Мрачняковая миниатюра
Вслед за Викой выкладываю и свою мрачняковую миниатюру с конкурса, где ее вместе со всеми остальными сочли слабой)
Вообще я люблю писать, так что надеюсь, скоро еще чем-нибудь порадую (или наоборот, хе-хе).
А пока мрачная девочка и давняя, не дававшая покоя, идея с детской психиатрической больницей.
В тумане
- Ты когда-нибудь видела, как умирают тени?
Бескровные губы Линетт искажались в гримасе - Тереза не сразу понимала, что это улыбка. Улыбка, которая и сама выглядела, как тень.
- Для тебя пели призраки? - продолжала Линетт. - Ты прислушивалась к их словам? Они поют о любви. И о смерти. О том, что нет ничего бесконечного.
Ни в одной ночи нет тишины. Она всегда наполнена шорохами, шелестами и вздохами. Так и клиника Рейвенвуда даже ночью, когда все пациенты оказывались надежно заперты за белыми дверьми, вовсе не погружалась во мрак и темноту. Тускло горели лампы над столами дежурных и в коридорах, экономя электричество. Шуршали на нижнем этаже крысы. Поскрипывал то там, то здесь, старый пол здания.
А этой ночью к звукам Рейвенвуда прибавился нескончаемый шелест дождя по окнам и стенам. Иногда же, после особо сильных порывов ветра, ветки стоящих рядом с обшарпанными стенами больницы деревьев царапались в окна, заставляя маленьких пациентов просыпаться и в страхе смотреть на забранные решетками стекла.
Только в дальнем конце здания еще оставались припозднившиеся гости.
- Вы же понимаете, мистер и миссис Аддерли, что режим посещения нарушать ни в коем случае нельзя, - доктор Этфорд поправил сползшие к кончику носа очки. - Оставляя здесь свою дочь, вы соглашаетесь навещать ее только раз в неделю, в воскресенье. Разумеется, пока не будет наблюдаться улучшение.
- Разумеется, доктор, мы понимаем.
Ричард Этфорд больше восьми лет провел в Рейвенвуде, а четыре года руководил этим местом. Он видел сотни подобных родителей и знал, что первые месяцы они будут исправно навещать дочь. Миссис Аддерли станет плакать и теребить в руках платочек, периодически прикладывая его к уголкам глаз. Мистер Аддерли останется стоять с непроницаемым выражением лица и плотно сжатыми губами. Он будет интересоваться у дочери удобно ли ей, хорошо ли ее кормят. И удовлетворяться ее односложными ответами и блуждающим взглядом, который если и видит что-то, то явно не родителей.
Однажды они не придут. А потом позвонят и, запинаясь, будут говорить, дескать, доктор Этфорд же понимает, им надо жить дальше, может быть, задуматься еще о детях, пока они молоды.
Конечно же, доктор Этфорд понимал. Уже сейчас, глядя на покрасневшие глаза миссис Аддерли и плотно сжатые губы мистера Аддерли знал то, о чем еще не подозревали они сами. Они привезли свою дочь не лечиться, они привезли ее сдать в детскую клинику для душевнобольных Рейвенвуда.
Доктор Этфорд видел множества таких родителей. Подписав необходимые бумаги, они даже толком не попрощались с дочерью - как же, они собирались исправно возвращаться. И дождаться, когда их дочь вылечат и ей самой захлопнут доступ к ее воображению.
Чмокнув на прощанье дочь, миссис Аддерли торопливо последовала за мужем, ожидавшим ее в дверях. Дежурный проводит их до выхода.
Переведя взгляд на молчавшую десятилетнюю девочку, доктор Этфорд вздохнул:
- Что ж, добро пожаловать, Тереза.
Тереза Аддерли всегда была странным ребенком. Собственную компанию она находила самой приятной и с удовольствием просиживала часы в одиночестве - точнее, вместе с голосами, слышать которые могла только она одна. Окружающий мир все меньше волновал ее.
Поэтому Рейвенвуд она восприняла как нечто само собой разумеющееся. Более того, здесь ей позволялось вдоволь быть наедине с собой, а другие маленькие пациенты, блуждающие в тумане выдаваемых таблеток, быстро перестали докучать ей.
Все, кроме Линнетт.
Та приходила обычно в сумерках. Усаживалась на подоконник, закрыв тщедушным тельцем решетку и вытертого плюшевого мишку, болтала ногами, рассуждая о кормежке, соседках и о том, как, оказывается, не страшно умирать.
- Мне кажется, я привидение, - заявляла она Тесс. - Давно умерла и теперь шатаюсь тут в одиночестве. Здорово, что ты меня видишь.
