Воспоминания С.Л. Пушкина. 1 часть

Mar 24, 2021 12:11


   Текст воспоминаний Сергея Львовича Пушкина, сверенный с рукописным оригиналом, выкладывается здесь  по недавно вышедшему в издательстве «Наука»   16 (60) выпуску альманаха «Летопись историко-родословного общества в Москве» за 2020 год. Главный редактор д.и.н. О.Н. Наумов. Стр. 68-139.

Примечания и комментарии издателя даны курсивом. Подписи под фотографиями - издателя.

Предисловие издателя (1)

Воспоминания Сергея Львовича Пушкина представляют собой ценный источник о повседневной жизни, культуре и менталитете русского дворянства начала XX в.

Автор мемуаров принадлежал к костромской ветви Пушкиных, которая выделилась из московской в конце XVIII в. и во второй четверти следующего столетия обосновалась в Кинешемском уезде. В 1930-е гг. ее представители вынуждены были покинуть родные места и поселиться в Ленинграде, где их потомство проживает до настоящего времени.

С. Л. Пушкин окончил Вторую общественную гимназию в Костроме, в 1918 г. поступил в Петровскую сельскохозяйственную академию в Москве, в 1920-е гг. организовал сельскохозяйственную артель в своей родовой усадьбе Давыдково, вместе с дядей Г. П. Ротастом работал во Всероссийском союзе лесной кооперации «Всеколес», написал несколько научных трудов по лесоведению и скончался 19 марта 1975 г. в Ленинграде.



Сергей Львович Пушкин. 1971 г. Личный архив Пушкиных (СПб.).



Работу над воспоминаниями С. Л. Пушкин начал в 1967 г., в памятный для него день свадьбы с Марией Вадимовной Арнольд. Это было время, когда советская власть с ее антидворянской риторикой, схематичным и идеологически ангажированным подходом к изучению прошлого, казалась незыблемой. Однако пропагандистские тренды эпохи не повлияли на текст, который является источником в высшей степени достоверным, объективным и противоречит мифам советской историографии о вечном антагонизме помещиков и крестьян, о бесполезности земских учреждений и т.д. В нем С. Л. Пушкин детально рассказал о быте и культуре дворянской семьи, отношениях между ее членами, воспитании детей, круге их чтения и занятиях. Для усадьбоведения и краеведения небезынтересны подробные описания расположенных в Костромской губернии усадеб Новинки и Давыдково, их построек, интерьеров, парков, хозяйства.

Первостепенное значение имеют воспоминания для изучения костромской ветви Пушкиных и генеалогической культуры дворянства в целом. Они наполнены информацией о родственных и свойственных связях, рассказ о которых сопровождается краткими, точными характеристиками членов семьи и ярко демонстрирует одну из характерных черт Пушкиных - развитое «чувство рода», прочные семейные традиции, сохранявшиеся на протяжении всей их длительной истории (2). Пушкинские усадьбы в мемуарах позиционируются как духовные центры рода.

В данном контексте далеко не случайны многократные упоминания в небольшом по объему тексте об утрате во время блокады Ленинграда семейных документов. Эта потеря остро переживалась мемуаристом.

Необходимо отметить, что уцелевшие во время войны шесть портретов предков он в 1946 г. передал в Пушкинский Дом, и в настоящее время они находятся во Всероссийском музее А. С. Пушкина.

К сожалению, воспоминания не завершены и прервались в самом начале повествования, но даже в таком неполном варианте они стали познавательно значимым вкладом в отечественную мемуаристику. Текст уже оказывался объектом археографического интереса, его небольшой фрагмент опубликован (3), но он, конечно, не может дать полного представления о структуре и содержании всего очерка. Биографические данные из воспоминаний использовались при создании фундаментальной генеалогической энциклопедии «Пушкины» (4), но специфика справочного издания не позволила раскрыть информационный потенциал источника в полной мере, что предопределило потребность в настоящей публикации.

