Пять утра
На часах - пять утра.
Седой рассвет посеребрил город, одинокие машины изредка проносятся по пустынному проспекту за окном.
Ты стоишь у окна в расстегнутой рубашке, смотришь куда-то вверх и вдаль и медленно куришь. Сизый дым, извиваясь, улетает в приоткрытую форточку.
Зима, наконец-то вернулась и улицы, как и положено в феврале, укутаны снегом. Даже не верится, что еще месяц назад, в январе, была зеленая трава и даже начинали цвести деревья. Впрочем, в этом было, наверное, что-то судьбоносное. Так и слышытся (как в анонсе какого-нибудь пафосного фильма) - "Когда вместо зимы наступит весна, а в январе расцветут ирисы..." Хотя, ирисы тут в общем-то ни при чем. Я даже не знаю, что они значат на языке флористики. И вообще, что я привязалась к этим ирисам?
Ах, да, зима! Наверное, мы навсегда запомним, а потом будем рассказывать внукам - мы встретились, когда осень сменилась весной. Я помню рокот барабанов, какой-то первобытный танец и моя тень мечется по полу, следуя за звуком (волшебной!) флейты. Здесь почему-то на ум приходит город Гамель, он тоже ни при чем, ну его к ирисам. Это все сказки, сказки, сказки...
А теперь ты стоишь у окна, а я сижу на подоконнике, оперевшись подбородком о согнутые колени, и смотрю на тебя снизу вверх, а за окном снег и рассвет, и все встало на свои места. Зима - в феврале, ты - рядом.
И так - день за днем. Вернее, утро за утром.
"Сколько времени?" - спрашиваю я. А ты, не глядя на часы, отвечаешь: "Пять утра".
И нам тепло в этом рассвете, хоть в форточку и дует морозный ветерок и обнимает меня за спину. Я кутаюсь в шаль, что-то напеваю под нос. И мне уже совсем не страшно. Я хочу верить, что на наших часах всегда будет пять утра.
Седой рассвет посеребрил город, одинокие машины изредка проносятся по пустынному проспекту за окном.
Ты стоишь у окна в расстегнутой рубашке, смотришь куда-то вверх и вдаль и медленно куришь. Сизый дым, извиваясь, улетает в приоткрытую форточку.
Зима, наконец-то вернулась и улицы, как и положено в феврале, укутаны снегом. Даже не верится, что еще месяц назад, в январе, была зеленая трава и даже начинали цвести деревья. Впрочем, в этом было, наверное, что-то судьбоносное. Так и слышытся (как в анонсе какого-нибудь пафосного фильма) - "Когда вместо зимы наступит весна, а в январе расцветут ирисы..." Хотя, ирисы тут в общем-то ни при чем. Я даже не знаю, что они значат на языке флористики. И вообще, что я привязалась к этим ирисам?
Ах, да, зима! Наверное, мы навсегда запомним, а потом будем рассказывать внукам - мы встретились, когда осень сменилась весной. Я помню рокот барабанов, какой-то первобытный танец и моя тень мечется по полу, следуя за звуком (волшебной!) флейты. Здесь почему-то на ум приходит город Гамель, он тоже ни при чем, ну его к ирисам. Это все сказки, сказки, сказки...
А теперь ты стоишь у окна, а я сижу на подоконнике, оперевшись подбородком о согнутые колени, и смотрю на тебя снизу вверх, а за окном снег и рассвет, и все встало на свои места. Зима - в феврале, ты - рядом.
И так - день за днем. Вернее, утро за утром.
"Сколько времени?" - спрашиваю я. А ты, не глядя на часы, отвечаешь: "Пять утра".
И нам тепло в этом рассвете, хоть в форточку и дует морозный ветерок и обнимает меня за спину. Я кутаюсь в шаль, что-то напеваю под нос. И мне уже совсем не страшно. Я хочу верить, что на наших часах всегда будет пять утра.