Линнетт и вправду исчезала, едва в поле зрения появлялись врачи. И хотя других детей она не смущалась, у Тесс не было желания уточнять, видят ли они Линнетт. Тесс всю жизнь слышала и видела то, что недоступно другим. И ее это устраивало.
Линнетт же показала, как по ночам можно открывать замок и выбираться из своей палаты. И гулять по клинике, наслаждаясь тишиной и шумом деревьев, обходя стороной мутные коридоры с едва заметным светом гудящих ламп.
Маленькие босые ножки шлепали по прохладному кафелю пола. Шлеп-шлеп. Обходили брошенные безумными пациентами игрушки. Тесс не ощущала холода. Голоса в ее голове привычно шептались, наполняя шелестом пустынные коридоры клиники, прикасаясь невесомыми руками к волосам девочки. Она могла прислушаться и разобрать каждый голос в отдельности, услышать хрупкие, словно пергаментные листы, слова. И истории, тоньше высушенных крыльев бабочек.
Тесс Аддерли впервые попросила лист бумаги, когда ей исполнилось четырнадцать. И это были первые слова, которые услышал от нее доктор Этфорд. Его удивление выдали только слегка приподнявшиеся брови, но он молча дал девушке стопку листов и ручку. Он даже не был уверен, что Тесс умеет писать.
Но она умела. Давний навык, память о котором всплыла сама собой. Стоило ручке коснуться шероховатой поверхности бумаги, как все голоса на миг замолкли. А потом над ухом Тесс раздался голос Линнетт:
- Расскажи, как кровь отделяется от тела и танцует собственный танец вокруг костей.
Тесс писала. Пока голоса нашептывали ей истории, она писала и писала, не обращая внимания, куда исчезают исписанные листы. Она продолжала писать, даже когда бумага заканчивалась. Слова скользили по гладким белым стенам, слова крошились вместе со штукатуркой, но Тесс не обращала внимания.
- Танцуй, куколка, танцуй, - шептала ей Линнетт, щекоча своим дыханием шею. И начинала хохотать и кружиться в танце вокруг Тесс.
Доктор Этфорд полусидел, привалившись спиной к рабочему столу, и смотрел на Тесс. На прошлой неделе ей исполнилось восемнадцать, и сегодня ее должны официально перевести в другую клинику, для взрослых. Где по коридорам не будут раскиданы игрушки, а к больным применяют куда более радикальные методы лечения. Где ничего не смогут сделать с болезнью Тесс - в этом доктор Этфорд не сомневался. И где она продолжит писать - на это он надеялся.
Тереза Аддерли превратилась в хорошенькую девушку с волнами густых каштановых волос, закрывающих лицо. Даже сейчас, сидя на стуле перед доктором Этфордом, она не поднимала головы от листов и продолжала писать. Вряд ли осознавая, где она, и что происходит.
В руках доктор Этфорд держал увесистый том “Мертвая голова”, на обложке которого значилось “Тереза Аддерли”. На этом настоял сам Этфорд, хотя издатели пытались было сопротивляться. Но он заявил, что даже если он собирал и редактировал истории, написанные его пациенткой, их автором является она сама. В итоге, издатели сочли, что полоумная писательница - это даже хорошо для рекламы.
Когда первая книга Тесс стала бестселлером, они поняли, что не прогадали.
- Что же мне с тобой делать, Тесс? - пробормотал доктор Этфорд.
Вместо ответа ему под ноги упал очередной исписанный лист.
Вздохнув, он позвал врачей, которые должны были доставить Тесс в ее новый дом - что ж, глава Хиллтопа знаком Этфорду еще по университету, он обещал пересылать все писательские творения новой пациентки. Доктор Этфорд надеялся, что так и будет.
Или может, она все-таки перестанет слышать голоса, поднимет однажды голову от листов и, тряхнув своими каштановыми волосами, спросит, наконец, сколько же времени она провела, блуждая в тумане.
- Ты когда-нибудь видела, как умирают тени?
Бескровные губы Линетт искажались в гримасе - Тереза не сразу понимала, что это улыбка. Улыбка, которая и сама выглядела, как тень.
- Для тебя пели призраки? - продолжала Линетт. - Ты прислушивалась к их словам? Они поют о любви. И о смерти. О том, что нет ничего бесконечного.
Взяв последний из упавших листов, доктор Этфорд в очередной раз увидел имя Линнетт О’Коннор. Постоянная героиня рассказов Тесс. Интересно, где она взяла это имя? Может, услышала от кого-то из врачей, и подсознание трансформировало ее в персонажа?