Текст воспроизводится по подлинной рукописи, любезно предоставленной внуком автора Константином Петровичем Пушкиным (Санкт-Петербург). Из его же семейного архива заимствованы уникальные фотографии середины XIX - начала XX в. Среди них изображения не только Пушкиных, но и представителей родственной им семьи Ротаст. Воспоминания написаны в тетради, с двух сторон листов, разборчивым, крупным почерком.

Текст мемуаров передан в соответствии с современными правилами орфографии и публикации. Незначительная стилистическая правка автора учтена без дополнительных оговорок. Подчеркнутые им слова и фразы выделены курсивом, сокращения восполнены в квадратных скобках. В необходимых случаях сделано разделение текста на дополнительные абзацы и введены поясняющие его примечания.

Воспоминания подготовлены к публикации Александром Сергеевичем Соколовым, предисловие и комментарии написаны доктором исторических наук, профессором Олегом Николаевичем Наумовым.

Публикаторы считают своим долгом выразить глубокую благодарность Константину Петровичу Пушкину, без постоянной и всемерной поддержки которого мемуарный очерк не появился бы в печати.

_______________________________________________________

(1) © Наумов О. Н., предисловие, комментарии, 2020; Соколов А. С., подготовка текста.

(2) Наумов О. Н. Пушкины и советская власть: (опыт социогенеалогического дискурса) // Клио. 2017. № 5. С. 105-114; Наумов О. Н., Журавлев В. В. Род Пушкиных в социокультурном пространстве России // Вестник Российского фонда фундаментальных исследований. Гуманитарные и общественные наук. 2019. № 2. С. 11-23.

(3) Пушкин С. Л. «По праздникам стреляли из пушки...»: из воспоминаний последнего владельца усадьбы костромских Пушкиных // Страницы времен. 2009. № 1. С. 91-94.

(4) Пушкины: генеалогическая энциклопедия / отв. ред. О. Н. Наумов. М.,  2020.

______________________________________________________

Светлой памяти жены моей Марии Вадимовны Арнольд (5).



Мария Вадимовна Пушкина,рожденная Арнольд. 1926 г.Личный архив Пушкиных (СПб.).

Сегодня вечером исполнится 41 год со дня нашей свадьбы (6). Ты всегда называла эту дату «нашим днем». А в этот раз мне не удалось побыть у тебя на могилке! Вспомнилось твое давнишнее желание, чтобы я записал воспоминания о нашей с тобой жизни, начиная с детских лет.

Но ведь нет со мной тебя! Нет твоих ласковых советов?! Как они были всегда верны в отношении слога, построения фраз, а главное, в отношении такта и душевной деликатности! Дорогой мой, теперь далекий друг!

Буду пробовать в одиночку, хоть и выйдет много хуже. Мое старое сердце болит по тебе, а на мысли пришли сейчас слова Тургенева: «Пусть же не оскорбиться твоя милая тень этим поздним цветком, который я кладу на твою могилу!»

2 августа 1967 г.. Карташевка.

_________________________________________________________

(5) Жена С. Л. Пушкина Мария Вадимовна, рожденная Арнольд, скончалась 28 февраля 1947 г.

(6) 2 августа 1926 г., Ленинград (Ильин день). Прим. С. Л. Пушкина.

_________________________________________________________

I. Детство

В бывшем губернском городе Костроме, недалеко от центральной Сусанинской площади, стоит двухэтажный каменный дом с тремя деревянными флигелями и многими службами во дворе. Расположен он на углу б[ывшей]Еленинской улицы и б[ывшего] Златоустовского переулка. Дом этот являлся совместным владением двух родных братьев: моего отца Льва Львовича и его старшего брата, моего дяди Василия Львовича Пушкиных.

