"Пеллеас и Мелисанда"
редкий для меня случай неприятия постановщика за «отход от текста». Я, как правило, всегда за режиссеров в любом споре.
К тому же в опере должен быть предъявлен разрыв между - чем и чем? буржуазностью жанра и современным восприятием, наверно. Невозможно же безнаказанно растворяться во всем этом смертельном jouissance. Нужно выставить критическую дистанцию.
Но в данном случае очень жаль утерянной сути. «Пеллеас и Мелисанда» - такая сенсуальная вещь. Это не только в музыке, это даже в голом либретто чувствуется. Таинственная лесная сень, листва, ночная влага в воздухе, близкое, но невидимое море, тьма, блуждающие огни. Загадочный разрыв в возрасте между персонажами: древние старики и совсем или почти дети (и при этом все пропитано эротикой). Мотив слепоты, когда герои блуждают рядом, не видя друг друга. Или наоборот видят то, что не должны. Странная, очень красивая метерлинковская пиеса.
Но вместо этих стихий сцену заполняет структура-трансформер. Лес из жутко бликующих металлических трубок, замок из рифленого железа, лестницы, сетки, быстро меняющиеся местами блоки. Все очень эффектно, холодноватый технологический ажур. Но откуда взялся жесткий каркас в пиесе, которая суть переливы бесформенных стихий, где все течет, веет и дышит? Непонятно. Сценография - универсальная конструкция, независимая от предмета, ее легко приставить к любому материалу.
Кстати, после антракта, когда зрительское внимание перестали перехватывать аттракционами со скольжением декораций, кажется, и петь стали лучше. Являлись даже мысли о том, что недурно бы в концертном исполнении, да…
Хлопали больше всего Минковскому и это правильно.
Не знаю. Может быть, надо в этом родиться и отсмотреть за жизнь с десяток «пеллеасов и мелисанд», чтобы все обрыдло и захотелось выпустить на сцену Мелисанду, бритую наголо, в конце-то концов.
К тому же в опере должен быть предъявлен разрыв между - чем и чем? буржуазностью жанра и современным восприятием, наверно. Невозможно же безнаказанно растворяться во всем этом смертельном jouissance. Нужно выставить критическую дистанцию.
Но в данном случае очень жаль утерянной сути. «Пеллеас и Мелисанда» - такая сенсуальная вещь. Это не только в музыке, это даже в голом либретто чувствуется. Таинственная лесная сень, листва, ночная влага в воздухе, близкое, но невидимое море, тьма, блуждающие огни. Загадочный разрыв в возрасте между персонажами: древние старики и совсем или почти дети (и при этом все пропитано эротикой). Мотив слепоты, когда герои блуждают рядом, не видя друг друга. Или наоборот видят то, что не должны. Странная, очень красивая метерлинковская пиеса.
Но вместо этих стихий сцену заполняет структура-трансформер. Лес из жутко бликующих металлических трубок, замок из рифленого железа, лестницы, сетки, быстро меняющиеся местами блоки. Все очень эффектно, холодноватый технологический ажур. Но откуда взялся жесткий каркас в пиесе, которая суть переливы бесформенных стихий, где все течет, веет и дышит? Непонятно. Сценография - универсальная конструкция, независимая от предмета, ее легко приставить к любому материалу.
Кстати, после антракта, когда зрительское внимание перестали перехватывать аттракционами со скольжением декораций, кажется, и петь стали лучше. Являлись даже мысли о том, что недурно бы в концертном исполнении, да…
Хлопали больше всего Минковскому и это правильно.
Не знаю. Может быть, надо в этом родиться и отсмотреть за жизнь с десяток «пеллеасов и мелисанд», чтобы все обрыдло и захотелось выпустить на сцену Мелисанду, бритую наголо, в конце-то концов.