Доктор Этфорд знал одну Линнетт О’Коннор. Но она умерла в Рейвенвуде лет пятнадцать назад.
Вообще я люблю писать, так что надеюсь, скоро еще чем-нибудь порадую (или наоборот, хе-хе).
А пока мрачная девочка и давняя, не дававшая покоя, идея с детской психиатрической больницей.
В тумане
- Ты когда-нибудь видела, как умирают тени?
Бескровные губы Линетт искажались в гримасе - Тереза не сразу понимала, что это улыбка. Улыбка, которая и сама выглядела, как тень.
- Для тебя пели призраки? - продолжала Линетт. - Ты прислушивалась к их словам? Они поют о любви. И о смерти. О том, что нет ничего бесконечного.
Ни в одной ночи нет тишины. Она всегда наполнена шорохами, шелестами и вздохами. Так и клиника Рейвенвуда даже ночью, когда все пациенты оказывались надежно заперты за белыми дверьми, вовсе не погружалась во мрак и темноту. Тускло горели лампы над столами дежурных и в коридорах, экономя электричество. Шуршали на нижнем этаже крысы. Поскрипывал то там, то здесь, старый пол здания.
А этой ночью к звукам Рейвенвуда прибавился нескончаемый шелест дождя по окнам и стенам. Иногда же, после особо сильных порывов ветра, ветки стоящих рядом с обшарпанными стенами больницы деревьев царапались в окна, заставляя маленьких пациентов просыпаться и в страхе смотреть на забранные решетками стекла.
Только в дальнем конце здания еще оставались припозднившиеся гости.
- Вы же понимаете, мистер и миссис Аддерли, что режим посещения нарушать ни в коем случае нельзя, - доктор Этфорд поправил сползшие к кончику носа очки. - Оставляя здесь свою дочь, вы соглашаетесь навещать ее только раз в неделю, в воскресенье. Разумеется, пока не будет наблюдаться улучшение.
- Разумеется, доктор, мы понимаем.
Ричард Этфорд больше восьми лет провел в Рейвенвуде, а четыре года руководил этим местом. Он видел сотни подобных родителей и знал, что первые месяцы они будут исправно навещать дочь. Миссис Аддерли станет плакать и теребить в руках платочек, периодически прикладывая его к уголкам глаз. Мистер Аддерли останется стоять с непроницаемым выражением лица и плотно сжатыми губами. Он будет интересоваться у дочери удобно ли ей, хорошо ли ее кормят. И удовлетворяться ее односложными ответами и блуждающим взглядом, который если и видит что-то, то явно не родителей.
Однажды они не придут. А потом позвонят и, запинаясь, будут говорить, дескать, доктор Этфорд же понимает, им надо жить дальше, может быть, задуматься еще о детях, пока они молоды.
Конечно же, доктор Этфорд понимал. Уже сейчас, глядя на покрасневшие глаза миссис Аддерли и плотно сжатые губы мистера Аддерли знал то, о чем еще не подозревали они сами. Они привезли свою дочь не лечиться, они привезли ее сдать в детскую клинику для душевнобольных Рейвенвуда.
Доктор Этфорд видел множества таких родителей. Подписав необходимые бумаги, они даже толком не попрощались с дочерью - как же, они собирались исправно возвращаться. И дождаться, когда их дочь вылечат и ей самой захлопнут доступ к ее воображению.
Чмокнув на прощанье дочь, миссис Аддерли торопливо последовала за мужем, ожидавшим ее в дверях. Дежурный проводит их до выхода.
Переведя взгляд на молчавшую десятилетнюю девочку, доктор Этфорд вздохнул:
- Что ж, добро пожаловать, Тереза.
Тереза Аддерли всегда была странным ребенком. Собственную компанию она находила самой приятной и с удовольствием просиживала часы в одиночестве - точнее, вместе с голосами, слышать которые могла только она одна. Окружающий мир все меньше волновал ее.
Поэтому Рейвенвуд она восприняла как нечто само собой разумеющееся. Более того, здесь ей позволялось вдоволь быть наедине с собой, а другие маленькие пациенты, блуждающие в тумане выдаваемых таблеток, быстро перестали докучать ей.
Все, кроме Линнетт.
Та приходила обычно в сумерках. Усаживалась на подоконник, закрыв тщедушным тельцем решетку и вытертого плюшевого мишку, болтала ногами, рассуждая о кормежке, соседках и о том, как, оказывается, не страшно умирать.
- Мне кажется, я привидение, - заявляла она Тесс. - Давно умерла и теперь шатаюсь тут в одиночестве. Здорово, что ты меня видишь.