В последние годы прошлого столетия мой отец служил в Костроме, состоял членом губернской земской управы, заведуя там отделом страхования. Занимал он в своем доме весь второй этаж - большую 9-тикомнатную квартиру, и в угловой круглой комнате этой квартиры появился на свет (по ст[арому] стилю) 20 августа 1900 года первенец моих родителей - их старший сын. Это был я.

В метрической выписке, выданной причтом соседней с нашим домом Златоустовской церкви, значилось, что моими восприемниками были жена действительного статского советника Лидия Сергеевна Ротаст и воспитанник Императорского училища правоведения Георгий Петрович Ротаст. Это были моя бабушка со стороны матери и ее единственный сын, а мой дядя, впоследствии принимавший большое участие в моем воспитании после смерти моего отца. Но об этом скажу ниже.

Наша семья в то время была немногочисленна: отец - Лев Львович, мать - Антонина Петровна и я. Как член семьи у нас была старушка-няня, вынянчившая моего отца и жившая у него на покое. Звали ее Аксинья Семеновна, и было ей в то время «на восьмой десяток». Отец мой женился не рано, на 38-м году своей жизни, и когда он начал служить и жить самостоятельно, то хозяйство его вела до его свадьбы Аксинья Семеновна на правах экономки. Свое небольшое жалование, которое отец ей платил до самой ее смерти, она отсылала своим племянникам в ее родную деревню Козино Буйского уезда Костромской губернии. До 1861 года три деревни в этом уезде: Козино, Бузорино и Тагаево принадлежали моему деду Льву Александровичу Пушкину. После освобождения крестьян и получения ими наделов вблизи этих деревень осталось 200 десятин пахотной земли во владении деда, которую арендовали его бывшие крепостные. После смерти деда (в 1888 г.) земля эта по разделу перешла во владение моему отцу, после чего он сразу же передал ее безвозмездно крестьянам деревень Бузорино, Тагаево и Козино. Копию этой дарственной записи я обнаружил после смерти отца в документах, хранившихся в его письменном столе. Она находилась у меня вплоть до блокады Ленинграда (1941-[19]45 гг.), где и пропала вместе со всеми нашими вещами, документами, книгами и прочим имуществом нашей квартиры.



Слева Антонина Петровна, перед ней Таня, правее Маша, Лиза и Сергей, справа - Лев Львович Пушкин. Гостиная (двухсветный зал) в Давыдково.

В деревне Козино проживал племянник Аксиньи Семеновны с женой и детьми. С ними жила его сестра Мария Николаевна, ежегодно навещавшая свою тетушку и подолгу гостившая у нас. Сын двоюродной сестры Аксиньи Семеновны был известный русский революционер Сергей Нечаев (7), узник Алексеевского равелина.

Я помню, как незадолго до смерти Аксиньи Семеновны мой отец читал ей вслух из журнала «Былое» воспоминания о С. Г. Нечаеве во время его заключения в крепости, о его письме к царю, писанном им пальцем и своей кровью. Старушка слушала, заливаясь слезами. Умерла она летом 1907 года у себя на родине в д[еревне] Козино, куда перед кончиной, почувствовав себя плохо, попросила ее отправить, простившись со всеми нами со слезами. Похоронена она в селе Троицком Буйского уезда. На ее похороны выезжал мой отец, очень ее любивший и долго о ней горевавший. Мы, дети, звали ее «баба-Синя». Она у нас была как член семьи, но только никак не соглашалась, несмотря на уговоры моей мамы, сидеть с нами за одним столом, а питалась всегда в своей отдельной маленькой комнатке. Я хорошо помню ее - полную невысокую старушку, одетую в темную широкую кофту и длинную до полу юбку, ее передник с золотистыми петухами в его нижней части, платок, повязанный по-старушечьи на голове и добрые морщинистые руки, всегда ласкавшие нас, детей. Портрет бабы-Сини висит и сейчас над моей кроватью в Карташевке. А ее маленький никелированный самоварчик хранится у моей сестры, как память о бабе-Сине.

