНИЕ
Мы двое суток лежали в снегу.
Никто не сказал: "Замёрз, не могу".
Видели мы,- и вскипала кровь -
Немцы сидели у жарких костров.
Но, побеждая, надо уметь
Ждать, негодуя, ждать и терпеть.
По чёрным деревьям всходил рассвет,
По чёрным деревьям спускалась мгла.
Но тихо лежи, раз приказа нет,
Минута боя ещё не пришла.
Слушали (таял снег в кулаке)
Чужие слова, на чужом языке,
Я знаю, что каждый в эти часы
Вспомнил все песни, которые знал,
Вспомнил о сыне, коль дома сын,
Звёзды февральские пересчитал.
Ракета всплывает в сумрак и рвёт.
Теперь не жди, товарищ! Вперёд!
Мы окружили их блиндажи,
Мы половину взяли живьём...
А ты, ефрейтор, куда бежишь?
Пуля догонит сердце твоё.
Кончился бой. Теперь отдохнуть,
Ответить на письма... И снова в путь!
1942
ВСТРЕЧА
Был глух и печален простой рассказ
(Мы в горе многое познаём)
Про смерть, что чёрной грозой пронеслась
Над тихой деревней её.
... Немало дорог нам пришлось пройти,
Мы поняли цену войне.
Кто, встретив женщину на пути,
О милой не вспомнит жене?
...Она стояла, к стене прислонясь,
В промёрзших худых башмаках.
Большими глазами смотрела на нас
Сын на её руках.
"Германец хату мою поджёг.
С сынишкой загнал в окоп.
Никто на улицу выйти не мог:
Появишься - пуля в лоб.
Пять месяцев солнца не видели мы.
И только ночью, ползком,
Из липкой копоти, грязи и тьмы
Мы выбирались тайком.
Пусть знает сын мой, пусть видит сам,
Что этот разбитый дом,
Студёные звёзды, луну, леса
Родиной мы зовём!
Я верила - вы придёте назад.
Я верила, я ждала..."
И медленно навернулась слеза,
По бледной щеке потекла...
Над трупами немцев кружит вороньё.
На запад лежит наш путь.
О женщине этой, о сыне её,
Товарищ мой, не забудь!
1942
Техник-интендант 1-го ранга (соответствует званию "старший лейтенанат"), военный корреспондент газеты "Отвага" 2-й Ударной армии Волховского фронта.
Сын известного поэта Серебряного века и советского романтизма, драматурга, переводчика, художника, бойца и политработника Гражданской войны Эдуарда Георгиевича Багрицкого и поэтессы Лидии Густавовны Суок (репрессирована в 1937 г., в ссылке до 1956 г.)
Родился в Одессе, и это многое объясняет.
В 1926 году семья Багрицких переехала в Кунцево. Учась в школе, Всеволод работал литературным консультантом «Пионерской правды». Был одноклассником неоднозначно известной Елены Боннэр, с которой, якобы, имел юношеский роман.
Зимой 1939-40 Всеволод вошел в состав творческого коллектива молодежного театра, которым руководил Алексей Арбузов и Валентин Плучек. Вместе с товарищами по Арбузовской студии писал пьесу «Город на заре» о первых строителях Комсомольска-на-Амуре, в работе над которой принимал участие и знаменитый впоследствии литератор, поэт-песенник Александр Галич.
"С 1940 года Всеволод Багрицкий учился в Московской Государственной театральной студии и в Литературном институте, работал сотрудником в «Литературной газете».С первых дней войны, Всеволод Эдуардович добивался отправки на фронт, хотя был снят с воинского учёта из-за сильной близорукости.
Всеволод Багрицкий с другом, призванным в Красную армию, 1941 г.
В октябре 1941 года он, освобождённый от воинской службы по состоянию здоровья, был эвакуирован в Чистополь с Московской Государственной студией театральной студией Алексея Арбузова.
6-го декабря 1941 года Всеволод Эдуардович написал заявление в Политуправление РККА с просьбой принять его во фронтовую печать.
Всеволод Багрицкий, благодаря своей настойчивости, добился направления на фронт.
Настроение его поднялось, и он написал такие оптимистические строки:
Стал я спокойнее и мудрее,
Стало меньше тоски,
Всё-таки предки мои евреи,
Были мудрые старики.
Всеволод Багрицкий получил назначение служить в армейской газете «Отвага» Второй ударной армии Волховского фронта, которая с юга направлялась на освобождение осаждённого Ленинграда.
29 декабря 1941 года техник-интендант I ранга Всеволод Багрицкий отправился на фронт.
Военный корреспондент беседует с бойцами, 2-я Ударная армия, 1942 г.
Номер армейской газеты "Отвага".
На фронте Всеволод Эдуардович живёт жизнью рядового армейского журналиста: уходит в тыл к немцам для разведки и диверсий, готовит материал для очередного номера газеты: «Отвага», вёл дневник.
Подружился с поэтом-фронтовиком Павлом Шубиным (автор знаменитой «Волховской застольной», которую распевала вся страна), корреспондентом газеты «Фронтовая правда».