Линнетт и вправду исчезала, едва в поле зрения появлялись врачи. И хотя других детей она не смущалась, у Тесс не было желания уточнять, видят ли они Линнетт. Тесс всю жизнь слышала и видела то, что недоступно другим. И ее это устраивало.
Линнетт же показала, как по ночам можно открывать замок и выбираться из своей палаты. И гулять по клинике, наслаждаясь тишиной и шумом деревьев, обходя стороной мутные коридоры с едва заметным светом гудящих ламп.
Маленькие босые ножки шлепали по прохладному кафелю пола. Шлеп-шлеп. Обходили брошенные безумными пациентами игрушки. Тесс не ощущала холода. Голоса в ее голове привычно шептались, наполняя шелестом пустынные коридоры клиники, прикасаясь невесомыми руками к волосам девочки. Она могла прислушаться и разобрать каждый голос в отдельности, услышать хрупкие, словно пергаментные листы, слова. И истории, тоньше высушенных крыльев бабочек.
Тесс Аддерли впервые попросила лист бумаги, когда ей исполнилось четырнадцать. И это были первые слова, которые услышал от нее доктор Этфорд. Его удивление выдали только слегка приподнявшиеся брови, но он молча дал девушке стопку листов и ручку. Он даже не был уверен, что Тесс умеет писать.
Но она умела. Давний навык, память о котором всплыла сама собой. Стоило ручке коснуться шероховатой поверхности бумаги, как все голоса на миг замолкли. А потом над ухом Тесс раздался голос Линнетт:
- Расскажи, как кровь отделяется от тела и танцует собственный танец вокруг костей.
Тесс писала. Пока голоса нашептывали ей истории, она писала и писала, не обращая внимания, куда исчезают исписанные листы. Она продолжала писать, даже когда бумага заканчивалась. Слова скользили по гладким белым стенам, слова крошились вместе со штукатуркой, но Тесс не обращала внимания.
- Танцуй, куколка, танцуй, - шептала ей Линнетт, щекоча своим дыханием шею. И начинала хохотать и кружиться в танце вокруг Тесс.
Доктор Этфорд полусидел, привалившись спиной к рабочему столу, и смотрел на Тесс. На прошлой неделе ей исполнилось восемнадцать, и сегодня ее должны официально перевести в другую клинику, для взрослых. Где по коридорам не будут раскиданы игрушки, а к больным применяют куда более радикальные методы лечения. Где ничего не смогут сделать с болезнью Тесс - в этом доктор Этфорд не сомневался. И где она продолжит писать - на это он надеялся.
Тереза Аддерли превратилась в хорошенькую девушку с волнами густых каштановых волос, закрывающих лицо. Даже сейчас, сидя на стуле перед доктором Этфордом, она не поднимала головы от листов и продолжала писать. Вряд ли осознавая, где она, и что происходит.
В руках доктор Этфорд держал увесистый том “Мертвая голова”, на обложке которого значилось “Тереза Аддерли”. На этом настоял сам Этфорд, хотя издатели пытались было сопротивляться. Но он заявил, что даже если он собирал и редактировал истории, написанные его пациенткой, их автором является она сама. В итоге, издатели сочли, что полоумная писательница - это даже хорошо для рекламы.
Когда первая книга Тесс стала бестселлером, они поняли, что не прогадали.
- Что же мне с тобой делать, Тесс? - пробормотал доктор Этфорд.
Вместо ответа ему под ноги упал очередной исписанный лист.
Вздохнув, он позвал врачей, которые должны были доставить Тесс в ее новый дом - что ж, глава Хиллтопа знаком Этфорду еще по университету, он обещал пересылать все писательские творения новой пациентки. Доктор Этфорд надеялся, что так и будет.
Или может, она все-таки перестанет слышать голоса, поднимет однажды голову от листов и, тряхнув своими каштановыми волосами, спросит, наконец, сколько же времени она провела, блуждая в тумане.
- Ты когда-нибудь видела, как умирают тени?
Бескровные губы Линетт искажались в гримасе - Тереза не сразу понимала, что это улыбка. Улыбка, которая и сама выглядела, как тень.
- Для тебя пели призраки? - продолжала Линетт. - Ты прислушивалась к их словам? Они поют о любви. И о смерти. О том, что нет ничего бесконечного.
Взяв последний из упавших листов, доктор Этфорд в очередной раз увидел имя Линнетт О’Коннор. Постоянная героиня рассказов Тесс. Интересно, где она взяла это имя? Может, услышала от кого-то из врачей, и подсознание трансформировало ее в персонажа?
Доктор Этфорд знал одну Линнетт О’Коннор. Но она умерла в Рейвенвуде лет пятнадцать назад.