Про мораль
Я думаю, что у каждого, после лет так 22-23 есть такая проблема...
Мы обрастаем вещами. Людьми. Животными. И прочим. Ну то есть в семнадцать тебе необходим рюкзак с запасными трусами и немножко денег на билет. И ты можешь ехать куда угодно. И там с ходу устроиться на любую работу, потому что тебя не ограничивает какой-то определенный снобизм (продавец-консультант?! Я?!). Когда тебе перестает нравиться работа, люди, город ты кидаешь в тот же рюкзак трусы, подхватываешься и едешь на вокзал. Снова мотать эту ленту железной дороги.
И вдруг случается что-то такое, что заставляет тебя сунуть рюкзак на антресоль. Среди череды случайных знакомств вдруг выскакивает любовь, или находится любимая работа, или квартира, в которой ты прижился, да что угодно. Основательно поерзав задницей устаканиваешься: квартира, бытовая техника, вполне возможно, что домашние животные и прочее, за что ты несешь, о божечки, ответственность. Все меньше места остается каким-то легким безумствам, все больше времени уделяется прихорашиванию себя, своего места жительства, окружению, взрослым решениям и покупке кухонного комбайна. Откладыванию денег.
И постепенно из памяти стираются весело-голодные деньки, когда до рассвета скачешь козой, а с утра тащишь себя на работу.
Когда ты действительно не знаешь, где и с кем ты встретишь утро следующего дня.
Когда нет временных и финансовых рамок, потому что время стремительно улетает, а денег и так особенно никогда не было, но почему-то заботило это меньше всего.
Никто не говорит, что это плохо. Распиздяйское время на то и дано, чтобы потом, в сорок лет, не нацепить на целлюлит кожаные штаны и не пойти по кабакам, снимая всех подряд.
Но отчего же так тошно? Отчего же такое гнетущее состояние ответственности не только за свою задницу, но и за некоторые другие задницы и вещи. Спонтанность действий порождает огромное количество проблем, хотя в твоих действиях нет ничего предосудительного.
Ты просто хочешь уехать. Бросить все и свалить. Но за штаны цепляются обязательства, нужды...
Теперь становится примерно понятно, что чувствует воздушный змей, когда к нему привязали веревочку.
Мы обрастаем вещами. Людьми. Животными. И прочим. Ну то есть в семнадцать тебе необходим рюкзак с запасными трусами и немножко денег на билет. И ты можешь ехать куда угодно. И там с ходу устроиться на любую работу, потому что тебя не ограничивает какой-то определенный снобизм (продавец-консультант?! Я?!). Когда тебе перестает нравиться работа, люди, город ты кидаешь в тот же рюкзак трусы, подхватываешься и едешь на вокзал. Снова мотать эту ленту железной дороги.
И вдруг случается что-то такое, что заставляет тебя сунуть рюкзак на антресоль. Среди череды случайных знакомств вдруг выскакивает любовь, или находится любимая работа, или квартира, в которой ты прижился, да что угодно. Основательно поерзав задницей устаканиваешься: квартира, бытовая техника, вполне возможно, что домашние животные и прочее, за что ты несешь, о божечки, ответственность. Все меньше места остается каким-то легким безумствам, все больше времени уделяется прихорашиванию себя, своего места жительства, окружению, взрослым решениям и покупке кухонного комбайна. Откладыванию денег.
И постепенно из памяти стираются весело-голодные деньки, когда до рассвета скачешь козой, а с утра тащишь себя на работу.
Когда ты действительно не знаешь, где и с кем ты встретишь утро следующего дня.
Когда нет временных и финансовых рамок, потому что время стремительно улетает, а денег и так особенно никогда не было, но почему-то заботило это меньше всего.
Никто не говорит, что это плохо. Распиздяйское время на то и дано, чтобы потом, в сорок лет, не нацепить на целлюлит кожаные штаны и не пойти по кабакам, снимая всех подряд.
Но отчего же так тошно? Отчего же такое гнетущее состояние ответственности не только за свою задницу, но и за некоторые другие задницы и вещи. Спонтанность действий порождает огромное количество проблем, хотя в твоих действиях нет ничего предосудительного.
Ты просто хочешь уехать. Бросить все и свалить. Но за штаны цепляются обязательства, нужды...
Теперь становится примерно понятно, что чувствует воздушный змей, когда к нему привязали веревочку.