________________________________________________________

(7) Нечаев Сергей Геннадиевич (1847-1882), нигилист и революционер, лидер «Народной расправы», автор радикального «Катехизиса революционера», осужден за убийство студента Иванова, умер в заключении.

________________________________________________________

После моего рождения мои родители прожили в Костроме немного более года, как решили перебраться на постоянное житье в усадьбу отца, находящуюся в тридцати восьми верстах от города (усадьба Давыдково Костромского уезда). Это решение не было внезапным. С одной стороны, и отца, и мать всегда тяготила городская жизнь с ее суетой, основной же причиной была всегдашняя мечта отца быть помощником в тяжелых условиях жизни крестьянства и защитником его прав, так часто утесняемых всеми, кто бы с ними ни сталкивался. Хотя отец и не застал эпохи крепостничества, так как родился в 1861 году, но пережитки и следствия этой эпохи наблюдал всю свою жизнь. Он, между прочим, считал, что «Положение о земских начальниках» - явление положительное, но только при условии, что исполнять его будут люди с подходящим для этого образом мышления, а не случайный народ, быстро вырождающийся в чиновников бюрократического пошиба. Он также хорошо видел и знал, что большая часть земских начальников относится как раз к этой последней категории и тем самым, вместо защитников интересов крестьянства, представляет собой типичное его начальство, которого у крестьян и без них достаточно, начиная с урядника, станового пристава, исправника и т.п. Исходя из этих размышлений, отцу и казалось, что долг каждого интеллигентного человека, честно желающего принести пользу народу, хорошо с ним знакомого и знающего как положительные, так и отрицательные условия жизни крестьян - идти на эту работу, и быть, по возможности, помощником и, главное, заступником своих обделённых в [18]61-м году младших братьев. Вот этот образ мыслей моего отца и был основной причиной перемены его работы в ущерб и служебному положению, и личному заработку (должность члена губернской управы по своему общественному положению, кругу обязанностей и служебной деятельности была, конечно, не сравнима с должностью участкового земского начальника, которых в каждом уезде было счетом 5-6, а в Костромской губернии было 12 уездов. Зарплата члена губернской управы более чем вдвое была выше жалования земского начальника. Мой отец неожиданно скончался в 1910 году, когда мне было около 10 лет, почему все написанное мною выше я узнал как из разговоров с моей матерью, так и от ее брата Г. П. Ротаста, бывшего не только шурином моего отца, но и близким ему другом и единомышленником, несмотря на разницу с ним в возрасте на 15-20 лет.

Я же при всей моей сыновней любви к отцу, будучи ребенком, хоть и не по летам развитым, конечно, не мог беседовать с отцом на такие серьезные темы. Своей новой работе отец, по-видимому, отдавал все свои силы, уменье и знания деревенской жизни народа, так как очень быстро завоевал такую популярность в народе, что зачастую на его совет приезжали люди из соседних с ним участков.

Прежде чем говорить о моем детстве в Давыдкове, скажу о самой усадьбе.



Имение Давыдково. Общий вид. Ок. 1907 г.Личный архив Пушкиных (СПб.).

Сельцо Давыдково по площади земельных угодий составляло всего 78 десятин, в числе которых было 18 дес[ятин] пашни и 6-7 дес[ятин] покосу. Остальная площадь была под лесом. К Давыдкову примыкала лесная же пустошь Горы площадью 22 десятины. Таким образом, всего в одной меже земельные угодья составляли около 100 десятин. В 8 верстах от усадьбы Давыдково была обширная лесная пустошь Бор Боровиково, принадлежавшая моему деду и еще при его жизни распроданная им на снос. Часть этих обширных вырубок общей площадью 400 с небольшим десятин также принадлежала отцу и составляла его земельный ценз для службы в земской управе (если не ошибаюсь, ценз для губернской управы в Костроме состоял из 500 десятин земли). Эта пустошь представляла собой заболоченные вырубки, заросшие молодой сфагновой сосной IV и V бонитета (8).

