Что мы покупаем?
Прочитал недавно пост известного «левого» блогера anlazz (Антон Лазарев) о книжном дефиците (https://anlazz.livejournal.com/). Этот пост был ответом на пост правого блогера Олега Макаренко, известного ранее как Фритцморген (https://olegmakarenko.ru/2001605.html) о книжном дефиците в позднем СССР.
Считаю, что в этом заочном споре мы можем увидеть весьма занимательный кейс, демонстрирующий слабость проработки некоторых понятий политической экономии, и в частности - понятия потребительной стоимости.
Можно сказать, что все эти рассуждения о природе стоимости - философские упражнения, не имеющие отношения к практике. Вот только не нужно забывать, что нет ничего лучше для практики, чем хорошая теория. Уверен, что проблемы позднего СССР случились ровно потому, что была закрыта политэкономическая дискуссия о механизмах и процессах социалистической и коммунистической экономики.
Известно, что дефицит и инфляция - это две различные формы проявления одной и той же проблемы, а именно - ситуации, в которой спрос существенно выше предложения, когда производство не поспевает за спросом. Когда дефицит временный - ничего страшного, но когда он становится постоянным, и ассортимент дефицитных товаров постоянно увеличивается, это говорит о том, что экономика больна. Экономика позднего советского союза была серьезно больна и болезни прогрессировали.
Anlazz факт дефицита не отрицает, но утверждает, что в РСФСР печатали много книг, был какой-то невероятный спрос на книги, а сейчас просто мало кто читает. Цитата:
«Другое дело - то, с чем этот дефицит был связан? Антисоветчики уверяют, что с тем, что книг печаталось недостаточно? В принципе, можно сказать, что да. Но только в принципе, поскольку есть одна тонкость, которая полностью все меняет. И состоит она в том, что - если брать ту же РСФСР - то общий тираж книжной продукции, выпускаемой в том же 1989 году составлял 1700 млн. экземпляров. (По данным статсборника за 1989 год.) Для сравнения можно привести данные по «новой России»: скажем, в 2003 году было напечатано. 702 млн. экземпляров. (По данным Книжной палаты) А, скажем, 2016 - 213 миллионов экземпляров книг. То есть, даже в «сверхблагополучных» для российских книжных издательств 2000 годах книг печаталось более, чем в 2 раза меньше, нежели в советское время. А в конце 2010 - меньше в 8 (!) раз.» Конец цитаты.
Граждане в комментариях совершенно справедливо с цифрами и фактами на руках показывают, что печатали в основном никому не нужный хлам и специальную литературу (действительно нужную, но и дефицита в ней не было).
Вот типичный комментарий:
«Книг по количеству в СССР печаталось предостаточно, на всех хватало.
Важно - что было написано в этих книгах.
Миллионные тиражи издавались всякой муры: жизнеописания генсеков, коммунистической писанины, третьесортной бесконечной "прозы про войну или советскую деревню".
Сейчас же качественной литературы - сколько угодно. Возможно вы не в курсе, но бумажные книги давно никто почти не читает.
Закачать же любую книгу в телефон или ноут и спокойно ее читать - дело 2 минут. И в книжный магазин ходить не надо.
Поэтому печатные тиражи и маленькие, а будут еще меньше.
Просто никому и в голову не придет идти в книжный за увесистым томиком, читать со смартфона куда удобнее.» Конец цитаты.
Что же мы на самом деле покупаем, когда покупаем книгу? Бумажный носитель или содержащуюся в нём историю или полезные сведения? Потребительная стоимость всегда конкретна. Потребителю нужна не какая-нибудь книга, а книга с конкретным содержимым. Люди готовы заплатить за интересную историю или полезные сведения. Другими словами конечные потребители готовы платить за конкретные потребительские качества товара. Рыночная экономика при всех её недостатках и внутренних противоречиях решает вопрос потребительной стоимости автоматически (по крайней мере делает это в теории). Поэтому политэкономы-«рыночники», упомянув для проформы о существовании потребительной стоимости, сразу переходили к анализу меновой стоимости. Адам Смит имел право на такой ход, поскольку считал, что никому не нужные товары просто не выгодно производить.
Тотальная плановая экономика советского союза не имела права отбросить вопрос потребительной стоимости как решаемый автоматически, поскольку в плановой экономике он сам собой не решается. Рыночный обмен был замещен механизмом сбыта продукции, но в этом механизме следовало предусмотреть нормальную реализацию потребительной стоимости. Производили разного добра в позднем советском союзе действительно много, но вопрос потребительских качеств товаров в контуре «предприятия для потребителей» стоял остро.
Мышление, демонстрируемое анлазз-ом, типично, к сожалению, для большинства догматиков-марксистов. Вместо того, чтобы разбираться с объективными причинами краха советской экономики позднего периода, с процессами и механизмами этой экономики, они будут утверждать, что в целом всё было хорошо, но подвели проклятые предатели.