(...)
Поэт-фронтовик Всеволод Эдуардович Багрицкий погиб 26 февраля 1942 года в маленькой деревушке Дубовик Ленинградской области, при артобстреле.
Зенитчики 2-й Ударной армии на позициях, 1942 г.
Всеволод Багрицкий беседовал с героем будущего очерка, офицером-зенитчиком, когда начался артобстрел.
После налёта бойцы распахнули дверь в избу и увидели, что поэт и его герой лежат друг против друга убитыми осколками.
Всеволода Багрицкого похоронили на опушке леса у высокой сосны, на которой художник редакции газеты «Отвага» вырезал:
«Поэт-воин Всеволод Багрицкий. Убит 26 февраля 1942 года».
И тут же - строки Марины Цветаевой, которые Всеволод часто вспоминал:
Я вечность не приемлю,
Зачем меня погребли?
Мне так не хотелось в землю
С родной моей земли.
На смену Всеволоду Багрицкому, в газету «Отвага», был направлен корреспондентом Муса Джалиль (1906-1944), будущий Герой Советского Союза, 1956 год, лауреат Ленинской премии за сборник стихов: «Моабитская тетрадь»-1957 год, посмертно". (Лев Баскин. "Имя на поэтической поверке. Всеволод Багрицкий")
Перезахоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
* * *
Мне противно жить не раздеваясь,
На гнилой соломе спать.
И, замерзшим нищим подавая,
Надоевший голод забывать.
Коченея, прятаться от ветра,
Вспоминать погибших имена,
Из дому не получать ответа,
Барахло на черный хлеб менять.
Дважды в день считать себя умершим,
Путать планы, числа и пути,
Ликовать, что жил на свете меньше
Двадцати.
1941
Бойцы 2-й Ударной армии в лесах Мясного Бора, 1942 г.
ОДЕССА, ГОРОД МОЙ!
Я помню,
Мы вставали на рассвете:
Холодный ветер
Был солоноват и горек,
Как на ладони,
Ясное лежало море,
Шаландами
Начало дня отметив,
А под большими
Чёрными камнями,
Под мягкой, маслянистою травой
Бычки крутили львиной головой
И шевелили узкими хвостами.
Был пароход приклеен к горизонту,
Сверкало солнце, млея и рябя,
Пустынных берегов был неразборчив контур...
Одесса, город мой! Мы не сдадим тебя!
Пусть рушатся дома, хрипя в огне пожарищь,
Пусть смерть бредёт по улицам твоим,
Пусть жжёт глаза горячий чёрный дым,
Пусть пахнет хлеб теплом пороховым,
Одесса, город мой,
Мой спутник и товарищ,
Одесса, город мой,
Тебя мы не сдадим.
1941
ОЖИДАНИЕ
Мы двое суток лежали в снегу.
Никто не сказал: "Замёрз, не могу".
Видели мы,- и вскипала кровь -
Немцы сидели у жарких костров.
Но, побеждая, надо уметь
Ждать, негодуя, ждать и терпеть.
По чёрным деревьям всходил рассвет,
По чёрным деревьям спускалась мгла.
Но тихо лежи, раз приказа нет,
Минута боя ещё не пришла.
Слушали (таял снег в кулаке)
Чужие слова, на чужом языке,
Я знаю, что каждый в эти часы
Вспомнил все песни, которые знал,
Вспомнил о сыне, коль дома сын,
Звёзды февральские пересчитал.
Ракета всплывает в сумрак и рвёт.
Теперь не жди, товарищ! Вперёд!
Мы окружили их блиндажи,
Мы половину взяли живьём...
А ты, ефрейтор, куда бежишь?
Пуля догонит сердце твоё.
Кончился бой. Теперь отдохнуть,
Ответить на письма... И снова в путь!
1942
ВСТРЕЧА
Был глух и печален простой рассказ
(Мы в горе многое познаём)
Про смерть, что чёрной грозой пронеслась
Над тихой деревней её.
... Немало дорог нам пришлось пройти,
Мы поняли цену войне.
Кто, встретив женщину на пути,
О милой не вспомнит жене?
...Она стояла, к стене прислонясь,
В промёрзших худых башмаках.
Большими глазами смотрела на нас
Сын на её руках.
"Германец хату мою поджёг.
С сынишкой загнал в окоп.
Никто на улицу выйти не мог:
Появишься - пуля в лоб.
Пять месяцев солнца не видели мы.
И только ночью, ползком,
Из липкой копоти, грязи и тьмы
Мы выбирались тайком.
Пусть знает сын мой, пусть видит сам,
Что этот разбитый дом,
Студёные звёзды, луну, леса
Родиной мы зовём!
Я верила - вы придёте назад.
Я верила, я ждала..."
И медленно навернулась слеза,
По бледной щеке потекла...
Над трупами немцев кружит вороньё.
На запад лежит наш путь.
О женщине этой, о сыне её,
Товарищ мой, не забудь!
1942