_____________________________________________________

(8) Бонитет леса - показатель его потенциальной продуктивности; к IV и V классам относятся леса с низкой продуктивностью.

_____________________________________________________

Усадьба Давыдково ко времени приезда туда нашей семьи была распланирована следующим образом:

Дом и по его бокам два деревянных здания с башенками посредине крыши, украшенными шпилями с флюгерами, были отделены от двора с его



Имение Давыдково. Общий вид. Ок. 1907 г.Личный архив Пушкиных (СПб.).

службами живой изгородью из подстриженных елок вперемежку с колючим кратегусом (9). Эта изгородь имела полукруглую форму и была снабжена воротами в виде кирпичных столбов с одного края, а посередине - напротив парадного крыльца дома - деревянной калиткой.

Здание с флюгером на запад от дома было амбаром, на восток - кладовой.

Перед парадным подъездом дома сплошным овальным кругом росли кусты белых роз. Посредине их рос большой серебристый тополь со спиленной верхней частью ствола и подстриженной кроной. По бокам розария росли 2 высокие старые лиственницы.

________________________________________________________

(9) Кратегус (Crataegus) - латинское название боярышника.

________________________________________________________

За живой изгородью посредине двора был вырытый в форме рыбы (карася) пруд; за прудом направо (если смотреть от дома) был флигель, где помещалась канцелярия отца и было жилое помещение для его письмоводителя. К востоку от флигеля в углу двора стоял каменный каретный сарай. Прямо за прудом были каменные въездные ворота и к западу длинное каменное здание конного и скотного двора с людской избой посредине. Посредине крыши этого здания была такая же башня с высоким шпилем, как и на амбаре и кладовой, но без флюгера. К югу от дома шел цветник, сад и огород под уклон, который спускался в довольно глубокую долину ручья под названием Камешник.

По обеим сторонам цветника и огорода были аллеи старых лип с дубами и кленами вперемежку. Вся территория усадьбы - двор, сад, цветник, огород - была обнесена сплошным прекрасным высоким частоколом на массивных деревянных столбах. Узкая долина ручья Камешника с небольшими сенокосными лужайками на противоположной от усадьбы стороне ограничивалась крутой холмистой грядой, поросшей спелым смешанным лесом. Эта гряда являлась водоразделом между ручьем - Камешником и речкой Воршей, в которую этот ручей и впадал. Она, вместе с сенокосными лужайками по Камешнику и Ворше и носила название пустоши Горы.

Из окон дома, расположенных к югу, а также с веранды II этажа открывался вид на цветниковые клумбы с окружающими их песчаными дорожками, по бокам которых были обширные заросли сирени. В левой стороне от них до липовой аллеи пространство было засажено яблонями, в правой стоял столб «гигантских шагов» и далее до липовой аллеи яблони. Ниже шла дорожка вниз по склону к Камешнику, по обеим сторонам которой тянулись гряды огорода, обсаженные вокруг шпалерами ягодных кустов - крыжовника и смородин разных сортов. Ниже гряд было несколько яблонь, и у самого частокола заросли вишен и коринки (10). За частоколом под горой открывалась долина Камешника, а за ним высоко кудрявились рощи Гор. За ними речка Ворша с ее омутинками, тихими плесами, чередующимися с каменистыми порогами-перекатами, отграничивала с южной стороны угодья усадьбы Давыдково. На левом ее берегу простирались поля соседних деревень Котова и Подольнова.

_______________________________________________________

(10) Коринка - разновидность винограда.

_______________________________________________________

Если смотреть из дома на сад и Горы, то с правой стороны сада за частоколом шла дорога на колодец, из которого возили воду в дубовой бочке с медным краном в днище, укрепленной на колесной двуколке с оглоблями для конной запряжки. Колодец был устроен на родничке, бившем из горы за садом на спуске в долину ручья Камешника. Рядом с водовозной дорогой с ее правой стороны (с левой шел частокол сада) и параллельно ей спускался к Камешнику глубокий овраг, на крутом берегу которого стояла громадная ель. На восточной стороне ее я еще застал прибитый к ее стволу обломок доски с еле заметными иероглифами арабских букв, написанными черной краской. Вот, что рассказал об этом мне мой отец, когда мне было лет 7 или 8. В пятидесятых годах прошлого столетия дед мой Лев Александрович купил пленного осетина себе в качестве егеря на правах крепостного. Звали его Хан-Баба́. Хан-Баба был помещен в Давыдкове и сопровождал деда на его охотах - носил за ним ягдташ (11), пороховницу и кожаный с двумя отделениями с медными горловинами несессер с дробью двух сортов. Все эти охотничьи принадлежности тех времен я видел сам, они хранились в кабинете отца. На ели, о которой я говорил выше, Хан-Баба прибил доску с изречениями из Корана, куда и уходил каждое утро молиться, как праведный магометанин.

_______________________________________________________

(11) Ягдташ - охотничья сумка для дичи.

_______________________________________________________

Мой дед был типичный представитель тогдашнего барства, любивший подшутить над своими дворовыми подчас довольно жестокими шутками. Так случилось и с Ханом-Баба. Дед где-то вычитал, что можно ловить ворон и сорок посредством так называемого «птичьего клея», который получается сплавом канифоли с касторовым маслом и представляет очень вязкую массу цветом и консистенцией близкую к жидкому пчелиному меду. Для ловли птиц надо сделать из бумаги конус размерами равными голове птицы, которую хотят поймать. На дно конуса кладут приманку в виде куска мяса или хлеба, а внутренние края конуса смазывают птичьим клеем. Приготовленные таким образом конусы ставят в снег, и когда ворона или сорока клюнет приманку, ее голова будет облеплена конусом, после чего ее нетрудно поймать руками. Так вот, в одно прекрасное зимнее утро дед в кухне на плите решил изготовить себе птичьего клея и сварил его, помешивая ложкой в кастрюле. Остуженную медообразную массу дед налил в стеклянную банку, любуясь ей на свет. В это время в кухню входит Хан-Баба и становится в почтительной позе у порога. Дед, обращаясь к нему, спрашивает: «Хан-Баба, хочешь меда? Открывай рот!» и полную ложку птичьего клея сует ему в открытый рот. Бедняк, закрыв рот, открыть его сразу уже не мог. Поняв насмешку, он быстро вышел и в течение двух дней пропадал неизвестно где. На третий день он явился к деду, встал перед ним на колени и сказал: «Прости меня, что я забыл, что ты мой господин и осмелился на тебя рассердиться». По настоянию моей бабушки Елизаветы Григорьевны Хан-Баба был после этого случая немедленно отпущен на родину, тем более, что к этому времени Кавказ был покорен (или почти покорен). Я до сих пор помню возмущенный голос папы, рассказывавшего мне этот эпизод из дедушкиной жизни в Давыдкове, и его слова: «Какое счастье, что мы с тобой живем в такое время, когда нет постыдного отношения между людьми. Помни всегда, что все люди равны, и только старайся относиться к ним деликатно и старайся помочь в чем-нибудь». Я скажу ниже о моем отце подробнее, когда коснусь его семьи и его молодых лет, откуда будет видно формирование его личности и убеждений.

Возвращаюсь к описанию усадьбы Давыдково. За оврагом и елью Хана-Баба был так называемый Старый сад. Дело в том, что дом в усадьбе, в котором прошло мое детство, был построен дедом в 1876 году. Эта дата была выбита обойными гвоздями с белыми фарфоровыми головками на внутренней стороне двери парадного крыльца дома, почему эта дата мною хорошо запомнилась. До его постройки дед с бабушкой жили в старом деревянном одноэтажном с антресолями доме, находящемся в «Старом саду» за оврагом. На его месте я застал только большие гранитные валуны, служившие когда-то его фундаментом. Против старого дома был насыпан большой курган с канавой вокруг его основания и маленькой чугунной пушкой на деревянном лафете, стоявшей на вершине кургана. Из пушки стреляли в Новый год и в семейные праздники. Когда моему отцу было 2 или 3 года пушку при выстреле разорвало, но человеческих жертв при этом не произошло. Курган носил название «батареи» и в мое время весь зарос малинником и крапивой. Рядом с батареей был курган поменьше с провалившейся внутрь серединой. Это был при дедушке искусственный грот с гипсовыми статуями внутри, обломки которых в виде белых черепков находил там и я в детстве. За батареей стоял большой старый сибирский кедр с широкой кроной, через год бывавшей усыпанной крупными шишками, полными орехов. Для их сбора приносили длинную легкую лестницу (примерно метра 4-5 высотой), по которой добирались до нижних сучьев и дальше до вершины уже по сучьям. Длинной легкой палкой забравшийся сбивал с концов сучьев шишки, а мы их подбирали в корзинки и ссыпали в большой мешок. В новом саду около площадки с «гигантскими шагами» стоял более молодой кедр, шишки с которого было собирать проще, т[ак] к[ак] до нижних сучьев можно было добраться, вставши на находившуюся под ним скамью.

По краям старого сада были обширные заросли орешника-лещины, обильно плодоносящих каждую осень.

За кедром и орешниками старый сад переходил в лес, в котором все аллеи так заросли молодым ельником, что их с трудом было можно различить, если буквально продраться в средину еловой заросли. Лесистая часть старого сада смыкалась с небольшой рощей спелого смешанного леса, выходящей на лужайки поймы речки Ворши и носящей название Ендова. Эта роща - елово-сосново-березовая - спускаясь отлого к пойме речки Ворши, была на редкость живописна с ее лесными дорожками и тропинками. Сам древостой Ендовы был в возрасте полной спелости (VI - VIIкл[асс]) и высокой производительности (Iкл[асс] б[оните]та) (12). Ендова, Горы и речка Ворша с покосными лужайками находились на южных границах усадьбы.

Ендова, как и Горы, при жизни моего отца и после его смерти вплоть до Октябрьской революции были у нас как бы заповедными рощами. Никаких рубок в них не производилось. Дрова для нужд усадьбы заготовлялись в березняках, находящихся за полями. Равным образом и строевой лес, по мере его надобности, росший небольшими куртинами (13) на крайней северной границе земельного участка.

_______________________________________________________

(12) См. прим. 7.

(13) Куртина - группа деревьев одной породы в смешанном лесу.

_______________________________________________________

На западе земли усадьбы Давыдково граничили с землями усадьбы Василёво (имение было князей Шаховских, перешедшее по наследству Н. Г. Львову и в 1906-[190]7 годах проданное им инженеру Ф. П. Сергееву). На севере граничили с землями хутора Новоселки, а на востоке с землями небольшой (9 домохозяйств) деревни Малое Давыдково.

В 1852 году умер брат моего деда Николай Александрович Пушкин, владевший имением Новинки Кинешемского уезда Костромской губернии. После его смерти дед унаследовал Новинки, куда вскоре и переехала на постоянное жительство его семья. Давыдково после этого захирело. И лишь в 70-х годах прошлого столетия дед, неофициально бросив семью в Новинках, уехал с гувернанткой своих младших детей жить в Давыдково, выстроив там новый трехэтажный дом. В силу этой семейной драмы Давыдково, естественно, не пользовалось симпатией ни у одного из детей моего деда и после его смерти по разделу досталось его самому младшему сыну - моему отцу.

До своей свадьбы (1899 г.) отец почти не бывал в Давыдкове, и только женившись и найдя в моей матери человека одинаковых со своими убеждений и вкусов, приступил к капитальному ремонту нового Давыдковского дома, готовя его для постоянного жительства со своей семьей.

Капитальный ремонт - собственно, отделка внешняя и внутренняя - состояли в том, что тесовую крышу с резными петухами и конскими головами по ее гребню сменили на обычную железную. Все резные украшения в псевдорусском вкусе были удалены за исключением резных бордюров и наличников на окнах и балконных дверях. Второй и третий этажи были обшиты снаружи вагонкой, выкрашенной в коричнево-кирпичный цвет (первый этаж дома был каменный). Внутренность дома была оштукатурена (стены и потолки), все стены оклеены добротными обоями, и все голландские печи в нем были переложены таким образом, что их топки остались только в I-м и II-м этажах, а выше были только духовые и жаровые душники. Все печи были покрыты крупными изразцами, топки снабжены чугунными дверцами художественного литья. Кроме печей были 3 камина изразцовые с чугунными литыми топками и надкаминными полками и зеркалами.



Дом в усадьбе Давыдково, перестроенный Львом Львовичем Пушкиным. КонецXIX - начало XX в. Публикуется впервые. Личный архив Пушкиных (СПб.).

Таким образом, дом, приведенный моим отцом в порядок, представлял собой очень теплый, светлый особняк с двухсветным залом посредине. С северной стороны дома было парадное крыльцо с четырьмя массивными колоннами, на которых покоились 2 балкона на II-м и III-м этажах.К западному фасаду примыкало рубленое «черное» крыльцо с сенями, и стояла пожарная деревянная лестница на крышу дома. На южной стороне, также на четырех массивных колоннах, на II-м этаже был открытый балкон с широкой лестницей в сад, расходящейся с площадки на два марша. Но этот балкон отец вскоре переделал на закрытую застекленную веранду, разобрав лестницу совсем.

Внутреннее расположение дома было удобно и уютно для одной семьи.

В первом этаже была кухня с комнатой для кухарки, широкий коридор с широкой лестницей на II этаж, против парадной двери. Из коридора был вход в большую комнату для приезжающих гостей с итальянским (тройным) окном в сад (под верандой); теплая уборная в конце коридора; проходная комната с второй лестницей на II этаж, выходящей в столовую (на II этаже). Из проходной была дверь в небольшую комнату бабы-Сини (а после ее смерти там жили няни) и обитая войлоком и клеенкой дверь в кладовую для продуктов. Парадная лестница на II этаж приводила в большую прихожую, из которой был выход на балкон (над парадным крыльцом), напротив которого были массивные двустворчатые двери в двусветный зал, а прямо против лестницы в бывшую ванную комнату. В ней при дедушке стояла ванная, а при отце ее не было, а в комнате помещались наши гувернантки. Из этой же прихожей винтовая лестница вела в III этаж на хоры, выходящие в зал. На хорах был выход на балкон III этажа (над парадным крыльцом), против которого стоял старинный орган с мехами и множеством деревянных труб внутри. Привод его был ручной. Из зала во II этаже прямо против прихожей был выход на веранду, на восточной стороне были двери в столовую, на западной - двери в кабинет отца и арка без дверей в гостиную. На III этаже по сторонам хор были по 2 комнаты с каждой стороны - на восточной стороне спальни родителей, на западной - 2 детских спальни.



Усадебный дом в имении Давыдково, перестроенный Л. Л. Пушкиным. Конец XIX - начало XX в. Публикуется впервые. Личный архив Пушкиных (СПб.).

Камины были в зале, в отцовском кабинете и внизу в большой комнате для приезжающих. С потолка залы свешивалась чугунная старинная лампа с двумя светильниками с стеклянными абажурами-шарами. Обстановку дедовскую всю вынесли на чердаки, а новой из городской квартиры обставили весь дом заново.

Такова была усадьба Давыдково ко времени переезда туда моих родителей.

Продолжение следует. 

XX век, 1900-е, архивы, дворянство, XIX век, история России, мемуары, дореволюционные фотографии, текст, семейный архив, документы

Previous post Next post
Up